– Очень хорошая Кэй, – сказала она ему в тон. – Отказалась от морской прогулки, чтобы ей отравляли жизнь чопорные викторианские родственники мужа.
– Знаешь, – сказал Невил, присев у стола, – я тут подумал, а почему бы нам и в самом деле не отправиться с Шэрти, если уж тебе так хочется.
Кэй даже привстала от удивления.
– А как же быть с Солткриком и Галлз Пойнтом?
Пытаясь сохранить безмятежность в голосе, Невил предложил:
– Мы могли бы поехать туда в начале сентября.
– Но, Невил, а как же… – Кэй запнулась, не решаясь назвать причину своего замешательства.
– В июле и августе мы поехать не сможем из-за турниров, – рассуждал Невил. – Но в Сейнт Лу они закончатся в последнюю неделю августа, и, по-моему, получится очень удобно, если оттуда мы проедем прямо в Солткрик.
– Да, получится хорошо… просто замечательно. Только я подумала… ведь она ездит туда в сентябре, не так ли?
– Ты имеешь в виду Одри?
– Да. Я полагаю, они, конечно, могли бы так устроить, чтобы она не приезжала, но…
– А зачем им так устраивать?
Кэй пристально посмотрела на мужа.
– Ты хочешь сказать, мы там будем вместе? Что за странная идея?
– Я не думаю, что эта идея такая уж странная, – заметил Невил с раздражением. – Теперь многие так делают. Почему бы нам не быть друзьями? Все бы стало настолько проще. Да ты же и сама на днях об этом говорила.
– Я говорила?
– Да, ты разве не помнишь? Мы говорили о чете Хау, и ты сказала: вот, мол, как разумно и современно смотрят люди на вещи и что таких подруг, как новая и старая жены Леонарда, еще поискать.
– О, да мне-то все равно. Я действительно считаю, что это разумно. Но, видишь ли, я не думаю, чтобы Одри со мной согласилась.
– Чепуха.
– Нет, не чепуха. Ты знаешь, Невил, Одри была по-настоящему без ума от тебя. Не думаю, что она выдержит это хотя бы мгновение.
– Ты ошибаешься, Кэй. Одри как раз считает, что это было бы очень славно.
– Что ты хочешь сказать этим «Одри считает»? Откуда ты знаешь, что она считает?
– Видишь ли, я встретил ее вчера, когда ездил в Лондон.
– Но ты мне об этом ничего не говорил.
– Ну вот как раз и говорю, – раздраженно ответил Невил. – Все произошло совершенно случайно. Я шел через Парк, а тут Одри идет мне навстречу. По-твоему, я что, должен был убежать от нее?
– Нет, ну, разумеется, нет, – произнесла Кэй, не сводя с него глаз. – Дальше.
– Я… мы… ну, мы остановились, конечно, потом я повернулся и пошел с ней. Видишь ли, я полагал, это самое малое, что я мог сделать.
– Дальше, – потребовала Кэй.
– Дальше мы присели и разговорились. Она была приветлива – просто очень приветлива.
– Восхитительно, – сказала Кэй.
– Мы поговорили о том о сем. Она вела себя дружелюбно и естественно и… и все такое.
– Прелестно.
– Она спросила, как ты поживаешь…
– Очень мило с ее стороны.
– Мы немного поговорили о тебе. В самом деле, Кэй, у меня такое чувство, что она действительно к тебе расположена.
– Милая Одри!
– А потом меня словно осенило. Знаешь, я вдруг подумал, как замечательно было бы, если б… если б вы смогли подружиться, если бы мы могли собраться все вместе. И мне пришло в голову, что можно было бы попробовать все это устроить уже этим летом в Галлз Пойнте. Это как раз такое место, где наша встреча могла бы произойти совершенно естественно.
– Ты подумал об этом?
– Я… то есть… ну да, конечно. Это была целиком моя идея.
– Ты мне что-то никогда раньше не говорил об этой твоей идее.
– Ну, она как раз тогда только и пришла мне в голову.
– Понятно. Во всяком случае, ты предложил, а Одри тут же решила, что это замечательная мысль.
Только теперь Невил заметил нечто необычное в поведении Кэй.
– Что-то не так, восхитительная моя?
– Нет, что ты, ничего! Совсем ничего! А тебе или Одри не пришло в голову, что мне эта мысль может показаться вовсе не такой замечательной.
Невил в искреннем недоумении уставился на жену.
– Но, Кэй, а ты-то что можешь иметь против?
Кэй закусила губу.
– Ты же сама на днях говорила, что…
– Боже, только не начинай все с начала! Я говорила о других, а не о нас.
– Но отчасти именно твои слова и натолкнули меня на эту мысль.
– Как же, рассказывай. Так я тебе и поверила.
– Но, Кэй, почему бы тебе быть против? Я хочу сказать, тебе нечего беспокоиться! Если ты… я имею в виду… может быть, ревность и все такое – для этого нет никаких оснований, решительно никаких.
Он замолчал.
Когда он заговорил вновь, голос его был уже другим.
– Видишь ли, Кэй, ты и я, мы обошлись с Одри чертовски скверно. Хотя нет, я не это хотел сказать. Ты здесь совершенно ни при чем. Я обошелся с ней скверно. И нечего оправдываться, что я ничего не мог с собой поделать. Я чувствую, что если бы сейчас все получилось, у меня с души свалился бы огромный камень. Я был бы гораздо счастливее.
– Значит, ты несчастлив, – медленно произнесла Кэй.
– Глупышка моя милая, ну о чем ты? Конечно же я счастлив, беспредельно счастлив. Но…
Кэй прервала его:
– Так значит, все-таки «но»! В этом доме всегда жило «но». Словно проклятая тень, скользящая по стенам. Тень Одри.
Невил смотрел на нее широко открытыми глазами.
– Ты хочешь сказать, что ревнуешь к Одри? – неуверенно спросил он.
– Я не ревную к ней, я боюсь ее. Невил, ты ее совершенно не знаешь.
– Не знаю женщину, с которой прожил в браке восемь лет?
– Ты совершенно не знаешь, – повторила Кэй, – какая она.
Апрель, 30.
– Бред! – сказала леди Трессилиан. Она приподнялась на подушке и возмущенным взглядом обвела комнату. – Совершенный бред! Невил сошел с ума!
– Все это и в самом деле выглядит довольно странно, – согласилась Мэри Олдин.
Леди Трессилиан была женщиной с сильным характером. Она имела запоминающийся профиль с тонким высоким носом. Взгляд, который она, вскинув голову, умела по своему желанию направлять вдоль этого носа, способен был поставить на место кого угодно. Несмотря на то, что леди Трессилиан было за семьдесят и здоровье ее было очень слабым, она нисколько не утратила природной живости ума. Бывали у нее, правда, долгие периоды отрешения от жизни и ее треволнений, когда старая леди просто лежала, полузакрыв глаза, но из этих почти коматозных состояний она выходила затем, отточив до предела свойства своего ума. Язык у нее тогда становился как бритва. Облокотясь на подушки в огромной кровати, установленной в углу ее комнаты, она держала свой двор словно какая-нибудь французская королева. Мэри Олдин, ее дальняя родственница, жила с нею как компаньонка и ухаживала за ней. Обе женщины прекрасно ладили. Мэри было тридцать шесть лет, но по ее лицу возраст определить смогли бы очень немногие. У нее была та гладкая кожа, которая почти не стареет с годами. Ей можно было с одинаковым успехом дать и тридцать и сорок пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50