Потом он сказал:
– Весьма вероятно, что это подлинник. Одно только меня смущает. Почему он передал это эссе Руссо? Ведь Донелли высказывает здесь взгляды, противоположные убеждениям французского философа. Он полагал, что Руссо – совершенный дурак.
– Не уверен. В Донелли очень силен элемент оптимизма, что, вероятно, импонировало бы Руссо. Кроме того, Руссо не так-то прост, как полагают некоторые: он никогда всерьез не считал, что люди должны вернуться назад в природу.
– Возможно, ты прав. – Казалось, он глубоко погрузился в свои мысли, Я спросил, удалось ли ему найти что-нибудь о Донелли. Он слегка нахмурился и уткнулся носом в чашку кофе. После небольшой паузы сказал:
– Ты лучше сам пойди и посмотри.
Пройдя через лабиринт коридоров и крутых спиральных лестниц, мы вернулись к нему в кабинет, который содержался в безукоризненной чистоте и порядке. На письменном столе лежало с полдюжины книг с торчащими из них бумажными закладками. Он пригласил меня за стол и предложил заняться подобранными книгами. Сам он устроился в кресле напротив, закурил сигарету и вернулся к обсуждению эссе Донелли. Книги меня разочаровали. Там был путевой дневник, который я уже видел у полковника Донелли, напечатанный и Лондоне в 1821 году Джоном Мурреем, издателем Байрона, с кратким предисловием, в котором Эсмонд Донелли охарактеризован как «ирландский джентльмен и ученый», но которое не содержало никаких других данных о его биографии – не указывалось даже, жив ли он был в момент выхода книги в свет (в 1820 году ему было семьдесят два года). Небольшая ссылка на него имелась в исследовании Джилпина «Английские дневники семнадцатого и восемнадцатого веков» (1876), приводилась цитата из его дневников в книге о Венеции (имя автора я уже не припомню). Интересное упоминание имени Донелли имеется в письме Байрона к Френсису Ходсону от июня 1811 года (Избранные произведения, под редакцией Иротеро и Кольриджа, том 9, стр. 420): «Шерри (Шеридан) сказал мне, что не знает более необузданного и дикого нрава, чем у моего отца („Сумасшедшего Джека“ Байрона), хотя ему доводилось встречаться с Уилкисом и Донелли в их юные годы». В другом письме, к Уильяму Джиффорду (том 13, стр. 193), он заметил: «На меня произвело сильное впечатление высказывание Эсмонда Донелли, где он говорит о поразительном несоответствии между нами и нашими душевными мирами по сравнению со вселенной: наш мир всего лишь атом. Эта мысль сперва привела его к неутешительному выводу о необоснованности наших претензий на личное бессмертие».
Пока я выписывал различные ссылки на Донелли и одновременно обдумывал свое предисловие к его дневникам, Тим рылся в каких-то бумагах в шкафу. Когда я закончил работу над книгами, он положил передо мной листок бумаги. Это была фотокопия страницы какой-то рукописи. Почерк легко прочитывался, хотя там и содержались незначительные орфографические описки:
… был удовлетворен, что он намерен выполнить свои обязательства.
Упомянув, что в Отагейте люди употребляют в пищу собак, Голдсмит заметил, что такой же обычай существует и в Китае, где даже имеются специальные собачьи мясники, и когда такой мясник появляется на улице, все окрестные собаки бросаются на него. ДЖОНСОН: «Это вовсе не потому, что он убивает собак, сэр. Я помню мясника в Личфилде, на которого всегда нападала соседская собака. Именно запах кровавой бойни провоцирует собак нападать на мясника, независимо от того, каких животных он убивает». ГОЛДСМИТ: «Да, у животных существует отвращение ко всем признакам убийства. Если поставить сосуд с кровью на конюшне, лошади становятся буйными, как сумасшедшие». ДЖОНСОН: «Сомневаюсь». ГОЛДСМИТ: «Нет, сэр, этот факт широко известен».
После этого отрывка следовало несколько зачеркнутых строк, затем текст продолжался:
ТРЕЙЛ: «Вам следует убедиться в справедливости этого, прежде чем внести этот факт в натуральную историю.. .»
Я взглянул на Тима несколько обескураженно, подозревая, что он подсунул мне случайно не тот листок. Он положил еще одну фотокопию, на этот раз страницы из напечатанной книги. Там было написано:
ГОЛДСМИТ: «Об этом факте мне сообщил Эсмонд Донелли, который уверял меня, что проверял это на опыте», ДЖОНСОН: (выходя из себя): «Ах, сэр, нисколько не сомневаюсь, что такой человек способен и на худшее». ГОЛДСМИТ: «У него веселый и общительный нрав». ДЖОНСОН: «Действительно, он настоящий феникс веселой злобы. То же самое можно сказать и о дьяволе». ГОЛДСМИТ: «И все же он хорошо разбирается в лошадях». ТРЕЙЛ: «Вам следует это еще доказать…»
Тим сказал:
– Босвелл обычно вычеркивал абзацы, которые хотел уничтожить, так тщательно, что их невозможно было прочесть. Эту страницу из черновика рукопией «Жизнь Джонсона» удалось полностью расшифровать.
