Гнев, охвативший Фрэнка, превратился в раскаленное лезвие, отточенное не хуже кинжала убийцы, бередившего мучительные раны.
Голос инспектора Морелли вернул всех из транса, вызванного колдовским воздействием зла в его чистейшем виде.
— Тут что-то не так…
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, это впечатляет, но здесь нет безумия прежних убийств. Нет моря крови, нет бешенства. И положение трупа иное. Можно даже подумать, будто он… с уважением отнесся к жертве, вот что.
— Выходит, эта скотина способна испытывать жалость?
— Не знаю. Возможно, я сказал глупость, но именно такое у меня создалось впечатление, когда вошел сюда.
Фрэнк положил руку на плечо Морелли.
— Ты прав, здесь картина совсем иная, чем в предыдущих случаях. Не думаю, что ты сказал глупость. А если даже и так, то по сравнению с другими глупостями нынешней ночи, это сущий пустяк.
Они последний раз посмотрели на тело Григория Яцимина, воздушного танцовщика, cygnus olor, — так называли его критики во всем мире. Даже на смертном одре, чудовищно обезображенный, он выглядел грациозным, словно талант его был столь велик, что оставался нетленным и после смерти.
Куден вышел из комнаты, и все трое последовали за ним.
— Так что же? — спросил Юло, хотя и не питал никаких надежд.
Судебный врач пожал плечами.
— Ничего. Кроме изуродованного лица, а пользовались, я думаю, специальным инструментом, скорее всего скальпелем, — тут больше ничего нет. Уже в морге изучим раны на лице, хотя сразу видно, что работа выполнена весьма искусно.
— Да, у нашего друга теперь уже имеется некоторый опыт.
— Смерть вызвана выстрелом из огнестрельного оружия, произведенным с близкого расстояния. И тут я тоже пока могу только предполагать большой калибр, примерно девять миллиметров. Выстрел в сердце, смерть почти мгновенная. Судя по температуре тела, я бы сказал, она произошла часа два тому назад.
— Как раз когда мы теряли время на этого недоноска Стриккера, — прошипел Фрэнк.
Юло посмотрел на него, взглядом выражавшим согласие.
— Я все закончил, — сказал Куден, — так что можете забирать тело. Постараюсь поскорее передать вам результаты вскрытия.
Юло нисколько в этом не сомневался. Кудену, видимо, тоже насыпали перца на хвост. Но это ничто в сравнении с тем, что ожидало самого Юло.
— Хорошо, доктор. Спасибо. Удачи.
Судебный врач посмотрел на него, пытаясь понять, скрыта ли в его словах ирония, но обнаружил только усталый взгляд потерпевшего поражение человека.
— И вам удачи, комиссар.
Оба понимали, как она им необходима.
Врач удалился, и в дверях появились санитары, приехавшие за телом. Юло кивнул, они вошли в комнату и стали разворачивать мешок для перевозки трупов.
— Морелли, давайте поговорим с этим секретарем.
— А я посмотрю, что тут и как, — сказал Фрэнк.
Юло прошел вслед за Морелли по коридору направо от спальни. Квартира была четко разделена на две зоны — ночную и дневную. Прошли по комнатам, стены которых были увешаны памятными афишами выступлений несчастного хозяина дома. Секретарь Григория Яцимина сидел в кухне в обществе двух агентов.
Глаза красные, видимо, он плакал. Совсем еще юный, хрупкого сложения, с тонкой прозрачной кожей и русыми волосами. На столе перед ним лежала пачка бумажных салфеток и стакан с каким-то желтоватым напитком. Юло подумал, что это коньяк.
Увидев входящих, он поднялся.
— Я — комиссар Юло. Сидите, сидите, месье…
— Борис Девченко. Я секретарь Григория. Я…
Он говорил по-французски с сильным славянским акцентом. Слезы полились из его глаз, когда он опустился на стул. Он понурил голову и, не глядя, взял салфетку.
— Простите меня, но все это так ужасно…
Юло сел на стул перед ним.
— Незачем извиняться, месье Девченко. Успокойтесь. Постарайтесь успокоиться. Мне надо задать вам несколько вопросов.
Девченко вскинул лицо, залитое слезами.
— Это не я, месье комиссар. Меня тут не было. Я был с друзьями, меня все видели. Я любил Григория, я никогда не мог бы… не мог бы сделать что-либо подобное.
Юло проникся нескончаемой нежностью к этому мальчику. Морелли прав. Почти наверняка они были любовниками. Это не меняло отношения к нему. Любовь есть любовь в каждом из своих проявлений. Он не раз убеждался, что гомосексуалисты переживают любовные чувства так тонко и глубоко, как редко встретишь у людей традиционной ориентации.
Он улыбнулся ему.
