— Я тоже. Прекрасно побывать там в юности, — она улыбнулась. — Я была предоставлена самой себе, папа...
Она горестно вздохнула.
— Я провела год в Швеции, училась в шведской школе-интернате. Швеция — это опыт рассудительности. Нейтралитет, граничащий с безразличием, и в каждой семье армейский пулемет под кроватью главы семейства.
— Сколько тебе было, когда они удочерили тебя?
— Не меньше четырех — по крайней мере мы так считали. В Сайгоне в шестьдесят седьмом весь центр был в руинах. У монахинь была вера, но не было картотеки. Папа рассказывал, что когда они с мамой пришли в сиротский приют, то заметили ребенка, который стоял в стороне, сжимая кулаки.
Я была очень зла на него, у меня не было причин злиться на него, просто он был... Я никогда не могла забыть, что он, и мама тоже, хотя она оставила управление сразу после того, как они взяли меня, я имею в виду... что ЦРУ, черт возьми, что они начали войну, которая убила моих... моих настоящих родителей!
— Каждый несет свою долю ответственности...
— Я понимаю это, — сказала она. — Но то, что ты понимаешь умом, и то, что ты чувствуешь сердцем, и то, что по ночам нашептывает твой шкаф... это все приводит к такой путанице. Особенно когда ты молод. Ты можешь много всякого натворить. Наговорить всякой чепухи.
Она высморкалась в салфетку. Джон потягивал свой бурбон, давая Фонг отдохнуть от его внимательного взгляда.
— Он когда-нибудь рассказывал обо мне? — спросила она.
— Он никогда не терял бдительности, — сказал Джон, наблюдая за ней.
— Лучший комплимент для шпиона. Вы обожаете из всего делать секреты. Даже в США он оставался бульдогом-оперативником. А как насчет тебя? — помолчав, спросила она.
— Представитель при конгрессе, — ответил Джон.
— Думаешь, ФЛ купится на твою легенду? Мне нужна она. Мне нужно ее доверие.
— Я работал в оперативном отделе, — признался Джон.
— Политический консультант? Военный атташе? Шофер?
«Поступай по отношению к другим так, как ты хочешь, чтобы они поступали по отношению к тебе» — так всегда говорила его мать. Умение придумывать правдоподобную ложь было его профессиональной привычкой.
Правда. Ей необходима правда.
— Я был БП, — признался он. — Без официального прикрытия. Никак не связан с посольством. Шефы в центре знали, где я нахожусь, но во время выполнения задания я ни с кем не поддерживал контакта.
— Где ты бывал?
— Твой папа когда-нибудь рассказывал тебе, где и с каким заданием он был?
— Напрямую никогда. А теперь уже и не расскажет. Пожалуйста, — сказала она. — Я не выношу вежливой болтовни, я не хочу выслушивать ложь... На сегодня достаточно моих воспоминаний. Лучше расскажи что-нибудь о себе, чтобы скоротать время.
— На втором году обучения в колледже, — сказал Джон, — я увлекся изучением китайского и вступил в Американское общество будущих политиков. Они привезли нас в Вашингтон — три месяца в штате у сенатора, три месяца на стороне Белого дома. Мне понравился процесс осуществления власти, захотелось работать на переднем крае. К тому же мне надоела школа, хотелось...
— Спасти мир?
— Что-то вроде.
— Ну, за последние десятилетия этим никого не удивишь, — заметила она.
— Приятно услышать лестные слова в свой адрес.
Впервые он увидел ее улыбку.
— Ты не проходил подготовки на их базе?
— Нет. А чем ты занимаешься в Чикаго?
— Так, ничего важного, — сказала она.
— Я что-то сомневаюсь.
Она поглядела на него. Допила свой скотч. Джон подал знак официанту повторить, и она не протестовала.
— В Чикаго, — сказала она, — я работаю редактором в «Легал таймс», газете, ориентированной на юристов. В Сан-Франциско я год преподавала в школе, боролась против влияния телевидения на сердца и умы подрастающего поколения. Проиграла. В Цинциннати работала секретарем в одной юридической конторе. В Нью-Йорке — рецензентом в издательстве.
— Да, достаточно перемещений за не такой уж большой срок.
— Я уезжаю, когда чувствую, что пришло время. Где тебя готовили?
— Почему ты думаешь, что я должен тебе это рассказывать?
— Потому, что я здесь.
Официант принес их выпивку.
— Не отговаривайся тем, что ты пьян, — сказала она, потягивая свой скотч. — Расскажи мне об этом. Он действительно... Это действительно был несчастный случай?
Смотри ей прямо в глаза.
— Насколько мне известно, да.
— Ты мог спасти его?
Вот он, этот вопрос, жестокий и оправданный.
— Я задавал себе этот вопрос тысячу раз, — ответил Джон. — Нет, не мог.
Она отвела глаза в сторону. Сказала:
— Я разговаривала с ним в воскресенье.
— Что он говорил?
Она прошептала:
— Что любит меня.
Она прижала кулак ко лбу, закрыла глаза. Ни одна слезинка не упала на белую скатерть стола, не разбавила ее скотч.
— Что он любит меня, — сказала она минуту спустя, глядя прямо на Джона. Ее голос был ровным и спокойным.
— В каком состоянии он был?
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— У него все было в порядке? Он был счастлив?
— Ты встречался с ним каждый день, — напомнила она. — Кому это лучше знать, как не тебе?
— Я знал его в основном по работе, — сказал Джон. — Он выглядел уставшим.
— Он сказал, что много работает. Вечерами. В выходные.
— Над чем?
— Тебя интересует, не забыл ли он о бдительности? Не стал ли делиться со мной секретами компании по открытой линии? Если ты...
— Нет.
— ...что-то пытаешься выловить, то, черт возьми, здесь ты ничего не найдешь. Уверена, черт меня подери, что мой отец всегда был верен и делал все для того, чтобы каждый чертов Мэтьюс независимо оттого, что за кровь течет в его жилах, был верен и...
Повышенные тона, на которые она перешла, стали привлекать взгляды присутствовавших. Она заметила это и сразу стихла. Принялась рассматривать белую скатерть.
— Извини, — сказала она. — Я...
— Ты поступила самым лучшим из всех возможных способов.
— Надеюсь, — прошептала она. — Это то, чего он всегда требовал.
Какое-то время они молча выпивали.
— Он звонил мне из автомата, — заметила она. — Почему?
— Могло быть множество причин.
— Что случилось с фотографиями? — задала она следующий вопрос. — Дом выглядит так, как будто его не раз перетряхнули.
— Где ты нахваталась такой терминологии?
— Мои родители не могли скрыть все свои секреты, — ответила она. — Почему он снял все мои фотографии? Округ Колумбия — это ведь не иностранный форпост, где «плохой Джо» может перетрясти твои веши в поисках компромата. Черт, ведь «плохой Джо» умер вместе с Берлинской стеной!
— "Плохие Джо" всегда найдутся, — философски заметил Джон.
— Кто они, эти «плохие Джо», в случае с моим отцом?
— Я не знаю, — сказал Джон. — Он когда-нибудь говорил об этом?
— Он говорил, что не видел меня с Рождества. — Она покачала головой и улыбнулась во второй раз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90