– Удивительно. Как же вы ее нашли?
– Это не моя заслуга. Я рассказал о вашем интересе к Донелли человеку, который составляет каталог фотокопий. Совершенно случайно накануне он наткнулся на имя Донелли.
– Итак, вы полагаете, что есть еще упоминания имени Донелли в рукописях Босвелла?
– Возможно. Если мы найдем что-нибудь еще о Донелли, мы обязательно дадим вам знать.
Я провел весь день в читальном зале Британского музея, но не обнаружил ничего, достойного интереса. Вернувшись на Кенсингтон-сквер, где мы остановились у Джереми Уортингтона, одного из менеджеров фирмы «Джон Джемисон виски», я обсудил результаты дневных трудов с Дианой и Сью Уортингтон. Мы сошлись во мнении, что Джонсон не любил Донелли, и это указывает на то, что ему хорошо была известна подмоченная репутация Эсмонда как распутника. Но почему Джонсон так взорвался при одном только упоминании имени Донелли? Босвелл также слыл распутником, впрочем, как и Уилкис, с которым у Джонсона были нормальные отношения. Почему он так выделял именно Донелли? Что он имел в виду, когда презрительно бросил: «… он способен и на худшее»?
Сью считала, что Джонсона просто вывела из себя наивная доверчивость Голдсмита. Я был склонен с ней согласиться. Затем Сью сказала:
– Ты должен поговорить с Джереми о Босвелле. Он знаком с человеком, который нашел неизвестные рукописи Босвелла.
Это было интересное известие. Я провел большую часть дня, читая дневники Босвелла и знакомясь с историей их обнаружения, что было довольно увлекательным занятием. Вот вкратце то, что мне стало известно. Босвелл умер в 1795 году, когда ему было уже за пятьдесят, вероятно, из-за цирроза печени. Трое друзей Босвелла стали душеприказчиками его литературного наследия – преподобный Уильям Темпл, сэр Уильям Форбс и Эдмунд Малоун. Босвелл завещал им ознакомиться с его личным архивом рукописей и подготовить к печати то, что они сочтут интересным и поучительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Весьма вероятно, что это подлинник. Одно только меня смущает. Почему он передал это эссе Руссо? Ведь Донелли высказывает здесь взгляды, противоположные убеждениям французского философа. Он полагал, что Руссо – совершенный дурак.
– Не уверен. В Донелли очень силен элемент оптимизма, что, вероятно, импонировало бы Руссо. Кроме того, Руссо не так-то прост, как полагают некоторые: он никогда всерьез не считал, что люди должны вернуться назад в природу.
– Возможно, ты прав. – Казалось, он глубоко погрузился в свои мысли, Я спросил, удалось ли ему найти что-нибудь о Донелли. Он слегка нахмурился и уткнулся носом в чашку кофе. После небольшой паузы сказал:
– Ты лучше сам пойди и посмотри.
Пройдя через лабиринт коридоров и крутых спиральных лестниц, мы вернулись к нему в кабинет, который содержался в безукоризненной чистоте и порядке. На письменном столе лежало с полдюжины книг с торчащими из них бумажными закладками. Он пригласил меня за стол и предложил заняться подобранными книгами. Сам он устроился в кресле напротив, закурил сигарету и вернулся к обсуждению эссе Донелли. Книги меня разочаровали. Там был путевой дневник, который я уже видел у полковника Донелли, напечатанный и Лондоне в 1821 году Джоном Мурреем, издателем Байрона, с кратким предисловием, в котором Эсмонд Донелли охарактеризован как «ирландский джентльмен и ученый», но которое не содержало никаких других данных о его биографии – не указывалось даже, жив ли он был в момент выхода книги в свет (в 1820 году ему было семьдесят два года). Небольшая ссылка на него имелась в исследовании Джилпина «Английские дневники семнадцатого и восемнадцатого веков» (1876), приводилась цитата из его дневников в книге о Венеции (имя автора я уже не припомню). Интересное упоминание имени Донелли имеется в письме Байрона к Френсису Ходсону от июня 1811 года (Избранные произведения, под редакцией Иротеро и Кольриджа, том 9, стр. 420): «Шерри (Шеридан) сказал мне, что не знает более необузданного и дикого нрава, чем у моего отца („Сумасшедшего Джека“ Байрона), хотя ему доводилось встречаться с Уилкисом и Донелли в их юные годы». В другом письме, к Уильяму Джиффорду (том 13, стр. 193), он заметил: «На меня произвело сильное впечатление высказывание Эсмонда Донелли, где он говорит о поразительном несоответствии между нами и нашими душевными мирами по сравнению со вселенной: наш мир всего лишь атом. Эта мысль сперва привела его к неутешительному выводу о необоснованности наших претензий на личное бессмертие».
