рационалистических, революционных
и социалистических. Мальчик присутствовал при всех разговорах взрослых и в
десять лет был прекрасно осведомлен и о русском царизме, и о жандармах, и о
революционерах. Нередко он вмешивался, в разговоры взрослых и поражал своими
резкими суждениями, чем, видимо, радовал своих родителей. Воспитание велось
так, что мальчик был с родителями "на товарищеской ноге". О Боге, о религии,
о попах мальчик слышал, конечно, только обычные среди интеллигенции речи.
И вот однажды отец мальчика сделал открытие, которое страшно поразило
его и перевернуло вверх дном все его представления о своем сыне. Он увидел,
как на улице его сын подошел к католическому священнику, поцеловал у него
руку и получил благословение. Отец стал наблюдать за сыном. Скоро он
подметил, как тот, отпросившись играть со своими французскими приятелями,
забежал в католический храм и там горячо молился. Отец решил переговорить с
сыном. Мальчик после некоторого запирательства рассказал все. На вопрос,
почему же он проделывал все это тайком, мальчик чистосердечно признался, что
не желал огорчать папу и маму. Родители были действительно гуманными и
разумными людьми, и они не стали насильственно искоренять в своем мальчике
католические симпатии.
Чем кончилась эта история, не знаю. В России мне довелось следить за
деятельностью этой четы лишь по газетам, сообщавшим маршрут их невольных
передвижений. Что сталось с их сыном, мне неизвестно. Думаю, что едва ли
наивная католическая вера мальчика могла надолго устоять против разъедающего
анализа родителей-рационалистов, и если не в Париже, то, вероятно,
впоследствии в России мальчик вошел в революционную веру своих отцов. А быть
может, произошло что-либо иное...
Я рассказал эту историю лишь как яркое, хотя и парадоксальное
свидетельство, иллюстрирующее один почти всеобщий для русской интеллигенции
факт: родители не имеют влияния на своих детей. Заботятся ли они о
"развитии" своих детей или нет, предоставляя их прислуге и школе, знакомят
ли они детей со своим мировоззрением или скрывают его, обращаются ли с
детьми начальственно или "по-товарищески", прибегают ли к авторитету и
окрику или изводят детишек длинными, нудными научными объяснениями, --
результат получается один и тот же. Настоящей, истинной связи между
родителями и детьми не устанавливается, и даже очень часто наблюдается более
или менее скрытая враждебность: Душа ребенка развивается "от противного",
отталкиваясь от души своих родителей. Русская интеллигенция бессильна
создать свою семейную традицию, она не в состоянии построить свою семью.
Жалобы на отсутствие "Идейной преемственности" сделались у нас общим
местом именно в устах радикальных публицистов. Шелгунов[60] и
публицисты "Дела" дулись на "семидесятников", пренебрегавших заветами
"шестидесятников". Н. К. Михайловский немало горьких слов насказал по адресу
восьмидесятников и последующих поколений, "отказавшихся от наследства отцов
своих". Но и этим отказавшимся от наследства детям в свою очередь пришлось
негодовать на своих детей, не желающих признавать идейной преемственности.
В этих горьких жалобах радикальные публицисты никогда не могли
добраться до корня, до семьи, отсутствия семейных традиций, отсутствия у
нашей интеллигентной семьи всякой воспитательной силы. Н. К. Михайловский,
следуя обычному шаблону, объяснял разрыв между отцами и детьми главным
образом правительственными репрессиями, делающими недоступной для детей
работу предшествующих поколений. Надо ли говорить, насколько поверхностно
такое объяснение.
В опубликованной недавно пр[иват]-доц[ентом] М. А. Членовым "Половой
переписи московского студенчества" имеется несколько любопытных данных о
семейных отношениях нашего студенчества. Большинство опрошенных студентов
принадлежат к интеллигентным семьям (у 60 процент[ов] отцы получили
образование не ниже среднего).
При опросе по меньшей мере половина студентов удостоверили отсутствие
всякой духовной связи с семьей.
Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что и у тех студентов,
которые признали наличность близости с родителями, она ни в чем серьезном не
выражается,
Например, на вопрос, имела ли семья влияние на выработку этических
идеалов, эстетических вкусов, товарищества и т.д., из 2150 опрошенных ответ
дали только 1706 студентов. Из них 56 процентов отвергли влияние семьи и
только 44 процента признали его наличность.
