ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Паче того, все росту великого, в плечах косая сажень, шеи имели бычачьи. Не святость, но ушуйничья забубенность отмечала их крепкоскулые лики, хари разбойничьи наглые. И водрузив, для всеобщего обозрения и уразумения, на дубовую столешницу пудовые свои кулачищи, эти душегубные монахи свирепо поведали, что без особого соизволения первосвятейшего друида Игнельдота, производить, равно торговать всем, что ко Зверю-Кролику даже малое отношение имеет, никому не позволительно. А соизволения такового, аббатство не имеет и иметь не сподвигнется. Посему, пускай святая братия, а паче отец-игумен, поразмыслят, что шею мылят, не только мылом единым, а петухи бывают голосистые, бывают пестрые, да бывают и красные. С тем, востребовав отступного, за причиненный ущерб Ингельдотову храму, никаким резонам и увещеваниям внимать не пожелали, загрузив, что нашлось в оскудевшем аббатстве на аббатские же подводы, уехали восвояси, покинув братию в великом смущении и расстройстве душевном пребывающую.
С той поры совсем монастырские дела вкривь и вкось пошли. В бывшей ранее светочем благочестия обители, начало твориться непослушание и озорство. Одни монахи покинули аббатство, подались искать милости бывшего своего сотоварища, оставшиеся, так поступить грозясь, из-под власти игумена совершенно вышли, занялись беспутством. К наставительным речам глухи, посоха не страшатся. Бражничают да скоромничают, прелюбодействуют с непотребными девками, а как тех не находят, то бесстыдно прямо у алтаря рукоблудничают. Редкие прихожане, дозря в обители один вертеп, окончательно отворотились, с прокормлением стало вовсе туго.
Того, однако, совершенно нельзя было сказать о Свинячьем Лыче, ныне первосвятейшем друиде Ингельдоте. Многое изменилось с той поры, как сидел он, скорбный духом, в трактире, слушал пьяные речи невероятные.
Опушка Блудного Бора теперь так не звалась, а именовалась Кроличьей Рощей. Пролегала через нее не старая дорога заброшенная, но свежевымощенный Крольчачий Тракт. У самого его начала, по двум сторонам, умелец из камнерезов высек из цельных, специально доставленных глыб, изваяния чудо-Зверей. Гранитные колоссы изображали сидящих на задних лапах огромных Кролей. Передними держат гигантские морковки, уши торчком, на ряшках выражение злодейское, ужасные зубы щерят.
Поворот на малую тропинку, что у сохлой осины, опять таки стерегут два изваяния. Восседают Кроли поверх тригонов на всех четырех, шерсть дыбом, рожами страшны. Для вящей убедительности, вставил камнерез, заместо глаз куски карминового стекла. Зенки их, кроваво светящиеся, глядели так зверски, что оторопь брала. Казалось, разорвут, свирепые созданья каждого, кто с худыми мыслями, дурными намерениями на святую землю соваться будет, на самые мелкие, что ни на есть, клочья.
И не малая тропинка, а та же дорога мощеная вела к храму Кролика-Предтечи. От бывшей поляны сохранился один только дуб дуплистый с гнездом на вершине, на коего ветвях, колыхал ветер множество венков, ленточек и другими подношениями, благодарными пилигримами оставляемыми. Безлюдье лесное, малину да папоротники, сменила громада святилища с колоннадами, контрфорсами, порталами с фризами и капителями, искусно резьбой украшенными. Изобразили на них камнетесы стратоархов Ингельдотовых, разных зверей волшебных, как-то единорогов, драконов, химер хрылатых. Во множестве, на выступающих частях расставлены были скульптурные изображения чудо-Зверя Кролика. Стрельчатые окна венчались ажурными вимпергами, сочетающие в каменных узорах своих различные магические символы. На верхотуре старались мастеровые люди, ладили купол крыши с фиалами да маковками.
Почти было закончено внутреннее убранство храма. Главенствующее место занимал роскошный алтарь, совсем не то, что палочки-веточки лесного, того самого первого святилища. Мраморные плиты, специально издалека привезенные, слагали цоколь постройки. Высокие колонны поддерживали золоченую кровлю. Пространство между ними закрывалось дверями дорогих пород дерева. Все это украшала витиеватая резьба, инкрустации, росписи.
Поодаль храма темнела округлая башня, целый дворец — резиденция Ингельдота. К ней пристроены монастырские кельи, да ризница, да курия, да иные строения. Позади замечались хозяйственные помещения да временные землянки работного люда.
По другую сторону храмины возводился странноприимный дом, для приходящих паломников, с конюшнями, трапезными, банями и прочими постройками, где надлежало разместить потребное, утомленным дорогой, людям. Жидкий частокол, огораживающий все это, заменяли капитальной каменной кладкой, и готова была башня при въездных воротах, там и стража уже стояла, и другие башни возводились, и вовсе готова была ограда Ингельдотовой крепости.
Перемены не обминули и бывших в тот самый первый вечер на Кроличьей мессе трех ранее бродячих монахов. Свежезавязавшимся жирком поблескивали их округлившиеся лица. Давно скинули они истрепанные дорожной непогодью опорки, сменили на щегольские сапожки мягкой козловой кожи. Облачались уже не в дырявые балахоны рогожные — в дорогие фиолетовые сутаны, материалу тонкого, заморского, подпоясывались кушаками золотого шитья. Реклись первозванными.
Сам первосвятейший Ингельдот нашивал алую рясу. Подумывал сменить на белую, да полюбляя красное вино, прислушался к совету вдовицы, покуда оставил цвет практичный, пятна скрывающий.
Настала ему пора немаятная. Наконец то мог спину не гнуть, рук не натруждать. Только и была одна забота — в неделю пять дней, заметил он, что в два оставшиеся дня, как не старайся, а Кролика не дождешься, коротко отслужить литургию, и всех делов, можно почивать со своею вдовицею.
Вдовице, однако было не до отдыхов. Та быстро уяснив, что в хозяйских делах подмоги от Ингельдота ждать нечего, самолично управляться стала. А управляться было с чем, хозяйство-то во какое, одних индюков почитай с полтыщи будет, а кур, тех вовсе бессчетно. Давным-давно повернулась к ней кобыла, данная Свиньячему Лычу, откупиться от строгого аббата. Предложил Ингельдот, мягкий сердцем, устроить скотину в стойле на вечное довольствие, в память о начале славного дела. Да рачительная вдовица рассудила по-своему, по деловитому. Кобыла-то была, вправду сказать, одро. Свели ее на бойню, шкуру на выделку пустили, а из мослов, да малого количества мяса сварили студень, им потчевали, все прибывающих, богомольцев. Так кобыла обернулась не убытком, а чистым доходом.
Вскорости и помощники потребовались. Как первозванные наместничали Ингельдоту в делах Храмовых, так их подружки помогали вдовице. Боялись ее пуще смертного греха. Могла хозяйка кликнуть первозванного и заявить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78