Нет никакого сомнения, вы ведь были первым лауреатом этой стипендии в истории колледжа?
Леви промолчал.
– Наверное, и заявку первым подали.
Леви ничего не ответил.
Бизенталь дал ему помолчать некоторое время, потом осторожно спросил:
– Почему вы в Колумбийском университете, Леви?
– Да так уж получилось, – промямлил Леви.
– Да нет, не так уж получилось, Леви. Я вам скажу, почему вы здесь. Потому что ваш отец тоже был стипендиатом Родса, учился в том же глухом местечке в Огайо и тоже приехал сюда писать докторскую. В романе про Джеймса Бонда есть такие строки, Леви: «В первый раз это случайность, во второй – совпадение, в третий – вражеские действия».
Леви обильно вспотел. Если я еще раз прибегу на занятия, он меня просто выгонит, пытался он внушить себе, но ничего не получалось, потому что теперь он потел не из-за пробежки.
– Раздел о сенаторе Маккарти – главный в вашей диссертации, так?
– Так.
– Неразумно, Леви.
– Это всего лишь диссертация, профессор.
– У вас не получится идти по стопам отца, как ни прискорбно. Может, вы и оставите большой след в науке, но это будет ваш след, не его.
– Ладно. Я здесь... вы ведь правду хотите. Я скажу вам правду: я здесь потому, что здесь мне дали большую стипендию, и все. Нет у меня никакой такой высокой программы, ничего подобного.
– Хорошо. Времени прошло очень много, и вам не удастся реабилитировать его.
– Это я знаю. Отца не надо реабилитировать: он был невиновен.
4
В Лондоне у Сциллы никогда не шли дела нормально. Не потому, что ему не нравился этот город. Когда Сцилла приехал в Лондон впервые, он как-то сразу понял, что его дом должен быть здесь. За десять лет привязанность эта только возросла, тогда ему было всего лишь двадцать.
Когда ему стало тридцать, в Лондоне он встретил и очень привязался к Джейни. В этом и крылась причина. Теперь, как бы ни была важна его работа, он не мог сосредоточиться на ней должным образом. Сцилла поддерживал отношения с Джейни уже пять лет, и все шло пока отлично, по крайней мере для Сциллы.
Этим вечером он прогуливался после ужина по Маунт-стрит, разглядывал витрины, думал о Джейни, запел «Туманный день в Лондон-тауне» вслух. Он спохватился прежде, чем успел увлечься пением. Никто не услышал его серенад, но все же это говорило о том, что его внимание рассеивается, так нельзя работать, запросто можно отправиться на тот свет.
Сцилла взглянул на, часы: полчетвертого утра. Было чертовски холодно, стоял сентябрь. Сцилла подышал на ладони, поднял и запахнул поплотнее воротник пальто, сшитого на военный лад. Он купил его много лет назад, в фешенебельном лондонском магазине «Берберриз», знал, что оно старомодное, но пошли они все к черту.
Сцилла спокойно сидел и ждал. К ожиданиям как-то привыкаешь. Он не любил ждать, но иногда полезно заставить человека посидеть, он начинает психовать. Сцилла не любил опаздывать и так же не любил, когда заставляли ждать его. Но нервничать в таких случаях он себе не позволял. Они выжидают, чтобы получить преимущество. Когда они появятся, ему надо понервничать и даже вызвать тревогу – пускай думают, что получили свое преимущество. И как только они это подумают, преимущество сразу будет у него. Это и делало Сциллу неуязвимым: он ничего не упускал.
По крайней мере, когда сам вел игру. Но в Лондоне все было как-то не так. Он был уязвим в Лондоне, хотя пока еще никто не использовал эту его уязвимость себе на пользу.
Три тридцать пять.
Сцилла посмотрел сквозь темную зелень Кенсингтона на мемориал принца Альберта. Какой грандиозный памятник дурному вкусу. Вообще-то он нравился Сцилле, но не сейчас, когда приходится морозить зад в эту чертову ночь, да еще в таком дурацком деле.
Ранее в этот день он предложил чужой спецслужбе чертежи центральной секции «хитрой бомбы», о которой в эти дни грезили вояки всего мира: бомба планировала, пока не находила заданную цель, и только тогда падала. А дело было таким дурацким оттого, что у той спецслужбы уже имелись чертежи этой части, но они не хотели признать это, поэтому им придется ломать комедию и покупать их. Все это до тошноты напоминало книгу «1984-й год».
Шаги.
Сцилла оторвал взгляд от мемориала Альберта и уставился на пустую скамейку напротив, через дорожку. Наступила самая идиотская часть дела. Как бы долго ни играл Сцилла в эти игры, он не мог сдержать детское желание захихикать, когда наступало время обменяться паролями. Боже милостивый, ну кто еще будет встречаться на скамейках парка в 3.39 утра?