Из 1794 студентов, ответивших на вопрос -- имела ли семья влияние на
выработку определенного мировоззрения, 58 процентов дали ответ отрицательный
и 42 процента -- положительный.
На вопрос, имела ли семья влияние на сознательный выбор факультета,
ответили 2061 студент. Только 16 процентов ответивших указали, что такое
влияние было, а 84 процента его отрицали. Две трети студентов отвергли
влияние семьи на выработку уважения к женщине.
Три четверти ответивших студентов указали, что семья совершенно не
руководила их чтением. А из той четверти, которая признала наличность такого
руководства, 73 процента отметили, что она наблюдалась лишь в детском
возрасте, и только у остальной горсти (у 172 студентов из 2094) семья
руководила чтением и в юношеском возрасте. У русской интеллигенции -- семьи
нет. Наши дети воспитательного влияния семьи не знают, в крепких семейных
традициях не почерпают той огромной силы, которая выковывает, например,
идейных вождей английского народа. Переберите в памяти наиболее известных
наших прогрессивных общественных, литературных и научных деятелей, особенно
из разночинцев, и поставьте вопрос, много ли среди них найдется таких,
которые бы создали крепкие прогрессивными традициями семьи, где бы дети
продолжали дело отцов своих. Мне кажется, что на этот вопрос возможен лишь
один ответ: таких семей, за редчайшими разве исключениями (которых я
припомнить не могу), нет. Я не принадлежу к поклонникам ни славянофилов, ни
русского дворянства, роль которого кончена и которое обречено на быструю
гибель, но нельзя же скрыть, что крепкие идейные семьи (например, Аксаковы,
Хомяковы, Самарины) в России были пока только среди славянофильского
дворянства. Там, очевидно, были традиции, было то единственное, что
воспитывает, существовали положительные ценности, тогда как в прогрессивных
семьях этого не было и дети талантливейших наших прогрессивных писателей,
сатириков, публицистов начинали с того, что отвертывались от своих отцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
и социалистических. Мальчик присутствовал при всех разговорах взрослых и в
десять лет был прекрасно осведомлен и о русском царизме, и о жандармах, и о
революционерах. Нередко он вмешивался, в разговоры взрослых и поражал своими
резкими суждениями, чем, видимо, радовал своих родителей. Воспитание велось
так, что мальчик был с родителями "на товарищеской ноге". О Боге, о религии,
о попах мальчик слышал, конечно, только обычные среди интеллигенции речи.
И вот однажды отец мальчика сделал открытие, которое страшно поразило
его и перевернуло вверх дном все его представления о своем сыне. Он увидел,
как на улице его сын подошел к католическому священнику, поцеловал у него
руку и получил благословение. Отец стал наблюдать за сыном. Скоро он
подметил, как тот, отпросившись играть со своими французскими приятелями,
забежал в католический храм и там горячо молился. Отец решил переговорить с
сыном. Мальчик после некоторого запирательства рассказал все. На вопрос,
почему же он проделывал все это тайком, мальчик чистосердечно признался, что
не желал огорчать папу и маму. Родители были действительно гуманными и
разумными людьми, и они не стали насильственно искоренять в своем мальчике
католические симпатии.
Чем кончилась эта история, не знаю. В России мне довелось следить за
деятельностью этой четы лишь по газетам, сообщавшим маршрут их невольных
передвижений. Что сталось с их сыном, мне неизвестно. Думаю, что едва ли
наивная католическая вера мальчика могла надолго устоять против разъедающего
анализа родителей-рационалистов, и если не в Париже, то, вероятно,
впоследствии в России мальчик вошел в революционную веру своих отцов. А быть
может, произошло что-либо иное...
