ему не до
простого сидельца. Но бывает и по-другому: подсядет в курилку,
потреплется с фратами и трудилами, как равный, не заносясь и не
через губу. Пристяжь стоит поодаль и в разговор не мешается.
Хватит духу -- изложи свои претензии. Выслушает, проверит и
припечатает решение. С одной стороны -- выгодная штука: после его
слова в твою пользу -- никто даже зуба не ощерит, ни прямо, ни
исподтишка. Но и опасно -- не раз и не два таких
ловкачей-челобитцев за кривду в крематорий отвозили. Нетаки
вообще перед ним трепещут -- больно строг и крут с ними. "С
нетака, с урки -- особый спрос" -- такая у него поговорка... Не
по плечу -- бери кайло, ныряй в трудилы.
Гек шел вдоль первой барачной улицы. В клубе, в каморке художника
его ждала учетчица кадров из вольных, безмужняя молодая еще баба.
Муж ее бросил с двумя детьми и отбыл в неизвестном направлении,
платили -- только чтобы с голоду не поумирали. Куда деваться --
приходилось подрабатывать. Ларей платил хорошо, целоваться не
лез, не унижал и не развратничал, как иные вольные...
Вслед за Геком плескался обычный хвост из десятка приближенных и
телохранителей. Сначала Гек пытался упразднить эту свиту, но
потом плюнул и оставил как есть: то срочное сообщение, то
наоборот -- кого-то из своих послать потребуется, то с промзоны
бегут жаловаться, то нужен громоотвод для очередного лягавого...
Сидельцу не к лицу любопытство, но всюду, где идет Гек -- торчат
из слепых барачных оконцев, из дверей бледные пятна -- сидельцы
таращатся на Самого, обмениваются впечатлениями: куда идет, на
кого смотрит... Шапки ломать перед ним -- не положено, однако
Соломан-Ассириец рвет казенный картуз с головы, прижимает руку к
сердцу и кланяется, стоя в дверях сапожной мастерской. Гек едва
заметно кивает и следует дальше -- тут не подхалимаж, от души
благодарность...
Дело было осенью. Гек шел по тому же делу и адресу, как вдруг из
барака вынырнул человек и бросился Геку наперерез. Поскользнулся
на осколке ледышки и шлепнулся перед Геком. Из барака уже бежали
к нему догонщики, из-за спины выскочили нерасторопные
дылды-охранники, но упавший, все еще лежа на спине, успел сложить
руки ковшиком и выкрикнуть: "Справедливости! Рассуди, пахан!" И
столько душевной муки и боли стояло в этом крике, что Гек
заколебался, а через секунду и вовсе передумал:
-Назад. Не трогать. Ты. Хряпа, если не ошибаюсь? Излагай, кто
он и почему бежал?
Польщенный до печенок тем, что его помнит сам Ларей, косноязычный
нетак Хряпа с помощью рук и слов-паразитов объяснил, что беглец
-- новенький, только что прибыл с Иневийской крытки с пятнахой на
плечах за изнасилование малолетней девочки. На следствии
подписался, а на суде отказался. Сегодня назначен для него разбор
с правилкой, как положено.
Гек задумался. Итог правилки заранее известен: "очко за очко"...
-Разбор отложить до вечера, я сам приду. Сразу после отбоя.
Присмотрите, чтобы к вахте не намылился. Не более того...
Соломан-Ассириец, через отца, ветерана войны, пятикратного
кавалера солдатского креста поселился в престижном районе Иневии,
где именным указом Господина Президента отцу подарили квартиру.
Отец был дряхл и болен, требовался пригляд и уход. Так Соломан
поселился у отца. Но однажды под утро полиция обнаружила у ворот
соседнего особняка бесчувственное истерзанное тельце семилетней
девочки. Особняк принадлежал городскому прокурору. В окрестных
домах жили тоже не последние люди в городе, поэтому виноватых
искать было непросто и отнюдь небезопасно.
Сроки поджимали, а Соломан подвернулся как нельзя более кстати:
две ходки за ним были -- мелкая кража и хулиганство. Тот факт,
что он всю неделю, включая злополучную ночь, провел за городом в
веселой компании, следователей не смутил: взяли под арест и стали
требовать признания. Но несчастный Соломан оказался крепким
орешком: его били и пытали несколько месяцев подряд, прежде чем
он сломался и дал необходимые показания. На суде его криков и
объяснений никто уже не слушал -- пятнадцать лет на жестком
режиме. Дали бы и больше, поскольку девочка умерла, но в районе
вновь произошел подобный случай, в то время как у
подследственного Соломана было железное решеточное алиби, которое
не мог опровергнуть даже самый изобретательный следователь.
