— И я, — промурлыкал ветер, — и звезды, и небо, и Огонь, и Вода, и Земля, все мы пойдем за тобой до Последних Врат.
Темное небо над Медовым Островом прорезал первый слабый луч грядущего дня — дня, в котором возродится надежда.
— Я должен успеть до того, как разум возобладает над чувствами, — прошептал Гвидион.
Теперь, когда он знал, что нужно делать, Гвидион больше не ощущал себя несчастным и одиноким. А Она? Ну что ж, Она была, есть и будет. Во всяком случае, можно быть уверенным в том, что Она не будет мешать ему.
Гвидион обладал той холодной объективностью, которая свойственна людям, несклонным обманываться несбыточными надеждами. Он мог заглянуть в будущее не только с помощью магии и прозрения, логика и опыт подсказывали ему дальнейшее развитие событий и редко обманывали его. Но сейчас он не позволил себе даже обдумывать свой путь. Ему, как и многим другим жрецам, приходилось странствовать по Иным Мирам и даже спускаться в Нижний Мир к Балору. Он понимал, что это путешествие будет особенно опасным. Так далеко заходили немногие, а возвращались и того меньше. Но не ему, не ему бояться Иных Миров. Сейчас, когда родилась надежда, вернется и Сила.
Горная цепь Медового Острова, называемая Хребтовиной, скрывает в себе немало тайн. В узких ущельях укрываются дикие люди и разбойники, непроходимые леса хранят сокровища древних святилищ, в речных долинах расположены деревни и городища, на горных склонах высятся неприступные крепости. Поэннин — древнее королевство Медового Острова — надежно укрыто от непрошеных гостей непроходимыми болотами и охраняемыми горными проходами. Старая Поэннинская крепость, многолюдная прежде, теперь заброшена. Король Медового Острова, его свита и многочисленное войско перебрались в более удобные и современные крепости на юге Острова. Лишь пещерная часть Поэннинского замка, что была выдолблена в каменной толще горы много столетий назад древними жителями, все еще обитаема. Здесь, укрытый от любопытных глаз, живет усталый маг, Верховный Друид Медового Острова — Гвидион.
В пещерах Поэннинского замка было холодно. Огонь в очаге почти угас, бревна тлели, вспыхивая красными точками, язычки пламени едва подрагивали от слабого движения воздуха, сквозящего по пещерам. Но Инир позабыл про угасающий очаг, его внимание было полностью поглощено необычными изменениями в поведении Гвидиона.
Инир в ужасе взирал на своего учителя, расхаживающего по пещере. Глаза мага горели, словно у одержимого. Вся душа этого человека была в его глазах. По ним Инир всегда судил о настроении повелителя. Когда они были светлы и почти прозрачны, Инир знал, что Гвидион в добром расположении духа. Когда глаза сверкали, как молнии, — Гвидион сердился. Когда же глаза были черны, говорят, смотрящий в них мог умереть от ужаса. Но сам Инир такого еще не видел и надеялся, что не увидит никогда.
Инир сидел в углу, присмирев, опасливо поглядывая на мага. Сейчас лучше не попадаться ему на глаза. Редко он бывает так возбужден, что даже разговаривает сам с собой.
— Я должен действовать быстро, — говорил Гвидион. Зная, что учитель обращается не к нему, Инир молчал, лишь смотрел, как вздымаются полы его плаща, когда маг, дойдя до стены, резко разворачивался назад. Время от времени маг выхватывал из раскрытых сундуков какой-нибудь предмет и швырял его на стол. На обшарпанной дубовой столешнице уже лежала груда самых разных вещей. Инир неодобрительно рассматривал ее, особенно ему не нравился меч — старый бронзовый меч с витой рукоятью без гарды. Этот меч Инир видел в хранилище Гвидиона и знал, что принадлежал он когда-то еще древним королям, правившим в Поэннине.
Иниру приходилось видеть, как сражается Гвидион-воин. Был маг ростом чуть выше среднего, изящен и ловок, к тому же достаточно силен, ибо проводил немало времени в военных упражнениях. Инир не сомневался, маг справится с любым противником здесь, на земле. Но старинный бронзовый меч предназначался для иных битв, не с живыми людьми.
— Инир, мальчик мой, собери меня в Путь. Инир, потрясенный неожиданной мягкостью в голосе учителя, выполз из своего угла и, осмелев, сказал:
— Не делай этого, учитель, это ошибка. Ты не должен спускаться в Нижний Мир. Ты нарушишь правила, собьешься с пути. Ты будешь долго расплачиваться за этот поступок.
— Я знаю, — вздохнул Гвидион. — Но я должен идти. Я обещал отпустить его, а вместо этого обрек его на еще большие страдания, на вечный плен.
— Какое дело тебе до простых людей. Великий? Тебе ли заниматься спасением их душ? Твоя привязанность к нему — лишь временная слабость человека, в обличий которого тебе приходится жить.
— И это говоришь мне ты, Инир, ты, человек, упрекаешь меня за человеческую жалость? Ну, я понимаю, когда так говорят иные создания. Но в твоем сердце, Инир, живет милосердие.
— Я знаю, учитель, мне, правда, очень жаль твоего брата. Но тебя я люблю больше. Не губи себя, забудь о нем. Когда-нибудь он искупит свои ошибки и вернется в Мир.
— Знаешь ли ты, Инир, когда наступит это «когда-нибудь»?
— Не скоро, — Инир вздохнул и потупился.
— Это «не скоро» наступит через десятки тысяч лет, подумай. Представь себе каждое мгновение, одно за другим, складывающееся в дни, а дни — в месяцы, те — в годы, столетия, тысячелетия и так до бесконечности. Вечная мука небытия. Каким он вернется? Я ответствен за него, его ошибки — мои ошибки, его вина — моя вина вдвойне, потому что он платит лишь за свою слабость и неведение, я же осознанно привел его на этот путь.
— Разве есть твоя вина в том, что сотворил ваш отец? Не ты разбудил древнее зло, не ты привел в мир Зверя Фоморов, не ты пытался впустить в наш мир демонов Нижнего Мира, Балора и его полчища.
— Но я помогал Зверю. Сначала я пытался приручить его и защищал — он слушался меня одного. Потом, когда я решил освободить своего брата от власти Зверя, разве не я провел Обряд?
— Но, учитель, тебе никто не позволит вмешиваться в провидение, тебе не изменить пути, ты же знаешь.
— Знаю, это же мне твердил Всадник. Смотри, ты скоро постигнешь его мудрость, — Гвидион усмехнулся, — но твоя мудрость должна превосходить его. Ведь Всадник — лишь Предводитель Дикой Охоты, ты же — ученик Величайшего Мага!
Инир зарделся, не уловив насмешки в голосе друида, а лишь поняв намек на свою недостаточную прозорливость. Но в чем он ошибся, Инир никак не мог понять, а потому не выдержал и спросил:
— Не может быть, чтобы ты, мой мудрый учитель, поддавшись зову родной крови, бросился на спасение брата, не имея надежды его спасти. У тебя, конечно, есть какой-то козырь, но я никак не могу сообразить, какой.
— Ну же, мудрейший Инир, самый мудрейший после наимудрейшего, — насмешливо произнес Гвидион, — мы с тобой столько говорили об этом, неужто ты не можешь сообразить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120