Можно не отвечать.
Приятного вида девушка села напротив него. Вот это было странно. Они поручили дело такой, казалось бы, важности очень нервной девице. Нет, выглядела она вполне спокойной, и дилетант решил бы, что она вполне уравновешена. Но Сцилла чувствовал, как трепыхается ее сердчишко.
Она протянула ему пачку сигарет. Сцилла покачал головой.
– Боюсь рака.
Бог ты мой, вот и опять внутри его клокотал смех. А что, если бы он не сказал «боюсь рака»? Что, если бы он ответил: «Извини, красотка, не курю?» Ушла бы она или нет? Конечно, нет. Он сидел там, где должен был сидеть, в условленное время. Какой идиотизм. Если он когда-нибудь доберется до власти, первым его актом будет отмена паролей.
Она закурила сигарету.
– Трудно отделаться от привычки.
– Иначе это бы не было привычкой, – сказал Сцилла. И после этого с облегчением вздохнул. По крайней мере с идиотизмом покончено. Она курила, глубоко затягиваясь.
– Вы – Сцилла, – наконец сказала она.
Ну, Бог ты мой, после всего-то, кто же еще? Ее неопытность начинала злить его. Слишком многое он повидал, чтобы иметь дело с дураками и девчонками. Он не ответил, лишь кивнул.
– Я надеялась встретить женщину.
А я мужчину, чуть не ответил Сцилла, и это было правдой, так что он, естественно, промолчал.
– Сциллой ведь звали какую-то женщину-чудовище?
– Сциллой называли скалу. Скалу около водоворота. Водоворот назывался Харибда.
– И что, вы тоже скала?
Да. Был, в лучшие свои дни. Сцилла не ответил. Он понял, что она ходит вокруг да около. Но не понял почему: из-за неопытности или по другой причине.
– Мне поручили передать вам, что цена слишком высока.
– А вам не поручили поторговаться? – Она и вправду была хороша и очень изящна. Сцилла представил себе ее упругое тело.
Она кивнула.
– Конечно, поручили.
– Ну так что же вы, Бога ради, торгуйтесь, выдвигайте встречное предложение, так ведь положено – торговаться.
– Конечно, – она опять кивнула.
Ей очень страшно сидеть здесь, она не может даже скрыть это, хотя старается, будто кто-то собрался убить ее. И тут его мозг запоздало пришел к заключению: не ее, нет – это тебя кто-то собирается убить.
И если везение – часть замысла, то можно сказать, что ему повезло:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Леви промолчал.
– Наверное, и заявку первым подали.
Леви ничего не ответил.
Бизенталь дал ему помолчать некоторое время, потом осторожно спросил:
– Почему вы в Колумбийском университете, Леви?
– Да так уж получилось, – промямлил Леви.
– Да нет, не так уж получилось, Леви. Я вам скажу, почему вы здесь. Потому что ваш отец тоже был стипендиатом Родса, учился в том же глухом местечке в Огайо и тоже приехал сюда писать докторскую. В романе про Джеймса Бонда есть такие строки, Леви: «В первый раз это случайность, во второй – совпадение, в третий – вражеские действия».
Леви обильно вспотел. Если я еще раз прибегу на занятия, он меня просто выгонит, пытался он внушить себе, но ничего не получалось, потому что теперь он потел не из-за пробежки.
– Раздел о сенаторе Маккарти – главный в вашей диссертации, так?
– Так.
– Неразумно, Леви.
– Это всего лишь диссертация, профессор.
– У вас не получится идти по стопам отца, как ни прискорбно. Может, вы и оставите большой след в науке, но это будет ваш след, не его.
– Ладно. Я здесь... вы ведь правду хотите. Я скажу вам правду: я здесь потому, что здесь мне дали большую стипендию, и все. Нет у меня никакой такой высокой программы, ничего подобного.
– Хорошо. Времени прошло очень много, и вам не удастся реабилитировать его.
– Это я знаю. Отца не надо реабилитировать: он был невиновен.
4
В Лондоне у Сциллы никогда не шли дела нормально. Не потому, что ему не нравился этот город. Когда Сцилла приехал в Лондон впервые, он как-то сразу понял, что его дом должен быть здесь. За десять лет привязанность эта только возросла, тогда ему было всего лишь двадцать.
Когда ему стало тридцать, в Лондоне он встретил и очень привязался к Джейни. В этом и крылась причина. Теперь, как бы ни была важна его работа, он не мог сосредоточиться на ней должным образом. Сцилла поддерживал отношения с Джейни уже пять лет, и все шло пока отлично, по крайней мере для Сциллы.
Этим вечером он прогуливался после ужина по Маунт-стрит, разглядывал витрины, думал о Джейни, запел «Туманный день в Лондон-тауне» вслух. Он спохватился прежде, чем успел увлечься пением. Никто не услышал его серенад, но все же это говорило о том, что его внимание рассеивается, так нельзя работать, запросто можно отправиться на тот свет.