Запахло скандалом, поэтому суд, прокурор и казенный адвокат
утрамбовали процесс в один день. Так Соломан оказался в Эльдорадо
(С приходом Ларея и сама зона поменяла название, "Аргентиной" по
привычке ее называли только лягавые, а сидельцы старались не
ошибаться в названиях, себе дороже).
Гек сидел на табуретке посреди сушилки и внимательно слушал
рассказ Соломана. За его спиной стояли двое зырковых -- из его и
местного барака, а также трое местных угловых. Гек сам задавал
вопросы, не препятствовал и остальным. Примерно через час он
оглянулся на ребят, как бы испрашивая разрешения -- все замерли
-- и подвел итог:
-Мы проверим. Но помни, Соломан, если ты наврал нам --
пожалеешь. Это тебе только сейчас кажется, что хуже не бывает
кары за предполагаемый проступок... Бывает, уверяю тебя.
Некоторое время потом ты будешь жить и горевать, что смерть не
приходит так долго. Не передумал?.. Хорошо. Выделить ему
отдельную шконку и место за столом. И посуду. Но поодаль от
"птицефермы", чтобы ни вы, ни он -- не зашкварились. Работы не
давать, без причин не трамбовать. Расходимся.
Через месяц примерно из Иневии пришел подробный отчет. Гек опять
пришел в сушилку, все так же стояли за ним местные авторитеты,
только робы на всех были зимние -- в мае градусник стабильно
показывал около тридцати ниже нуля.
Соломан, бледный как полотно, мял в руках шапку и старался, чтобы
не заметно было, как у него трясутся руки. Мутный и едкий пот
стекал с низкого лба на нос и щеки, но он не смел утереться и как
завороженный смотрел на Ларея.
-Я уже изложил все парням, посоветовался... "За чужого парится"
-- так сообщили мне люди, которым я доверяю. Ты невиновен,
Соломан...
За спиной забулькало. Гек не глядя протянул руку, подхватил
стакан с коньяком, встал.
-Выпей. Отныне ты равен другим. Живи, работай, сиди спокойно...
трудилой.
У Соломана достало сил не расплескать коньяк, он выглохтал целый
стакан в считанные секунды, замер и вдруг из глаз его побежали,
сливаясь со струйками пота, слезы. Соломан повернулся -- стакан
выпал -- и спотыкаясь побежал из сушилки: позорно взрослому
мужчине плакать на людях... Гек извиняюще развел руками, поднял
стакан.
-Подыщите ему по специальности -- вроде он сапожник...
...Следы привели к городскому же прокурору:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
простого сидельца. Но бывает и по-другому: подсядет в курилку,
потреплется с фратами и трудилами, как равный, не заносясь и не
через губу. Пристяжь стоит поодаль и в разговор не мешается.
Хватит духу -- изложи свои претензии. Выслушает, проверит и
припечатает решение. С одной стороны -- выгодная штука: после его
слова в твою пользу -- никто даже зуба не ощерит, ни прямо, ни
исподтишка. Но и опасно -- не раз и не два таких
ловкачей-челобитцев за кривду в крематорий отвозили. Нетаки
вообще перед ним трепещут -- больно строг и крут с ними. "С
нетака, с урки -- особый спрос" -- такая у него поговорка... Не
по плечу -- бери кайло, ныряй в трудилы.
Гек шел вдоль первой барачной улицы. В клубе, в каморке художника
его ждала учетчица кадров из вольных, безмужняя молодая еще баба.
Муж ее бросил с двумя детьми и отбыл в неизвестном направлении,
платили -- только чтобы с голоду не поумирали. Куда деваться --
приходилось подрабатывать. Ларей платил хорошо, целоваться не
лез, не унижал и не развратничал, как иные вольные...
Вслед за Геком плескался обычный хвост из десятка приближенных и
телохранителей. Сначала Гек пытался упразднить эту свиту, но
потом плюнул и оставил как есть: то срочное сообщение, то
наоборот -- кого-то из своих послать потребуется, то с промзоны
бегут жаловаться, то нужен громоотвод для очередного лягавого...
Сидельцу не к лицу любопытство, но всюду, где идет Гек -- торчат
из слепых барачных оконцев, из дверей бледные пятна -- сидельцы
таращатся на Самого, обмениваются впечатлениями: куда идет, на
кого смотрит... Шапки ломать перед ним -- не положено, однако
Соломан-Ассириец рвет казенный картуз с головы, прижимает руку к
сердцу и кланяется, стоя в дверях сапожной мастерской. Гек едва
заметно кивает и следует дальше -- тут не подхалимаж, от души
благодарность...
Дело было осенью. Гек шел по тому же делу и адресу, как вдруг из
барака вынырнул человек и бросился Геку наперерез. Поскользнулся
на осколке ледышки и шлепнулся перед Геком. Из барака уже бежали
к нему догонщики, из-за спины выскочили нерасторопные
дылды-охранники, но упавший, все еще лежа на спине, успел сложить
руки ковшиком и выкрикнуть: "Справедливости! Рассуди, пахан!" И
столько душевной муки и боли стояло в этом крике, что Гек
заколебался, а через секунду и вовсе передумал:
-Назад. Не трогать. Ты. Хряпа, если не ошибаюсь? Излагай, кто
он и почему бежал?
