— Если позволите, — сказал он, сжимая за спиной руки, — Я имею некоторое право…
— Идемте, идемте, — вскричал лейтенант, безнадежно и дико махнув рукой, и ринулся в контору. Мы пошли за ним.
П. Монморенси, жилищный агент, одинокий и пожилой, сидел за голой бурой конторкой. Голова у него была как яйцо, рот — как у лягушки, бородка — в виде сероватой бахромы, а нос — красноватый и ровный. Носил он потертый сюртук и какой-то пасторский галстук, завязанный совсем не по-пасторски.
Словом, он так же мало походил на агента по продаже недвижимости, как на разносчика реклам или на шотландского горца.
Простояли мы секунд сорок, но странный старый человечек на нас не смотрел. Правда, и мы на него не смотрели, при всей его странности. Мы, как и он, смотрели на хорька, ползавшего по конторке.
Молчание нарушил Руперт. Сладким и стальным голосом, который приберегался для самых важных случаев, а репетировался в спальне, он произнес:
— Мистер Монморенси, надеюсь?
Человечек вздрогнул, удивленно и кротко поглядел на нас, взял хорька за шкирку и сунул в карман. После чего виновато выговорил:
— Простите?
— Вы жилищный агент? — осведомился Руперт.
К великой его радости, человечек вопросительно взглянул на Кийта.
— Вы агент или нет? — заорал Руперт так, словно спрашивал: «Вы громила?»
— Да… о, да!.. — ответил тот с нервной, почти кокетливой улыбкой. — Именно жилищный агент! Да, да.
— Так вот, — с ехидной мягкостью сказал Руперт, — лейтенант Кийт хочет с вами потолковать. Мы пришли сюда по его просьбе.
Лейтенант, мрачно молчавший, заговорил:
— Я пришел, мистер Монморенси, по поводу моего дома.
— Да, да, — откликнулся жилищный агент, барабаня по конторке, — все готово, сэр. Я все выполнил… это… ну…
— Хорошо, — оборвал его Кийт, словно выстрелил из ружья. — Не беспокойтесь. Сделали все — и прекрасно.
И он резко повернулся к дверям.
Мистер Монморенси, немыслимо жалобный, что-то забормотал, потом решился:
— Извините, мистер Кийт… я спрошу… я не совсем уверен. Отопительные приборы там есть… но зимой… на такой высоте…
— Нельзя много ждать? — оборвал его лейтенант. — Ну, конечно, я и не буду. Все в порядке, мой дорогой. Вы не беспокойтесь, — и он взялся за ручку.
— Мне кажется, — с сатанинской вкрадчивостью произнес Руперт, — мистер Монморенси хочет еще что-то сказать.
— Я про птиц, — в отчаянии воскликнул агент. — Что с ними делать?
— Простите? — в полном недоумении выговорил Руперт.
— Как насчет птиц? — повторил Монморенси.
Бэзил, стоявший до сей поры спокойно или, точнее, тупо, как Наполеон, внезапно поднял львиную голову.
— Прежде, чем вы уйдете, лейтенант, — спросил он, — скажите, что будет с птицами?
— Я о них позабочусь, — ответил Кийт. — Они не пострадают.
— Спасибо, спасибо! — вскричал в полном восторге загнанный агент. — Не сердитесь, пожалуйста. Вы знаете, как я люблю животных. Я такой же дикий, как они. Спасибо, сэр. Но вот еще одно…
Лейтенант очень странно засмеялся и повернулся к нам. Смысл его смеха был примерно такой: «Ну что ж, хотите все испортить — пожалуйста. Но если бы вы знали, что вы портите!»
— Еще одно, — тихо повторил мистер Монморенси. — Конечно, если вы не хотите, чтобы к вам ходили гости, надо его покрасить зеленым, но…
— Красьте! — заорал Кийт. — Зеленым, и только зеленым. И прежде, чем мы опомнились, вылетел на улицу. Руперт Грант собрался не сразу, но заговорил раньше, чем затихло эхо хлопнувшей двери.