— Не волнуйтесь, Борис, никто вас ни в чем не обвиняет. Я только хотел прояснить кое-какие моменты и понять, что же произошло здесь сегодня ночью, вот и все.
Борис Девченко, казалось, немного успокоился, поняв что его ни в чем не обвиняют.
— Вчера после обеда приехали друзья из Лондона. Должен был приехать и Питер Дарлинг, хореограф, но в последний момент он остался в Англии. Отца Билли Эллиота должен был танцевать Григорий, но когда его зрение резко ухудшилось…
Юло вспомнил, что видел этот фильм в летнем кинотеатре, вместе с Селин.
— Я встретил их в аэропорту, в Ницце. Мы приехали сюда и поужинали. Ужин я приготовил сам. Потом мы предложили Григорию пойти вместе с нами, но он не захотел. Он очень изменился после того, как его зрение сильно ослабло.
Борис посмотрел на комиссара, кивнувшего в знак того, что знает историю Григория Яцимина, облученного в Чернобыле и в результате полностью ослепшего. Его карьера прервалась, когда стало ясно, что он не может больше двигаться на сцене без посторонней помощи.
— Мы ушли, и он остался один. Может быть, если б мы остались, он был бы сейчас жив.
— Не надо слишком винить себя. От вас ничего не зависело.
Юло не стал подчеркивать, что останься Борис дома, вполне вероятно, сейчас было бы два трупа, а не один.
— Вы не заметили ничего особенного в последние дни? Какие-нибудь люди, с которыми он встречался слишком часто, странные телефонные звонки, какие-то необычные детали, что угодно…
Девченко был слишком безутешен, чтобы заметить отчаяние в голосе Юло.
— Нет, ничего. Я был целиком занят заботами о Григории. Ухаживать за слепым человеком чрезвычайно трудно.
— У вас есть прислуга?
— Постоянной нет. Одна женщина каждый день убирает квартиру, но она уходит к обеду.
Юло посмотрел на Морелли.
— Запишите ее имя, хотя уверен, это ничего не даст. Месье Девченко…
Тон комиссара смягчился, когда он обратился к юноше.
— Мы попросим вас проехать в управление полиции, чтобы подписать свидетельские показания и обязательство помочь в расследовании дела. Если б вы могли не покидать город, мы были бы вам весьма признательны.
— Конечно, комиссар. Все, что угодно, лишь бы убийца Григория заплатил за все.
Он говорил с таким чувством, что Юло уже не сомневался — окажись Борис дома, он рисковал бы своей жизнью, только бы спасти Григория Яцимина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Голос инспектора Морелли вернул всех из транса, вызванного колдовским воздействием зла в его чистейшем виде.
— Тут что-то не так…
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, это впечатляет, но здесь нет безумия прежних убийств. Нет моря крови, нет бешенства. И положение трупа иное. Можно даже подумать, будто он… с уважением отнесся к жертве, вот что.
— Выходит, эта скотина способна испытывать жалость?
— Не знаю. Возможно, я сказал глупость, но именно такое у меня создалось впечатление, когда вошел сюда.
Фрэнк положил руку на плечо Морелли.
— Ты прав, здесь картина совсем иная, чем в предыдущих случаях. Не думаю, что ты сказал глупость. А если даже и так, то по сравнению с другими глупостями нынешней ночи, это сущий пустяк.
Они последний раз посмотрели на тело Григория Яцимина, воздушного танцовщика, cygnus olor, — так называли его критики во всем мире. Даже на смертном одре, чудовищно обезображенный, он выглядел грациозным, словно талант его был столь велик, что оставался нетленным и после смерти.
Куден вышел из комнаты, и все трое последовали за ним.
— Так что же? — спросил Юло, хотя и не питал никаких надежд.
Судебный врач пожал плечами.
— Ничего. Кроме изуродованного лица, а пользовались, я думаю, специальным инструментом, скорее всего скальпелем, — тут больше ничего нет. Уже в морге изучим раны на лице, хотя сразу видно, что работа выполнена весьма искусно.
— Да, у нашего друга теперь уже имеется некоторый опыт.
— Смерть вызвана выстрелом из огнестрельного оружия, произведенным с близкого расстояния. И тут я тоже пока могу только предполагать большой калибр, примерно девять миллиметров. Выстрел в сердце, смерть почти мгновенная. Судя по температуре тела, я бы сказал, она произошла часа два тому назад.
— Как раз когда мы теряли время на этого недоноска Стриккера, — прошипел Фрэнк.
Юло посмотрел на него, взглядом выражавшим согласие.
— Я все закончил, — сказал Куден, — так что можете забирать тело. Постараюсь поскорее передать вам результаты вскрытия.
Юло нисколько в этом не сомневался. Кудену, видимо, тоже насыпали перца на хвост. Но это ничто в сравнении с тем, что ожидало самого Юло.
— Хорошо, доктор. Спасибо. Удачи.
