В этих книгах, безусловно, есть «пищеварительная система», но ее явно недостаточно, чтобы переварить такое огромное количество жизненного материала, который заключен в этих книгах. Следует отметить, что подобная «пищеварительная система» характерна не только для абстрактного мышления. Хаксли и Манн достаточно умные писатели, но, тем не менее, их книги удивительно статичны. Самое важное – это способность писателя «атаковать» свой жизненный опыт, не просто «выстрадать» его, но выйти за его пределы. Достоевский никогда не наскучит, несмотря на его небрежный, неуклюжий стиль, и усложненную, бесконечную длину его произведений: читатель всегда ощущает под тлеющими углями раскаленный огонь, стремящийся поглотить материал, как плавильная печь переваривает сырую руду.
Такова, вкратце, природа моей интуиции в отношении порнографии. Она связана, прежде всего, с проблемой пищеварительной системы. Мы не даем риса уткам, или пудинг с почками грудным младенцам, потому что знаем, что их пищеварительные системы не выдержат такой тяжелой пищи. Если я поступаю наоборот, зная конечный результат, то буду виновен в преступной халатности. То же самое применимо и к писателю, который производит клейкое, неудобоваримое месиво из секса и насилия, обращенное к низменным инстинктам среднего читателя.
Отсюда ясно, почему я не считаю «Мою тайную жизнь», «Фанни Хилл» или де Сада настоящей порнографией. Все дело в том, чтобы в литературе подобного рода не содержалось яда или отрицания жизни. «Моя тайная жизнь» становится скучной и монотонной после первых нескольких сотен страниц, но она не более ядовитая, чем «Отчет конгресса». Рассказчик, конечно же, грубый и глупый человек, но не жестокий и не низменный. Можно не принимать его мнения и моральных принципов, особенно, его убеждения в том, что секс – это самая важная сторона человеческой жизни. Каждый волен решать это сам, так оно или нет. В этой книге нет ничего такого, что помешало бы читателю после знакомства с нею поставить на проигрыватель квартет Бетховена. То же самое справедливо и по отношению к «Фанни Хилл». Что касается де Сада, то чтение его вызывает реакцию, которая даже способствует усилению воздействия музыки Бетховена. Совершенно обратная реакция наблюдается после чтения нескольких страниц Джеймса Хэдли Чейза или Гарольда Роббинса – читатель уже не в состоянии слушать и наслаждаться Бетховеном: «прекрасный и беспомощный ангел» будет казаться совершенно несовместимым со злобным, опасным и жестоким миром, который предстает в романах этих беллетристов.
Короче говоря, порнография связана с чувством ниспровержения и снижения моральных ценностей. Если искусство есть борьба между человеческим разумом и материальным миром, то порнографический писатель сражается на стороне грубого материализма. Интересно отметить, что Ян Флеминг, Гарольд Роббинс и Джеймс Хэдли Чейз эксплуатируют преступление и секс, низводя их на один и тот же уровень, как разрушительные силы. Шоу говорил, что мы судим о художнике по его наивысшим достижениям, а о преступнике – по его самым низким падениям. И если искусство рассматривать как адвоката, защищающего высшие моменты жизни человека против ее низменных проявлений, то писатель, который эксплуатирует насилие исключительно для того, чтобы пощекотать нервы читателей, развлечь их, тем самым становится адвокатом самых низменных сторон натуры человека. Но если он низводит и секс на одну доску с насилием, делая его одним из проявлений низменных страстей, то преступление такого писателя налицо.
А теперь перейдем к следующему аспекту аргументации. Я уже отмечал, что Томас Манн и Олдос Хаксли также участвовали в этой борьбе между материальным миром и человеческим разумом, но они терпели поражение в этом извечном противоборстве, были пораженцами. Лично я нахожу Хаксли почти таким же унылым и наводящим тоску писателем, как, скажем, Грэм Грин, потому что в их произведениях победа почти всегда остается на стороне материального мира, хотя Г.Грин на словах говорит о жизнеутверждении, но этот тезис до конца никогда не проводится в его книгах. Его положительные герои всегда неприятные и глупые, его тонко чувствующие люди всегда слабые. То же самое относится и к Томасу Манну, но его «объективность» делает это менее гнетущим.
