ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


И в это мгновение кофейню сотряс пьяный выкрик:
— Ваганское отродье!
Джем резко обернулся. Жак Бергроув ожил, но ничего, кроме хамства, произнести не сумел.
— Кто пустил сюда этого грязного подонка?
Молодой синемундирник стал пытаться утихомирить своего спутника, но это было безнадежное занятие. Пьяный поднялся и с возмущением тыкал пальцем в сторону смуглокожего Раджала:
— Я с-спрашиваю, кто пус-стил сюда этого грязного подонка? Раджал окаменел. Все посетители кофейни обернулись к нему.
Вебстер снова выбежал из-за стойки, но его опередил Джем.
— Убирайтесь, Бергроув, — негромко проговорил он.
Бергроув обернулся к нему.
— Нова Эмпстер! Ну-ну, жизнь полна неожиданностей, верно? Так он, стало быть, ваш, этот грязный размалеванный индюк?
— Я сказал: убирайтесь, — повторил Джем.
Пьяный скривился. Он и не подумал убраться. Приняв притворно задумчивый вид, он проговорил:
— Вот интересно, что бы Эмпстер сказал? Но знаешь, кого мне больше всех жалко? А больше всех мне жалко Чоки... Нет, ты послушай, это что же получается? Старик Чоки ночей не спит, все придумывает, как бы лучше тебя ублажить, и все напрасно, так? Оказывается, есть среди нас такие, кому подавай побольше грязи и извращений...
Он наверняка мог бы наговорить еще много, но Джем бросился к нему и отвесил ему пощечину, другую...
Бергроув покачнулся и повалился на пол.
Джем обернулся к молодому синемундирнику. Тот не знал, куда деваться от стыда.
— Отведите его домой, хорошо? Пусть проспится.
— Не трогай меня! — отмахнулся Бергроув от своего спутника. Он с трудом поднялся, сделал один неверный шаг, другой и принялся тыкать пальцем в Джема. Джем отступил, но пьяный приблизился к нему и, дыша перегаром, прошептал:
— Вы, сударь, меня... оскорбили.
Джем отвернулся, но Бергроув схватил его за плечо, развернул к себе и проревел:
— Я сказал: вы, сударь, меня оскорбили! И я требую сатисфакции!
Кофейня Вебстера огласилась охами и ахами. Джем побледнел и снова отвернулся от Бергроува, но тут позвучал знакомый голос:
— Он прав, Нова. Задета его честь. Это кодекс чести. Ведь хотя бы этому я успел тебя научить, верно?
— Пелл!
К Джему, отряхивая снег с шубы, шагнул Пеллем Пеллигрю.
— Только я собрался сказать, Нова, как рад, что нашел тебя до того, как ты успел вляпаться в какие-нибудь неприятности. А теперь готов сказать другое: удивительно, как ты не успел вляпаться в еще большие неприятности.

Часть третья
ЛИК В ЗЕРКАЛЕ
ГЛАВА 36
ТРИ ПИСЬМА
Милая Констанция, с нелегким сердцем отвечаю на твое последнее письмо. После стольких лет мне нет нужды признаваться в любви к тебе, ведь мы уже давно преодолели то время, когда любовь и дружба требуют подтверждений. А наша любовь — это прочнейшая нить, порвать которую не в силах никто, и эта нить вьется от твоего роскошного дома на берегу Риэля до этого обшарпанного особняка внутри стен Рэкса. О нет, этой связующей нити ничто не грозит.
Нет крепче в мире нити той,
Чем та, что мы сплели с тобой.
И все же не обижайся на меня, дорогая, если я упрекну тебя в жестокости.
Как же так? Как долго я томлюсь, словно узница, в глухой колонии, и столько времени я не видела письма от моей Констанции, а ведь твои письма — всегда такая радость для меня! О, когда я читаю твои письма, я как бы всюду бываю вместе с тобой — и в Главном храме, и в королевском тронном зале, и на балу в честь открытия сезона, и на твоем знаменитом празднике... Поверь, дорогая, было время, когда только в твоих письмах и находила отдохновение. Увы, тяжела жизнь супруги губернатора... Увы. Похоже, и это счастье отнято у твоей бедняжки
Мейзи. Ведь если моя Констанция впала в меланхолию, если сердце ее покинула радость, то как же она может пробудить радость в чужом сердце?
И все же даже в твоем последнем письме порой я находила не только боль. Словно волна прилива, обнимали меня воспоминания, и на глаза наворачивались слезы радости. И тогда, дорогая моя подруга, я вновь видела нас такими, какими мы были в пору девичества, когда мы переправлялись через Риэль — ведь это было в те годы, когда еще не было моста Регента, — а потом резвились среди маргариток и нарциссов в тех местах, где теперь стоят виллы квартала Оллон-Квинталь. О да, дорогая моя, бывали мгновения (они вспоминаются так ярко, что кажутся явью), когда мне казалось, что мы с тобой вновь девочки, что вся жизнь впереди. Но вскоре моя радость сменилась печалью, и я поняла, что все это — лишь иллюзия, что на самом деле мне никогда не вернуться в прошлое, в те места, что и теперь купаются в лучах золотого солнца, где по-прежнему воздух сладок и свеж, где меня звали Мейзи Тарфут, а тебя — Коней Грейс.
Это наша общая печаль. И все же, дорогая, я должна упрекнуть тебя в жестокости. Жить нам осталось не так много, и хотя ты в отличие от своей подруги Мейзи лишилась лучшего из супругов, разве ты не прожила жизнь, которой позавидовала бы любая женщина? Когда будет написана история нашего времени, разве еще какая-то женщина, кроме королевы, конечно, займет в ней более достойное место? Будучи супругой губернатора, моя дорогая, уж ты мне поверь, я имею возможность встречаться со множеством высокопоставленных особ. Я всегда стараюсь выпытать у них как можно больше о жизни в Агондоне. То и дело мне приходится выслушивать о твоих победах и достижениях. Так что позволь мне заверить тебя в том, что проходит вовсе не твоя слава, проходит всего-навсего время.
Мы немолоды, Констанция, но ты прожила великую жизнь. Неужели для сравнения ты не можешь вспомнить о своей Мейзи, запертой в Рэксе? Я живу во дворце, но пусть это название не обманывает тебя. Некогда тут обитали монархи, но нынче этот губернаторский дворец — просто лачуга в сравнении с особняком леди Чем-Черинг, уверяю тебя! Подумай о той провинциальной — нет, колониальной! — жизни, которую я влачу, и в которой вульгарность колонистов уступает только тупости местных жителей, и в которой единственной радостью служит приезд людей из далекого центра империи. Боюсь, подобное прозябание ты даже не в состоянии себе вообразить — ты, та, которую когда-то называли Великой Чем!
И потому, пожалуй, бесполезно рассказывать тебе о моих новых горестях. Содрогнешься ли ты хоть на миг в своей роскошной гостиной, читая это письмо, при мысли о том, что в Зензане снова назревает война? Молюсь о том, милая Констанция, чтобы твое сердце еще не очерствело настолько, что в нем не осталось жалости к бедняжке Мейзи. А бедняжка Мейзи смотрит из окна на поля Аджля, что лежат за городскими стенами. И думает о том, что скоро, уже очень скоро они обагрятся кровью.
Было время (тебе, дорогая, я могу в этом признаться), когда я мечтала о том, чтобы мой Мишан был не таким отчаянным храбрецом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167