Судебный врач посмотрел на него, пытаясь понять, скрыта ли в его словах ирония, но обнаружил только усталый взгляд потерпевшего поражение человека.
— И вам удачи, комиссар.
Оба понимали, как она им необходима.
Врач удалился, и в дверях появились санитары, приехавшие за телом. Юло кивнул, они вошли в комнату и стали разворачивать мешок для перевозки трупов.
— Морелли, давайте поговорим с этим секретарем.
— А я посмотрю, что тут и как, — сказал Фрэнк.
Юло прошел вслед за Морелли по коридору направо от спальни. Квартира была четко разделена на две зоны — ночную и дневную. Прошли по комнатам, стены которых были увешаны памятными афишами выступлений несчастного хозяина дома. Секретарь Григория Яцимина сидел в кухне в обществе двух агентов.
Глаза красные, видимо, он плакал. Совсем еще юный, хрупкого сложения, с тонкой прозрачной кожей и русыми волосами. На столе перед ним лежала пачка бумажных салфеток и стакан с каким-то желтоватым напитком. Юло подумал, что это коньяк.
Увидев входящих, он поднялся.
— Я — комиссар Юло. Сидите, сидите, месье…
— Борис Девченко. Я секретарь Григория. Я…
Он говорил по-французски с сильным славянским акцентом. Слезы полились из его глаз, когда он опустился на стул. Он понурил голову и, не глядя, взял салфетку.
— Простите меня, но все это так ужасно…
Юло сел на стул перед ним.
— Незачем извиняться, месье Девченко. Успокойтесь. Постарайтесь успокоиться. Мне надо задать вам несколько вопросов.
Девченко вскинул лицо, залитое слезами.
— Это не я, месье комиссар. Меня тут не было. Я был с друзьями, меня все видели. Я любил Григория, я никогда не мог бы… не мог бы сделать что-либо подобное.
Юло проникся нескончаемой нежностью к этому мальчику. Морелли прав. Почти наверняка они были любовниками. Это не меняло отношения к нему. Любовь есть любовь в каждом из своих проявлений. Он не раз убеждался, что гомосексуалисты переживают любовные чувства так тонко и глубоко, как редко встретишь у людей традиционной ориентации.
Он улыбнулся ему.
— Не волнуйтесь, Борис, никто вас ни в чем не обвиняет. Я только хотел прояснить кое-какие моменты и понять, что же произошло здесь сегодня ночью, вот и все.
Борис Девченко, казалось, немного успокоился, поняв что его ни в чем не обвиняют.
— Вчера после обеда приехали друзья из Лондона. Должен был приехать и Питер Дарлинг, хореограф, но в последний момент он остался в Англии. Отца Билли Эллиота должен был танцевать Григорий, но когда его зрение резко ухудшилось…
Юло вспомнил, что видел этот фильм в летнем кинотеатре, вместе с Селин.
— Я встретил их в аэропорту, в Ницце. Мы приехали сюда и поужинали. Ужин я приготовил сам. Потом мы предложили Григорию пойти вместе с нами, но он не захотел. Он очень изменился после того, как его зрение сильно ослабло.
Борис посмотрел на комиссара, кивнувшего в знак того, что знает историю Григория Яцимина, облученного в Чернобыле и в результате полностью ослепшего. Его карьера прервалась, когда стало ясно, что он не может больше двигаться на сцене без посторонней помощи.
— Мы ушли, и он остался один. Может быть, если б мы остались, он был бы сейчас жив.
— Не надо слишком винить себя. От вас ничего не зависело.
Юло не стал подчеркивать, что останься Борис дома, вполне вероятно, сейчас было бы два трупа, а не один.
— Вы не заметили ничего особенного в последние дни? Какие-нибудь люди, с которыми он встречался слишком часто, странные телефонные звонки, какие-то необычные детали, что угодно…
Девченко был слишком безутешен, чтобы заметить отчаяние в голосе Юло.
— Нет, ничего. Я был целиком занят заботами о Григории. Ухаживать за слепым человеком чрезвычайно трудно.
— У вас есть прислуга?
— Постоянной нет. Одна женщина каждый день убирает квартиру, но она уходит к обеду.
Юло посмотрел на Морелли.
— Запишите ее имя, хотя уверен, это ничего не даст. Месье Девченко…
Тон комиссара смягчился, когда он обратился к юноше.
— Мы попросим вас проехать в управление полиции, чтобы подписать свидетельские показания и обязательство помочь в расследовании дела. Если б вы могли не покидать город, мы были бы вам весьма признательны.
— Конечно, комиссар. Все, что угодно, лишь бы убийца Григория заплатил за все.
Он говорил с таким чувством, что Юло уже не сомневался — окажись Борис дома, он рисковал бы своей жизнью, только бы спасти Григория Яцимина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148