— Так что, считай, нам повезло.
Зеленые пригороды Мэриленда остались позади. Они въехали в сумрачный каньон городских улиц.
— Да, в некотором смысле нам повезло, — откликнулся его спутник.
У пассажира было умиротворенное лицо. Короткие темные волосы, острые скулы, шрам полумесяцем у левого виска, прозрачные серые глаза. Его звали Джон Лэнг.
Они остановились на красный свет. Из радиоприемника доносился голос диктора, бодро перечислявшего новости: голод в Африке, вылазки неонацистов в Германии, рейтинг президента, на Уолл-Стрит выразили озабоченность.
— Все-таки, — продолжал водитель, — большая удача, что мы добились этого. Все эти месяцы ты не обращал на это никакого внимания.
— Я не пропускал ни слова из того, что ты говорил.
— Да, но ты не стремился вникнуть в суть дела! — Водитель явно нервничал.
Водителя звали Фрэнк Мэтьюс, ему было пятьдесят семь лет, Джону — тридцать пять. На Джоне был серый твидовый костюм, темная рубашка и серый шелковый галстук из Бангкока. Его плащ лежал на заднем сиденье. Он был высок, поджар. В этой помятой белой «тойоте» он сидел расслабившись, без малейшего напряжения.
Стрелка левого поворота на светофоре переключилась на зеленый.
Они миновали квартал особняков с опрятными газонами, обогнали синий микроавтобус, управляемый мамашей, которая, отвернувшись, что-то выговаривала сидящему рядом ребенку.
Водитель «тойоты» разразился резким кашлем.
— Опять начал курить? — поинтересовался Джон.
— Я не самоубийца.
— Тогда пристегни ремень.
— Проклятый ремень душит меня. — Фрэнк опять глянул в зеркало заднего обзора.
Они обгоняли оранжевую громыхающую машину, чистившую дорогу. Поднимаемая ею пыль просачивалась даже сквозь закрытые окна машины.
Фрэнк облизнул губы.
— Жаль, что этим утром я запоздал.
Джон пожал плечами.
— Все о'кей. Нам ведь не надо отмечаться, приходя на работу.
— Да, — согласился Фрэнк, выезжая на Милитари-роуд. — Мы уже отмечены этой чертовой работой.
Позади из облака пыли материализовался мотоцикл с затемненным лобовым стеклом.
— К тому же, — заметил Фрэнк, — возможно, сегодня мне придется на какое-то время покинуть офис.
Джон дипломатично удержался от вопроса, что означает это «к тому же». Милитари-роуд огибала Рок-Крейк-парк. Деревья еще не успели зазеленеть, за ними виднелись жилые кварталы, на травяных лужайках сиротливо стояли футбольные ворота без сеток.
— Как провел вечер? — лениво поинтересовался Фрэнк.
— Читал.
— Для работы или для отдыха?
— Это не связано с работой.
Фрэнк хмыкнул:
— Тебя следовало бы побольше загружать.
— Возможно. — Джон улыбнулся сам себе. — Есть идеи?
— Парню вроде тебя необходимо нечто лучшее, чем просто идеи.
Сразу за поворотом к Белому дому они обогнали японскую спортивную машину. За рулем женщина с пепельными волосами красила свои губы в кроваво-красный цвет, поглядывая в зеркало заднего обзора.
Машина Фрэнка нырнула в свободное пространство, образовавшееся перед ней. Их место заняла «БМВ». Мужчина, сидевший за ее рулем, ковырял в носу.
— А что прошлым вечером делал ты? — поинтересовался, в свою очередь, Джон. Его старший коллега первым начал эту тему.
— Мне не спалось.
— Смотрел свои фильмы?
Фрэнк долго смотрел вдаль сквозь лобовое стекло, прежде чем ответить:
— Хорошо бы этот мир был черно-белым.
«Семь часов тридцать восемь минут», — сообщила
диктор радио. Потом писатель из Монтаны стал читать свои мемуары, бесхитростные рассказы о поросших соснами горах и морях пшеничных полей, и Джон мысленно перенесся в те дни, когда все казалось таким простым.
«Тойота» миновала Рок-Крейк-парк — островок зелени среди стоявших рядами домов. На повороте они обошли желтый «форд», который вела совсем молоденькая черная девушка, подпрыгивающая в такт какой-то музыке.
— Слушания завтра, — сказал Джон, — к ним не удалось привлечь внимание...
— Кого интересуют еще одни слушания в конгрессе.
Джон удивленно поднял бровь.
— Эти слушания... Единственная новость, достойная опубликования, — то, что все это далеко от реальности.
— Лучше сохранять чувство реальности, с чем бы нам ни приходилось иметь дело, — буркнул Джон.
— Правда?
— Что...
— О, эта реальность, — перебил его Фрэнк, — но все это подобно... подобно грому. Все в этом городе считают, что прорвались к свету, но все, что они получат, — гром.
— Все, кроме тебя, — с улыбкой заметил Джон.
— Только меня? — неожиданно разозлился Фрэнк. Потом добавил уже помягче: — Что ты имеешь в виду? Что ты знаешь?