Отрицание жизни, являясь непременным и существенным элементом порнографии, не ограничено только ею. Естественно возникает проблема: насколько обратное утверждение истинно. Возможна ли порнография, в которой отсутствует отрицание жизни?
Эта проблема более важная, чем кажется на первый взгляд. Эта проблема нравственности и безнравственности, здоровья и упадка волнует человечество вот уже свыше столетия начиная со спора Золя с Ибсеном в 80-е годы XIX века. Аргументы с двух сторон, в общем, одинаковые. Еще в 1782 году Томас Джефферсон писал: «Те, кто трудится на земле, – истинные избранники Бога… Моральное разложение среди земледельцев – явление, не известное ни одному веку и ни одной нации». Подобное примитивное общество, как здоровое тело, автоматически не приемлет «разложения». Когда же появляются в обществе «сомневающиеся», нездоровые, испорченные люди, это означает, что наступает эпоха декаданса. Если мое физическое тело подвержено воздействию бацилл, я постараюсь вылечить его и изгнать микробы, и, конечно же, не восприму такое болезненное состояние как интересную вариацию скучной рутины быть здоровым человеком. Подобной точки зрения придерживался Макс Нордау в книге «Вырождение» (1893 год). Декаданс должен быть признан явлением крайне нежелательным и ненормальным. Против подобной точки зрения на декаданс выступал Шоу в статье «Святость искусства», имевшей подзаголовок «Разоблачение сегодняшней бессмыслицы, будто художники вырождаются». Вся аргументация Шоу сводится к короткой фразе: «не вырождение, а развитие». Томас Манн, выступивший в это время со своими первыми рассказами, занял менее позитивную позицию (которой он придерживался всю свою жизнь): становясь более утонченным, искусство развивается и вырождается; с его точки зрения, эволюция означает вырождение. То же самое утверждал и Шпенглер в своем фундаментальном труде «Закат Европы».
Шоу категорически не согласен с подобными взглядами. Он писал: «Конечно, эволюция может выражать вырождение, если чувствительность победит жизненность. Но это не обязательно». И тут выясняется другая сторона проблемы, которую мы подняли. Манн и Хаксли были писателями, у которых чувствительность опережает жизненную энергию, в этом случае возможно – теоретически – увеличить жизненную силу, чтобы она пришла в соответствие с чувствительностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Такова, вкратце, природа моей интуиции в отношении порнографии. Она связана, прежде всего, с проблемой пищеварительной системы. Мы не даем риса уткам, или пудинг с почками грудным младенцам, потому что знаем, что их пищеварительные системы не выдержат такой тяжелой пищи. Если я поступаю наоборот, зная конечный результат, то буду виновен в преступной халатности. То же самое применимо и к писателю, который производит клейкое, неудобоваримое месиво из секса и насилия, обращенное к низменным инстинктам среднего читателя.
Отсюда ясно, почему я не считаю «Мою тайную жизнь», «Фанни Хилл» или де Сада настоящей порнографией. Все дело в том, чтобы в литературе подобного рода не содержалось яда или отрицания жизни. «Моя тайная жизнь» становится скучной и монотонной после первых нескольких сотен страниц, но она не более ядовитая, чем «Отчет конгресса». Рассказчик, конечно же, грубый и глупый человек, но не жестокий и не низменный. Можно не принимать его мнения и моральных принципов, особенно, его убеждения в том, что секс – это самая важная сторона человеческой жизни. Каждый волен решать это сам, так оно или нет. В этой книге нет ничего такого, что помешало бы читателю после знакомства с нею поставить на проигрыватель квартет Бетховена. То же самое справедливо и по отношению к «Фанни Хилл». Что касается де Сада, то чтение его вызывает реакцию, которая даже способствует усилению воздействия музыки Бетховена. Совершенно обратная реакция наблюдается после чтения нескольких страниц Джеймса Хэдли Чейза или Гарольда Роббинса – читатель уже не в состоянии слушать и наслаждаться Бетховеном: «прекрасный и беспомощный ангел» будет казаться совершенно несовместимым со злобным, опасным и жестоким миром, который предстает в романах этих беллетристов.
