Тем временем по проходам из-под трибун на поле стадиона потянулись солдаты. Они выстраивались в каре вокруг флагштока, на котором все еще развевался флаг Гвиании. Тускло мерцали медные трубы военного оркестра.
Эбахон, кончив молитву, спрыгнул с платформы и заторопился вниз, на поле.
Петр взглянул на часы.
— Без трех минут двенадцать… Все рассчитано точно. Следам за Эбахоном спешили парни из Би-би-си, Монтини и японец с камерами наготове. Никто их не останавливал — местные журналисты неуверенно препирались с гвардейцами: за гостями их просто не пропустили.
Губернатор остановился перед флагштоком, ожидая, пока его догонят Сид Стоун с кинокамерой и Лаке с магнитофоном.
Потом сделал нетерпеливый жест рукою в белой перчатке.
Оркестр заиграл что-то бравурное, видимо, гимн новой республики, потому что солдаты, стоявшие в проходах между трибунами, заорали на публику и все стали шумно подниматься.
— Встанем, джентльмены, — предложил многоопытный Френдли: «ложа прессы» не замедлила присоединиться к остальным. Краем глаза Петр заметил, что встали даже монахини и миссионеры. Парни в пятнистой форме по-военному вытянулись.
Эбахон взялся за шнур флагштока, и полотнище гвианийского флага медленно поползло вниз. Подоспевший офицер помог губернатору отцепить его от шнура, развернул принесенный им большой пакет, прицепил другое полотнище и отскочил в сторону, вытянувшись по стойке «смирно».
Солдаты взяли на караул. Эбахон потянул шнур — и, провожаемое от самой земли сильными лучами прожектора, вверх поползло желто-зеленое полотнище флага мятежной Республики Поречье.
На вершине мачты его подхватил ветер, оно развернулось и затрепетало в свете прожекторов: на желто-зеленом поле вздыбились навстречу друг другу белый слон и единорог.
Эбахон отдал ему честь, обернулся к вождям и поднял руку…
Солдаты вскинули карабины.
— Огонь! — рявкнул Эбахон.
Сухой залп слился с последними звуками оркестра. Затем еще раз и еще.
— Поречье! Поречье! — раздались крики на трибунах, и стадион взорвался восторженным ревом.
ГЛАВА 5
Проснулся Петр от стука в дверь. За окном было темно. Он нащупал выключатель лампочки-ночника, стоящего на тумбочке между кроватями — его и Войтовича, включил свет и взглянул на часы.
— Кого это там несет нелегкая? — пробурчал проснувшийся Анджей, не открывая глаз.
Петр встал с постели, нащупал ночные туфли, подтянул пижамные брюки и пошел к двери.
— Спроси сначала, кто там, — сладко зевая, посоветовал ему вслед Анджей.
Но спрашивать не пришлось.
— Господин советник, — донесся из-за двери приглушенный голос, — это я, ваш шофер. Его превосходительство президент республики просит вас срочно приехать…
Петр оглянулся на Войтовича, приподнявшегося на локте и близоруко щурящегося.
— Сукин сын! — выругался Анджей от души. — Слыхал? Его уже называют президентом!
— Господин советник! — Голос за дверью был настойчив. — Проснитесь…
— Да проснулся я! — сердито отозвался Петр. — Что там еще за спешка?
— Его превосходительство велел привезти вас немедленно!
Петр вздохнул:
— Придется, видимо, ехать. Войтович уже сидел на постели.
— Я поеду с тобой.
— Ни к чему, — возразил Петр. — Ложись и досыпай.
Они оделись одновременно и одновременно подошли к двери. Петр первым взялся за ручку и повернул ключ, но Войтович, резко оттолкнув его в сторону, толкнул дверь ногой…
За дверью, на крыльце, никого не было. Чуть поодаль темнел силуэт «мерседеса»; человек, сидевший за рулем, попыхивал сигаретой. Темнота уже не казалась густой. Быстрый рассвет красил все в серые тона, и можно было разглядеть, что, кроме шофера, в машине никого не было.
Войтович внимательно огляделся. Рест-хаус спал. Празднества на стадионе закончились около трех, и все легли спать только под утро.
— Иди в дом, — протиснулся Петр из-за спины Войтовича. — Это действительно моя машина…
— А ты привыкаешь… к должности, — с видимым облегчением пошутил Анджей и шутливо ткнул его кулаком в бок. — Ладно! Отправляйся же… особа, облеченная доверием. Президент не иначе как желает с тобой позавтракать. Судя по физиономиям духовных отцов народа идонго, интеллектуальную беседу вести с ними невозможно, а уж Шопена их и вовсе не заставишь слушать. Диктофончик… не забыл?
Петр кивнул и досадливо поморщился. Неужели же Анджей, который накануне так внимательно прослушивал запись разговора с Эбахоном, не хочет понять серьезности положения? Или не верит, что самозваный президент может привести в исполнение свои угрозы?
Петр вздохнул и взглянул на поляка. Лицо Анджея было серьезно.
Увидев вышедших на крыльцо, шофер поспешно выскочил из машины, бросил сигарету и козырнул:
— Доброе утро, господин советник!
Это был вчерашний солдат, Петр уже знал, что его зовут Осагие Лоусон, что ему двадцать лет и что в армию пошел добровольцем, с семнадцати, рассчитывая бесплатно приобрести профессию шофера.
Лоусон улыбался, лицо его было доверчивым и открытым. Он предупредительно распахнул дверцу машины…
— Надеюсь, я там долго не задержусь! — крикнул Петр Войтовичу, садясь в «мерседес».
Анджей молча поднял руку и помахал в ответ.
Шоссе, на которое Лоусон вывел «мерседес», считалось когда-то первоклассным, но с годами тропические ливни основательно его подпортили, и теперь приходилось осторожно объезжать коварные выбоины, заполненные доверху водой, скрывающей их глубину.
Одна сторона дороги прижималась к отвесным скалам, другая — к откосу, поросшему густым кустарником, асфальтовой ленты едва-едва хватало, чтобы могли разъехаться две легковые машины. И поэтому, когда за одним из поворотов показался пятнистый «джип», стоящий как раз посредине шоссе, Лоусон вынужден был остановиться.
Возле «джипа» курили европейцы в форме десантников. Рукава их расстегнутых курток были закатаны по локоть, на груди болтались автоматы.
Высокий парень шагнул навстречу «мерседесу» и поднял руку:
— Стой! Приехали!
— Кувье?
Да, это был бельгиец, которого Петр видел сначала в Луисе, а потом вчера в баре рест-хауса.
Кувье дружелюбно оскалил крупные белые зубы и коснулся двумя пальцами своего лихо сдвинутого набок малинового берета:
— Доброе утро, мистер Николаев! Петр открыл дверцу.
— Отчаянный парень, ребята! — сказал Кувье, указывая на него взглядом остальным наемникам, все еще стоявшим у «джипа», и хлопнул Петра по плечу. — Вот с кем я бы хотел выпить в нашей берлоге.
Он захохотал, поскреб щетинистую щеку, словно обдумывая эту мысль, потом лукаво подмигнул Петру:
— А что? Если в этой проклятой стране белый не будет держаться белого… Так как насчет выпить с моими парнями? Нас подняли ни свет ни заря и гонят… даже страшно сказать куда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79