Пока я выписывал различные ссылки на Донелли и одновременно обдумывал свое предисловие к его дневникам, Тим рылся в каких-то бумагах в шкафу. Когда я закончил работу над книгами, он положил передо мной листок бумаги. Это была фотокопия страницы какой-то рукописи. Почерк легко прочитывался, хотя там и содержались незначительные орфографические описки:
… был удовлетворен, что он намерен выполнить свои обязательства.
Упомянув, что в Отагейте люди употребляют в пищу собак, Голдсмит заметил, что такой же обычай существует и в Китае, где даже имеются специальные собачьи мясники, и когда такой мясник появляется на улице, все окрестные собаки бросаются на него. ДЖОНСОН: «Это вовсе не потому, что он убивает собак, сэр. Я помню мясника в Личфилде, на которого всегда нападала соседская собака. Именно запах кровавой бойни провоцирует собак нападать на мясника, независимо от того, каких животных он убивает». ГОЛДСМИТ: «Да, у животных существует отвращение ко всем признакам убийства. Если поставить сосуд с кровью на конюшне, лошади становятся буйными, как сумасшедшие». ДЖОНСОН: «Сомневаюсь». ГОЛДСМИТ: «Нет, сэр, этот факт широко известен».
После этого отрывка следовало несколько зачеркнутых строк, затем текст продолжался:
ТРЕЙЛ: «Вам следует убедиться в справедливости этого, прежде чем внести этот факт в натуральную историю.. .»
Я взглянул на Тима несколько обескураженно, подозревая, что он подсунул мне случайно не тот листок. Он положил еще одну фотокопию, на этот раз страницы из напечатанной книги. Там было написано:
ГОЛДСМИТ: «Об этом факте мне сообщил Эсмонд Донелли, который уверял меня, что проверял это на опыте», ДЖОНСОН: (выходя из себя): «Ах, сэр, нисколько не сомневаюсь, что такой человек способен и на худшее». ГОЛДСМИТ: «У него веселый и общительный нрав». ДЖОНСОН: «Действительно, он настоящий феникс веселой злобы. То же самое можно сказать и о дьяволе». ГОЛДСМИТ: «И все же он хорошо разбирается в лошадях». ТРЕЙЛ: «Вам следует это еще доказать…»
Тим сказал:
– Босвелл обычно вычеркивал абзацы, которые хотел уничтожить, так тщательно, что их невозможно было прочесть. Эту страницу из черновика рукопией «Жизнь Джонсона» удалось полностью расшифровать.
– Удивительно. Как же вы ее нашли?
– Это не моя заслуга. Я рассказал о вашем интересе к Донелли человеку, который составляет каталог фотокопий. Совершенно случайно накануне он наткнулся на имя Донелли.
– Итак, вы полагаете, что есть еще упоминания имени Донелли в рукописях Босвелла?
– Возможно. Если мы найдем что-нибудь еще о Донелли, мы обязательно дадим вам знать.
Я провел весь день в читальном зале Британского музея, но не обнаружил ничего, достойного интереса. Вернувшись на Кенсингтон-сквер, где мы остановились у Джереми Уортингтона, одного из менеджеров фирмы «Джон Джемисон виски», я обсудил результаты дневных трудов с Дианой и Сью Уортингтон. Мы сошлись во мнении, что Джонсон не любил Донелли, и это указывает на то, что ему хорошо была известна подмоченная репутация Эсмонда как распутника. Но почему Джонсон так взорвался при одном только упоминании имени Донелли? Босвелл также слыл распутником, впрочем, как и Уилкис, с которым у Джонсона были нормальные отношения. Почему он так выделял именно Донелли? Что он имел в виду, когда презрительно бросил: «… он способен и на худшее»?
Сью считала, что Джонсона просто вывела из себя наивная доверчивость Голдсмита. Я был склонен с ней согласиться. Затем Сью сказала:
– Ты должен поговорить с Джереми о Босвелле. Он знаком с человеком, который нашел неизвестные рукописи Босвелла.
Это было интересное известие. Я провел большую часть дня, читая дневники Босвелла и знакомясь с историей их обнаружения, что было довольно увлекательным занятием. Вот вкратце то, что мне стало известно. Босвелл умер в 1795 году, когда ему было уже за пятьдесят, вероятно, из-за цирроза печени. Трое друзей Босвелла стали душеприказчиками его литературного наследия – преподобный Уильям Темпл, сэр Уильям Форбс и Эдмунд Малоун. Босвелл завещал им ознакомиться с его личным архивом рукописей и подготовить к печати то, что они сочтут интересным и поучительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107