Польщенный до печенок тем, что его помнит сам Ларей, косноязычный
нетак Хряпа с помощью рук и слов-паразитов объяснил, что беглец
-- новенький, только что прибыл с Иневийской крытки с пятнахой на
плечах за изнасилование малолетней девочки. На следствии
подписался, а на суде отказался. Сегодня назначен для него разбор
с правилкой, как положено.
Гек задумался. Итог правилки заранее известен: "очко за очко"...
-Разбор отложить до вечера, я сам приду. Сразу после отбоя.
Присмотрите, чтобы к вахте не намылился. Не более того...
Соломан-Ассириец, через отца, ветерана войны, пятикратного
кавалера солдатского креста поселился в престижном районе Иневии,
где именным указом Господина Президента отцу подарили квартиру.
Отец был дряхл и болен, требовался пригляд и уход. Так Соломан
поселился у отца. Но однажды под утро полиция обнаружила у ворот
соседнего особняка бесчувственное истерзанное тельце семилетней
девочки. Особняк принадлежал городскому прокурору. В окрестных
домах жили тоже не последние люди в городе, поэтому виноватых
искать было непросто и отнюдь небезопасно.
Сроки поджимали, а Соломан подвернулся как нельзя более кстати:
две ходки за ним были -- мелкая кража и хулиганство. Тот факт,
что он всю неделю, включая злополучную ночь, провел за городом в
веселой компании, следователей не смутил: взяли под арест и стали
требовать признания. Но несчастный Соломан оказался крепким
орешком: его били и пытали несколько месяцев подряд, прежде чем
он сломался и дал необходимые показания. На суде его криков и
объяснений никто уже не слушал -- пятнадцать лет на жестком
режиме. Дали бы и больше, поскольку девочка умерла, но в районе
вновь произошел подобный случай, в то время как у
подследственного Соломана было железное решеточное алиби, которое
не мог опровергнуть даже самый изобретательный следователь.
Запахло скандалом, поэтому суд, прокурор и казенный адвокат
утрамбовали процесс в один день. Так Соломан оказался в Эльдорадо
(С приходом Ларея и сама зона поменяла название, "Аргентиной" по
привычке ее называли только лягавые, а сидельцы старались не
ошибаться в названиях, себе дороже).
Гек сидел на табуретке посреди сушилки и внимательно слушал
рассказ Соломана. За его спиной стояли двое зырковых -- из его и
местного барака, а также трое местных угловых. Гек сам задавал
вопросы, не препятствовал и остальным. Примерно через час он
оглянулся на ребят, как бы испрашивая разрешения -- все замерли
-- и подвел итог:
-Мы проверим. Но помни, Соломан, если ты наврал нам --
пожалеешь. Это тебе только сейчас кажется, что хуже не бывает
кары за предполагаемый проступок... Бывает, уверяю тебя.
Некоторое время потом ты будешь жить и горевать, что смерть не
приходит так долго. Не передумал?.. Хорошо. Выделить ему
отдельную шконку и место за столом. И посуду. Но поодаль от
"птицефермы", чтобы ни вы, ни он -- не зашкварились. Работы не
давать, без причин не трамбовать. Расходимся.
Через месяц примерно из Иневии пришел подробный отчет. Гек опять
пришел в сушилку, все так же стояли за ним местные авторитеты,
только робы на всех были зимние -- в мае градусник стабильно
показывал около тридцати ниже нуля.
Соломан, бледный как полотно, мял в руках шапку и старался, чтобы
не заметно было, как у него трясутся руки. Мутный и едкий пот
стекал с низкого лба на нос и щеки, но он не смел утереться и как
завороженный смотрел на Ларея.
-Я уже изложил все парням, посоветовался... "За чужого парится"
-- так сообщили мне люди, которым я доверяю. Ты невиновен,
Соломан...
За спиной забулькало. Гек не глядя протянул руку, подхватил
стакан с коньяком, встал.
-Выпей. Отныне ты равен другим. Живи, работай, сиди спокойно...
трудилой.
У Соломана достало сил не расплескать коньяк, он выглохтал целый
стакан в считанные секунды, замер и вдруг из глаз его побежали,
сливаясь со струйками пота, слезы. Соломан повернулся -- стакан
выпал -- и спотыкаясь побежал из сушилки: позорно взрослому
мужчине плакать на людях... Гек извиняюще развел руками, поднял
стакан.
-Подыщите ему по специальности -- вроде он сапожник...
...Следы привели к городскому же прокурору:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129