— Ваш клиент взволнован, — сказал он. — Что с ним? Ему плохо?
— Нет, что вы! — смутился Монморенси. — Дело у нас непростое. Дом, знаете ли…
— Зеленый, — невозмутимо сказал Руперт. — Видимо, это очень важно. Разрешите осведомиться, мистер Монморенси, часто это бывает? Просят вас клиенты покрасить дом только в голубой или в розовый цвет? Или, допустим, в зеленый?
— Понимаете, — дрожащим голосом отвечал агент, — это для того, чтобы он не бросался в глаза.
Руперт безжалостно улыбнулся.
— Можете вы сказать мне, — спросил он, — где не бросается в глаза зеленое?
Жилищный агент порылся в кармане, медленно вынул двух ящериц, пустил их по конторке и ответил:
— Нет, не могу.
— Вы не можете объяснить, в чем дело?
— Вот именно. — Жилищный агент медленно встал. — Не могу. Простите, сэр, я деловой человек. Так вам нужен дом?
Он взглянул на Руперта голубыми глазами, и тот смутился, и взял себя в руки.
— Простите, — благоразумно ответил он. — Ваши реплики так хороши, что я едва не упустил нашего друга. Еще раз простите мою дерзость.
— Что вы, что вы! — проговорил жилищный агент, не спеша вынимая южноамериканского паука из жилетного кармана и пуская его на конторку сбоку.
— Что вы, сэр! Заходите к нам, окажите честь.
Руперт Грант в ярости поспешил прочь, чтобы изловить лейтенанта, но тот исчез. Скучная улица, освещенная одними звездами была пуста.
— Ну, что ты теперь скажешь? — крикнул он брату. Брат не ответил.
Молча пошли мы по улице, Руперт — в ярости, я — в удивлении, Бэзил — просто скучая. Мы проходили улицы, одну за другой, огибали углы, пересекали площади — и не встретили никого, кроме пьяниц по двое, по трое.
На одной улочке их стало пятеро, потом — шестеро, а там — и небольшая толпа. Она была сравнительно спокойна; но всякий, знающий дух неистребимого народа, знает и то, что сравнительное (а не полное) спокойствие обочины говорит об истинной буре внутри. Вскоре мы убедились, что в сердцевине этой толпы что-то произошло. Пробившись туда с изобретательностью, ведомой только лондонцам, мы увидели, в чем дело. На мостовой лежал человек. Рядом стоял лейтенант Кийт в каких-то лохмотьях, глаза его сверкали, на костяшках пальцев была кровь. Хуже того — на камнях лежал или очень длинный кинжал, или короткая шпага, вынутая из трости. Однако на ней крови не было.
Полиция во всем своем тяжком всемогуществе тоже пробилась в центр, и Руперт кинулся к ней, не в силах удержать своей великой тайны.
— Вот он, констебль! — крикнул он, указывая на лейтенанта. — Вот кто убил.
— Никто никого не убивал, сэр, — с автоматической вежливостью ответил страж порядка. — Бедняга ранен. Я запишу фамилию и адреса свидетелей и буду за ними приглядывать.
— Приглядывайте лучше за ним! — воскликнул бедный Руперт, имея в виду лейтенанта.
— Хорошо, сэр, — бесстрастно ответил полицейский и пошел собирать адреса. Когда он их собрал, уже стемнело, и многие разошлись. Но Руперт Грант остался.
— Констебль, — сказал он, — у меня есть важные причины задать вам один вопрос. Дал ли вам адрес человек, который уронил трость со шпагой?
— Дал, сэр, — ответил, подумав, полицейский, — да, он его дал.
— Я Руперт Грант, — не без гордости сказал Руперт. — Я не раз помогал полиции в важных делах.
1 2 3 4 5