Возле большой на расстеленном брезенте играли в карты четверо белых. Пятнистые кепи с длинными козырьками и над-затыльниками надежно укрывали от солнечных лучей их лица и шеи.
Около маленькой палатки, на сколоченном из стволов молодых деревьев столе попискивала рация, и над ней колдовал черный радист в наушниках, в полной боевой форме.
— Хэлло, Френчи! — поднялся с брезента высокий парень. Он был широкоплеч и могуч торсом, но лицо поражало удивительно детским выражением. Петр не сразу понял, что все дело в глазах, огромных, ярко-синих, и в школьной, аккуратной до отвращения прическе.
— Это — Бенджи, американец, — представил его Жак. — У парня только два недостатка — никогда нет денег и слишком большой рост. В атаке он возвышается над всеми ровно на целую голову. Целую… пока…
Бенджи широко улыбнулся, показав два ряда красивых белых, зубов:
— Это мы еще посмотрим, босс!
— А это — Грилло, латиноамериканец, — продолжал Жак. Грилло бросил на Петра пронзительный взгляд антрацитовых глаз и насмешливо кивнул.
— Мафиозо. Был телохранителем одного из главарей мафии в Нью-Йорке. Да вот не уберег хозяина… и смотался. Так ведь, Грилло?
Мафиозо сверкнул глазами, но ничего не ответил, продолжая тасовать карты.
— Юношу зовут Денни, — кивнул Жак на паренька лет шестнадцати, сидевшего на корточках и поспешно вскочившего, как только очередь представляться дошла до него. Его лицо с уже начавшим пробиваться пушком залилось краской, он был тщедушен и узкоплеч, тонкие губы, приоткрывшие в смущенной улыбке рот, обнажали редкие и неровные прокуренные зубы.
— Сбежал из школы. Англичанин. Утверждает, что ему двадцать, прибавляет года три-четыре. Ведь так, Денни?
— Никак нет, сэр! — вытянулся Денни, испуганно глядя на Жака.
— Да ты не бойся! Если уж эти барыги в Лондоне решили, что ты годен для нашей грязной работы, мне-то уж совсем наплевать! Домой, во всяком случае, я тебя не отправлю!
И Жак обернулся к четвертому, лениво развалившемуся на брезенте и поигрывавшему связкой каких-то брелоков. Был он старше всех, лет сорока — сорока пяти, грузен и седовлас, с тяжелой, выдающейся вперед челюстью и маленькими колючими глазками под густыми, кустистыми бровями.
— Дювалье, — коротко представил его Жак. — Мой заместитель. И земляк — из Марселя.
— Добавь еще ОАС, а потом СЕДЕСЕ, — хрипло пробормотал Дювелье.
— Да, бывший агент ведомства Фоккара , — согласился с ним Жак и положил руку на плечо Петра: — А это русский журналист. Мой друг.
— Ого! — вырвалось у Дювалье.
Остальные промолчали, но на лицах их было удивление, смешанное с растерянностью.
— Я слышал, что русские замешаны как-то в этом деле, — неуверенно сказал затем американец Бенджи. — Вчера в баре болтали, что при губернаторе есть даже их человек.
— И я слышал, — процедил сквозь зубы Грилло.
— Значит… мы с ними снова союзники? Как во второй мировой? — опять заливаясь краской, смущенно спросил юный Денни.
— Ерунда, — отрезал Дювалье. — Даже если наши минометы будут стоять рядом, они будут бить с разных идеологических позиций!
Жак улыбнулся, и все остальные рассмеялись.
— Маста! — вдруг крикнул черный радист у палатки, сдергивая большие губчатые наушники.
Жак кивнул и поспешил к рации. Он сел на брезентовый стул и взял наушники.
Минуту или две Жак слушал молча, потом взял микрофон.
— О'кэй! О'кэй! — повторял он. — Слушаюсь, сэр… Наконец он снял наушники и протянул их радисту.
— Ну? — хрипло спросил его Дювалье.
— Полковник Штангер назначен командующим армии Поречья. Я — командиром Кодо-2.
— Но ведь у тебя контракт… ты — инструктор! — удивился Бенджи. — Ты же не из нас, не из «серых гусей»!
Жак обернулся к Петру:
— И для тебя тоже есть новости.
ГЛАВА 9
Палатка Жака была обставлена по-походному: раскладная кровать, застланная серым бумажным одеялом, поверх которого лежала надувная подушка в пестрой наволочке, раскладной стул у ящика из-под мин, заменявшего стол, темно-зеленый рюкзак и небольшой, видавший виды чемодан в углу, у входа. Под потолком — карбидный фонарь, на чемодане — «шмайсер», рядом с ним — черный деревянный футляр, похожий на скрипичный.
Во всем этом не было ничего индивидуального, здесь мог жить Жак, а мог жить любой другой человек, разве вот скрипичный футляр…
— Я не знал, что ты играешь на скрипке… Петр бережно дотронулся до футляра рукой.
— На скрипке?
Жак взял футляр и раскрыл его: внутри, на синем бархате, лежали части винтовки, отдельно ствол, ложа, оптический прицел. Тут же — ножки-подпорки.
Жак вынул из кармана белоснежный платок и любовно прошелся им по оружию, на котором и так не было ни пылинки. Потом закрыл футляр и осторожно положил его на чемодан. Заметив взгляд Петра, смущенно улыбнулся:
— Не почисти его… — он кивнул на футляр, — хоть один день, сразу пойдет ржаветь. Проклятый климат! — Он помолчал, затем взялся за брезентовую спинку стула. — Садись… Хотя рассиживаться нам, пожалуй, некогда. Через час-полтора сюда прибудет сам маршал… или президент. Не знаю, как его теперь и называть, словом, губернатор Эбахон. Вместе с новым командующим — генералом Штангером. — Он невесело рассмеялся. — Маршалы, генералы… Меня они тоже, между прочим, произвели в полковники. Теперь я не просто начальник учебного центра «бесшумных убийц», инструктор-администратор и не какой-нибудь наемник, а полковник регулярной армии Республики Поречье!
— Поздравляю!
— Иронизируешь. А для Штангера исполнилась мечта его жизни — он стал наконец генералом!
— А для тебя? Жак пожал плечами:
— Еще в легионе я понял, что быть полковником гораздо лучше, чем простым легионером. По крайней мере, полковника никто не посадит под арест в «адскую яму». Или «могилу», как мы ее называли. Полтора ярда диаметр, шесть футов глубина. Три дня под солнцем пустыни без воды, на специально пересоленной пище, не имея возможности ни сесть, ни лечь… Я это испытал.
— За что же тебя? — спросил Петр.
— Кафард, — просто ответил Жак.
— Что?
— Такое состояние. Что-то вроде временного сумасшествия. От тоски, от жары, от того, что ты измотался. Многие, когда впадают в кафард, кончают с собой… Я же почему-то пошел в пески. Шел целый день, ничего не видя и не слыша. Меня поймали и обвинили в дезертирстве. У нас тут тоже впадают в кафард.
— Но отчего же?
— Сейчас увидишь! Кстати, приказано, чтобы ты находился здесь во время смотра. Президент и генерал тащат с собою всю вашу журналистскую братию…
Жак внимательно посмотрел на Петра и понизил голос:
— Кроме одного. Японский журналист поел чего-то и… отравился. Насмерть.
Петр вздрогнул.
— Тебя просили передать это мне?
— Нет, это было сказано между прочим. Но я подумал… Петр опустил голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79