Сцилла взглянул на, часы: полчетвертого утра. Было чертовски холодно, стоял сентябрь. Сцилла подышал на ладони, поднял и запахнул поплотнее воротник пальто, сшитого на военный лад. Он купил его много лет назад, в фешенебельном лондонском магазине «Берберриз», знал, что оно старомодное, но пошли они все к черту.
Сцилла спокойно сидел и ждал. К ожиданиям как-то привыкаешь. Он не любил ждать, но иногда полезно заставить человека посидеть, он начинает психовать. Сцилла не любил опаздывать и так же не любил, когда заставляли ждать его. Но нервничать в таких случаях он себе не позволял. Они выжидают, чтобы получить преимущество. Когда они появятся, ему надо понервничать и даже вызвать тревогу – пускай думают, что получили свое преимущество. И как только они это подумают, преимущество сразу будет у него. Это и делало Сциллу неуязвимым: он ничего не упускал.
По крайней мере, когда сам вел игру. Но в Лондоне все было как-то не так. Он был уязвим в Лондоне, хотя пока еще никто не использовал эту его уязвимость себе на пользу.
Три тридцать пять.
Сцилла посмотрел сквозь темную зелень Кенсингтона на мемориал принца Альберта. Какой грандиозный памятник дурному вкусу. Вообще-то он нравился Сцилле, но не сейчас, когда приходится морозить зад в эту чертову ночь, да еще в таком дурацком деле.
Ранее в этот день он предложил чужой спецслужбе чертежи центральной секции «хитрой бомбы», о которой в эти дни грезили вояки всего мира: бомба планировала, пока не находила заданную цель, и только тогда падала. А дело было таким дурацким оттого, что у той спецслужбы уже имелись чертежи этой части, но они не хотели признать это, поэтому им придется ломать комедию и покупать их. Все это до тошноты напоминало книгу «1984-й год».
Шаги.
Сцилла оторвал взгляд от мемориала Альберта и уставился на пустую скамейку напротив, через дорожку. Наступила самая идиотская часть дела. Как бы долго ни играл Сцилла в эти игры, он не мог сдержать детское желание захихикать, когда наступало время обменяться паролями. Боже милостивый, ну кто еще будет встречаться на скамейках парка в 3.39 утра?
Можно не отвечать.
Приятного вида девушка села напротив него. Вот это было странно. Они поручили дело такой, казалось бы, важности очень нервной девице. Нет, выглядела она вполне спокойной, и дилетант решил бы, что она вполне уравновешена. Но Сцилла чувствовал, как трепыхается ее сердчишко.
Она протянула ему пачку сигарет. Сцилла покачал головой.
– Боюсь рака.
Бог ты мой, вот и опять внутри его клокотал смех. А что, если бы он не сказал «боюсь рака»? Что, если бы он ответил: «Извини, красотка, не курю?» Ушла бы она или нет? Конечно, нет. Он сидел там, где должен был сидеть, в условленное время. Какой идиотизм. Если он когда-нибудь доберется до власти, первым его актом будет отмена паролей.
Она закурила сигарету.
– Трудно отделаться от привычки.
– Иначе это бы не было привычкой, – сказал Сцилла. И после этого с облегчением вздохнул. По крайней мере с идиотизмом покончено. Она курила, глубоко затягиваясь.
– Вы – Сцилла, – наконец сказала она.
Ну, Бог ты мой, после всего-то, кто же еще? Ее неопытность начинала злить его. Слишком многое он повидал, чтобы иметь дело с дураками и девчонками. Он не ответил, лишь кивнул.
– Я надеялась встретить женщину.
А я мужчину, чуть не ответил Сцилла, и это было правдой, так что он, естественно, промолчал.
– Сциллой ведь звали какую-то женщину-чудовище?
– Сциллой называли скалу. Скалу около водоворота. Водоворот назывался Харибда.
– И что, вы тоже скала?
Да. Был, в лучшие свои дни. Сцилла не ответил. Он понял, что она ходит вокруг да около. Но не понял почему: из-за неопытности или по другой причине.
– Мне поручили передать вам, что цена слишком высока.
– А вам не поручили поторговаться? – Она и вправду была хороша и очень изящна. Сцилла представил себе ее упругое тело.
Она кивнула.
– Конечно, поручили.
– Ну так что же вы, Бога ради, торгуйтесь, выдвигайте встречное предложение, так ведь положено – торговаться.
– Конечно, – она опять кивнула.
Ей очень страшно сидеть здесь, она не может даже скрыть это, хотя старается, будто кто-то собрался убить ее. И тут его мозг запоздало пришел к заключению: не ее, нет – это тебя кто-то собирается убить.
И если везение – часть замысла, то можно сказать, что ему повезло:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51