Короче говоря, порнография связана с чувством ниспровержения и снижения моральных ценностей. Если искусство есть борьба между человеческим разумом и материальным миром, то порнографический писатель сражается на стороне грубого материализма. Интересно отметить, что Ян Флеминг, Гарольд Роббинс и Джеймс Хэдли Чейз эксплуатируют преступление и секс, низводя их на один и тот же уровень, как разрушительные силы. Шоу говорил, что мы судим о художнике по его наивысшим достижениям, а о преступнике – по его самым низким падениям. И если искусство рассматривать как адвоката, защищающего высшие моменты жизни человека против ее низменных проявлений, то писатель, который эксплуатирует насилие исключительно для того, чтобы пощекотать нервы читателей, развлечь их, тем самым становится адвокатом самых низменных сторон натуры человека. Но если он низводит и секс на одну доску с насилием, делая его одним из проявлений низменных страстей, то преступление такого писателя налицо.
А теперь перейдем к следующему аспекту аргументации. Я уже отмечал, что Томас Манн и Олдос Хаксли также участвовали в этой борьбе между материальным миром и человеческим разумом, но они терпели поражение в этом извечном противоборстве, были пораженцами. Лично я нахожу Хаксли почти таким же унылым и наводящим тоску писателем, как, скажем, Грэм Грин, потому что в их произведениях победа почти всегда остается на стороне материального мира, хотя Г.Грин на словах говорит о жизнеутверждении, но этот тезис до конца никогда не проводится в его книгах. Его положительные герои всегда неприятные и глупые, его тонко чувствующие люди всегда слабые. То же самое относится и к Томасу Манну, но его «объективность» делает это менее гнетущим.
Отрицание жизни, являясь непременным и существенным элементом порнографии, не ограничено только ею. Естественно возникает проблема: насколько обратное утверждение истинно. Возможна ли порнография, в которой отсутствует отрицание жизни?
Эта проблема более важная, чем кажется на первый взгляд. Эта проблема нравственности и безнравственности, здоровья и упадка волнует человечество вот уже свыше столетия начиная со спора Золя с Ибсеном в 80-е годы XIX века. Аргументы с двух сторон, в общем, одинаковые. Еще в 1782 году Томас Джефферсон писал: «Те, кто трудится на земле, – истинные избранники Бога… Моральное разложение среди земледельцев – явление, не известное ни одному веку и ни одной нации». Подобное примитивное общество, как здоровое тело, автоматически не приемлет «разложения». Когда же появляются в обществе «сомневающиеся», нездоровые, испорченные люди, это означает, что наступает эпоха декаданса. Если мое физическое тело подвержено воздействию бацилл, я постараюсь вылечить его и изгнать микробы, и, конечно же, не восприму такое болезненное состояние как интересную вариацию скучной рутины быть здоровым человеком. Подобной точки зрения придерживался Макс Нордау в книге «Вырождение» (1893 год). Декаданс должен быть признан явлением крайне нежелательным и ненормальным. Против подобной точки зрения на декаданс выступал Шоу в статье «Святость искусства», имевшей подзаголовок «Разоблачение сегодняшней бессмыслицы, будто художники вырождаются». Вся аргументация Шоу сводится к короткой фразе: «не вырождение, а развитие». Томас Манн, выступивший в это время со своими первыми рассказами, занял менее позитивную позицию (которой он придерживался всю свою жизнь): становясь более утонченным, искусство развивается и вырождается; с его точки зрения, эволюция означает вырождение. То же самое утверждал и Шпенглер в своем фундаментальном труде «Закат Европы».
Шоу категорически не согласен с подобными взглядами. Он писал: «Конечно, эволюция может выражать вырождение, если чувствительность победит жизненность. Но это не обязательно». И тут выясняется другая сторона проблемы, которую мы подняли. Манн и Хаксли были писателями, у которых чувствительность опережает жизненную энергию, в этом случае возможно – теоретически – увеличить жизненную силу, чтобы она пришла в соответствие с чувствительностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107