— Я знаю, что мы получаем жалованье не за то, чтобы нападать друг на друга, — ответил Джон. — Не знаю, что беспокоит тебя, но...
— Вот именно что но.
Фрэнк потер глаза и опять уставился на дорогу. Его тон стал еще мягче:
— В конторе все, кажется, о'кей?
— Твой стол в десяти футах от моего, так что ты сам можешь рассказать мне об этом.
— И все работает так, как и должно?
— Это правительство, будь доволен, что оно вообще работает.
После небольшой паузы Джон спросил:
— Ты что-то знаешь. Может, поделишься?
— Позже, мне самому еще не все ясно.
Радиоприемник объявил: семь часов сорок одна минута; зазвучала джазовая композиция. Впереди горел зеленый свет.
Фрэнк, вздохнув, включил сигнал правого поворота.
— Видел «Пост»? — поинтересовался он. — Лучшие выпускники летных школ вынуждены три года скакать на деревянных лошадках, прежде чем для них освободится истребитель.
Джон кивнул. Его работа требовала ежедневного просмотра «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», «Лос-Анджелес таймс» и «Уолл-Стрит джорнэл». А его видеомагнитофон был запрограммирован на запись выпусков новостей.
— Плоды разрядки, — заметил Фрэнк. — Кому-то всегда приходится расплачиваться. Тебе бы следовало посвятить себя изучению японского, — добавил он, стукнув по приборной доске «тойоты».
— Теперь и ты о том же. — Джон покачал головой. — Я не могу поверить, что они способны поступить с тобой, как с отработанным моторным маслом.
— Чем яснее день, тем беззаботней человек, — тихо пробормотал Фрэнк.
Спроси:
— Что тебя гложет?
На лице Фрэнка не было и намека на улыбку, когда он, не раздумывая, ответил:
— Любой, кто попытается меня съесть, будет в этом горько раскаиваться.
— Уверен, старик.
— Я не старый...
— ...ты бывалый, — закончил за него Джон.
«Тойота» миновала S-образный изгиб дороги. Вычурное здание католического университета блеснуло золотом на солнце. Знак, указывающий дорогу к Содджерс-Хоум, где доживали свой век забытые воины забытых войн.
Часы Джона имели как светящийся циферблат со стрелками, так и цифровой дисплей. Обе системы утверждали, что сейчас 7:45 утра. Сердце города. Поток машин медленно полз по Норз-Кэпитэл-стрит, сквозь кварталы домов со скучными, невыразительными фасадами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Зеленые пригороды Мэриленда остались позади. Они въехали в сумрачный каньон городских улиц.
— Да, в некотором смысле нам повезло, — откликнулся его спутник.
У пассажира было умиротворенное лицо. Короткие темные волосы, острые скулы, шрам полумесяцем у левого виска, прозрачные серые глаза. Его звали Джон Лэнг.
Они остановились на красный свет. Из радиоприемника доносился голос диктора, бодро перечислявшего новости: голод в Африке, вылазки неонацистов в Германии, рейтинг президента, на Уолл-Стрит выразили озабоченность.
— Все-таки, — продолжал водитель, — большая удача, что мы добились этого. Все эти месяцы ты не обращал на это никакого внимания.
— Я не пропускал ни слова из того, что ты говорил.
— Да, но ты не стремился вникнуть в суть дела! — Водитель явно нервничал.
Водителя звали Фрэнк Мэтьюс, ему было пятьдесят семь лет, Джону — тридцать пять. На Джоне был серый твидовый костюм, темная рубашка и серый шелковый галстук из Бангкока. Его плащ лежал на заднем сиденье. Он был высок, поджар. В этой помятой белой «тойоте» он сидел расслабившись, без малейшего напряжения.
Стрелка левого поворота на светофоре переключилась на зеленый.
Они миновали квартал особняков с опрятными газонами, обогнали синий микроавтобус, управляемый мамашей, которая, отвернувшись, что-то выговаривала сидящему рядом ребенку.
Водитель «тойоты» разразился резким кашлем.
— Опять начал курить? — поинтересовался Джон.
— Я не самоубийца.
— Тогда пристегни ремень.
— Проклятый ремень душит меня. — Фрэнк опять глянул в зеркало заднего обзора.
Они обгоняли оранжевую громыхающую машину, чистившую дорогу. Поднимаемая ею пыль просачивалась даже сквозь закрытые окна машины.
Фрэнк облизнул губы.
— Жаль, что этим утром я запоздал.
Джон пожал плечами.
— Все о'кей. Нам ведь не надо отмечаться, приходя на работу.
— Да, — согласился Фрэнк, выезжая на Милитари-роуд. — Мы уже отмечены этой чертовой работой.
Позади из облака пыли материализовался мотоцикл с затемненным лобовым стеклом.
— К тому же, — заметил Фрэнк, — возможно, сегодня мне придется на какое-то время покинуть офис.