Я рассказал эту историю лишь как яркое, хотя и парадоксальное
свидетельство, иллюстрирующее один почти всеобщий для русской интеллигенции
факт: родители не имеют влияния на своих детей. Заботятся ли они о
"развитии" своих детей или нет, предоставляя их прислуге и школе, знакомят
ли они детей со своим мировоззрением или скрывают его, обращаются ли с
детьми начальственно или "по-товарищески", прибегают ли к авторитету и
окрику или изводят детишек длинными, нудными научными объяснениями, --
результат получается один и тот же. Настоящей, истинной связи между
родителями и детьми не устанавливается, и даже очень часто наблюдается более
или менее скрытая враждебность: Душа ребенка развивается "от противного",
отталкиваясь от души своих родителей. Русская интеллигенция бессильна
создать свою семейную традицию, она не в состоянии построить свою семью.
Жалобы на отсутствие "Идейной преемственности" сделались у нас общим
местом именно в устах радикальных публицистов. Шелгунов[60] и
публицисты "Дела" дулись на "семидесятников", пренебрегавших заветами
"шестидесятников". Н. К. Михайловский немало горьких слов насказал по адресу
восьмидесятников и последующих поколений, "отказавшихся от наследства отцов
своих". Но и этим отказавшимся от наследства детям в свою очередь пришлось
негодовать на своих детей, не желающих признавать идейной преемственности.
В этих горьких жалобах радикальные публицисты никогда не могли
добраться до корня, до семьи, отсутствия семейных традиций, отсутствия у
нашей интеллигентной семьи всякой воспитательной силы. Н. К. Михайловский,
следуя обычному шаблону, объяснял разрыв между отцами и детьми главным
образом правительственными репрессиями, делающими недоступной для детей
работу предшествующих поколений. Надо ли говорить, насколько поверхностно
такое объяснение.
В опубликованной недавно пр[иват]-доц[ентом] М. А. Членовым "Половой
переписи московского студенчества" имеется несколько любопытных данных о
семейных отношениях нашего студенчества. Большинство опрошенных студентов
принадлежат к интеллигентным семьям (у 60 процент[ов] отцы получили
образование не ниже среднего).
При опросе по меньшей мере половина студентов удостоверили отсутствие
всякой духовной связи с семьей.
Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что и у тех студентов,
которые признали наличность близости с родителями, она ни в чем серьезном не
выражается,
Например, на вопрос, имела ли семья влияние на выработку этических
идеалов, эстетических вкусов, товарищества и т.д., из 2150 опрошенных ответ
дали только 1706 студентов. Из них 56 процентов отвергли влияние семьи и
только 44 процента признали его наличность.
Из 1794 студентов, ответивших на вопрос -- имела ли семья влияние на
выработку определенного мировоззрения, 58 процентов дали ответ отрицательный
и 42 процента -- положительный.
На вопрос, имела ли семья влияние на сознательный выбор факультета,
ответили 2061 студент. Только 16 процентов ответивших указали, что такое
влияние было, а 84 процента его отрицали. Две трети студентов отвергли
влияние семьи на выработку уважения к женщине.
Три четверти ответивших студентов указали, что семья совершенно не
руководила их чтением. А из той четверти, которая признала наличность такого
руководства, 73 процента отметили, что она наблюдалась лишь в детском
возрасте, и только у остальной горсти (у 172 студентов из 2094) семья
руководила чтением и в юношеском возрасте. У русской интеллигенции -- семьи
нет. Наши дети воспитательного влияния семьи не знают, в крепких семейных
традициях не почерпают той огромной силы, которая выковывает, например,
идейных вождей английского народа. Переберите в памяти наиболее известных
наших прогрессивных общественных, литературных и научных деятелей, особенно
из разночинцев, и поставьте вопрос, много ли среди них найдется таких,
которые бы создали крепкие прогрессивными традициями семьи, где бы дети
продолжали дело отцов своих. Мне кажется, что на этот вопрос возможен лишь
один ответ: таких семей, за редчайшими разве исключениями (которых я
припомнить не могу), нет. Я не принадлежу к поклонникам ни славянофилов, ни
русского дворянства, роль которого кончена и которое обречено на быструю
гибель, но нельзя же скрыть, что крепкие идейные семьи (например, Аксаковы,
Хомяковы, Самарины) в России были пока только среди славянофильского
дворянства. Там, очевидно, были традиции, было то единственное, что
воспитывает, существовали положительные ценности, тогда как в прогрессивных
семьях этого не было и дети талантливейших наших прогрессивных писателей,
сатириков, публицистов начинали с того, что отвертывались от своих отцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67