Джон дипломатично удержался от вопроса, что означает это «к тому же». Милитари-роуд огибала Рок-Крейк-парк. Деревья еще не успели зазеленеть, за ними виднелись жилые кварталы, на травяных лужайках сиротливо стояли футбольные ворота без сеток.
— Как провел вечер? — лениво поинтересовался Фрэнк.
— Читал.
— Для работы или для отдыха?
— Это не связано с работой.
Фрэнк хмыкнул:
— Тебя следовало бы побольше загружать.
— Возможно. — Джон улыбнулся сам себе. — Есть идеи?
— Парню вроде тебя необходимо нечто лучшее, чем просто идеи.
Сразу за поворотом к Белому дому они обогнали японскую спортивную машину. За рулем женщина с пепельными волосами красила свои губы в кроваво-красный цвет, поглядывая в зеркало заднего обзора.
Машина Фрэнка нырнула в свободное пространство, образовавшееся перед ней. Их место заняла «БМВ». Мужчина, сидевший за ее рулем, ковырял в носу.
— А что прошлым вечером делал ты? — поинтересовался, в свою очередь, Джон. Его старший коллега первым начал эту тему.
— Мне не спалось.
— Смотрел свои фильмы?
Фрэнк долго смотрел вдаль сквозь лобовое стекло, прежде чем ответить:
— Хорошо бы этот мир был черно-белым.
«Семь часов тридцать восемь минут», — сообщила
диктор радио. Потом писатель из Монтаны стал читать свои мемуары, бесхитростные рассказы о поросших соснами горах и морях пшеничных полей, и Джон мысленно перенесся в те дни, когда все казалось таким простым.
«Тойота» миновала Рок-Крейк-парк — островок зелени среди стоявших рядами домов. На повороте они обошли желтый «форд», который вела совсем молоденькая черная девушка, подпрыгивающая в такт какой-то музыке.
— Слушания завтра, — сказал Джон, — к ним не удалось привлечь внимание...
— Кого интересуют еще одни слушания в конгрессе.
Джон удивленно поднял бровь.
— Эти слушания... Единственная новость, достойная опубликования, — то, что все это далеко от реальности.
— Лучше сохранять чувство реальности, с чем бы нам ни приходилось иметь дело, — буркнул Джон.
— Правда?
— Что...
— О, эта реальность, — перебил его Фрэнк, — но все это подобно... подобно грому. Все в этом городе считают, что прорвались к свету, но все, что они получат, — гром.
— Все, кроме тебя, — с улыбкой заметил Джон.
— Только меня? — неожиданно разозлился Фрэнк. Потом добавил уже помягче: — Что ты имеешь в виду? Что ты знаешь?
— Я знаю, что мы получаем жалованье не за то, чтобы нападать друг на друга, — ответил Джон. — Не знаю, что беспокоит тебя, но...
— Вот именно что но.
Фрэнк потер глаза и опять уставился на дорогу. Его тон стал еще мягче:
— В конторе все, кажется, о'кей?
— Твой стол в десяти футах от моего, так что ты сам можешь рассказать мне об этом.
— И все работает так, как и должно?
— Это правительство, будь доволен, что оно вообще работает.
После небольшой паузы Джон спросил:
— Ты что-то знаешь. Может, поделишься?
— Позже, мне самому еще не все ясно.
Радиоприемник объявил: семь часов сорок одна минута; зазвучала джазовая композиция. Впереди горел зеленый свет.
Фрэнк, вздохнув, включил сигнал правого поворота.
— Видел «Пост»? — поинтересовался он. — Лучшие выпускники летных школ вынуждены три года скакать на деревянных лошадках, прежде чем для них освободится истребитель.
Джон кивнул. Его работа требовала ежедневного просмотра «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», «Лос-Анджелес таймс» и «Уолл-Стрит джорнэл». А его видеомагнитофон был запрограммирован на запись выпусков новостей.
— Плоды разрядки, — заметил Фрэнк. — Кому-то всегда приходится расплачиваться. Тебе бы следовало посвятить себя изучению японского, — добавил он, стукнув по приборной доске «тойоты».
— Теперь и ты о том же. — Джон покачал головой. — Я не могу поверить, что они способны поступить с тобой, как с отработанным моторным маслом.
— Чем яснее день, тем беззаботней человек, — тихо пробормотал Фрэнк.
Спроси:
— Что тебя гложет?
На лице Фрэнка не было и намека на улыбку, когда он, не раздумывая, ответил:
— Любой, кто попытается меня съесть, будет в этом горько раскаиваться.
— Уверен, старик.
— Я не старый...
— ...ты бывалый, — закончил за него Джон.
«Тойота» миновала S-образный изгиб дороги. Вычурное здание католического университета блеснуло золотом на солнце. Знак, указывающий дорогу к Содджерс-Хоум, где доживали свой век забытые воины забытых войн.
Часы Джона имели как светящийся циферблат со стрелками, так и цифровой дисплей. Обе системы утверждали, что сейчас 7:45 утра. Сердце города. Поток машин медленно полз по Норз-Кэпитэл-стрит, сквозь кварталы домов со скучными, невыразительными фасадами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90