— Но как мы отправимся туда? — спросил Конан. — Нас ведь ищут. Забыл?
— Такое забыть непросто, — вздохнул Саламар. — Я даже готов снова переодеться женщиной, лишь бы не попасть в руки к аграпурской страже. Как вспомню, к чему меня приговорили… бр-р! Мороз по коже дерет.
— Да, однорукому воровать неловко, — признал Конан.
— Самое обидное заключается в том, что я на сей раз ничего не украл! — с горечью произнес Саламар. — Я утащил только тот амулет, который…
— Да, да, помню. Можешь не повторять. Но утащить золотое яйцо просто необходимо. Я обещал Бронвэг, да и вообще… Как представлю себе, что какой-нибудь пройдоха завладеет этим предметом, а после, когда на свет появится Феникс, будет содержать волшебную птицу у себя в клетке…
— Скорее, продаст ее какому-нибудь богатею, — вставил Саламар.
— Да, а тот посадит ее в клетку, — упрямо стоял на своем Конан. — В любом случае, это неприятно. Птица должна летать в поднебесье. Не для того сгорели все потомки Феникса, чтобы их возрожденный предок протомился пятьсот лет за решеткой.
— Может быть, это научит его не бросать возлюбленную ради сомнительного удовольствия «повидать мир», — сказал Саламар.
— Ну, мало ли какие поступки совершают люди ради сомнительных удовольствий, — заметил Конан.
В конце концов они решили, что на пепелище тюрьмы пойдет карлик Тульпис, а Конан отправится с ним в образе чернокожего слуги. Киммериец разделся до пояса, вымазался сажей и пошел будить Тульписа, который почивал сном праведника в своих комнатах.
Саламар на время остался внизу один. Вскоре до его слуха донесся вопль ужаса: видимо, этот крик испустил Тульпис, увидевший, как над его ложем склоняется гигантских размеров негр и скалит белые зубы.
Спустя некоторое время Тульпис в сопровождении отчаянно черномазого Конана спустился вниз.
Карлик был очень возбужден. Он размахивал руками и говорил очень быстро и бессвязно, то и дело останавливался, поворачивался к Конану и хватал его за пряжки пояса.
— Ты уверен? — долетали до Саламара его отрывистые восклицания. — Даст драгоценные камни? Золотое яйцо? Может, не стоит нам отдавать ей яйцо, коль скоро оно золотое? Заберем себе, а? Вдруг она не заплатит? И вообще, как ты мог довериться женщине в платье из птичьих перьев? Ах, Конан, всему-то тебя приходится учить — ты как ребенок, право слово! Где это сказано, что человек должен доверять женщинам в платьях из птичьих перьев?
— И еще у нее слезы на щеках закипали и испарялись, — добавил Конан, явно желая поддразнить карлика.
Но на сей раз киммериец не достиг цели. Тульпис только отмахнулся:
— Ничего особенного — у женщин со слезами всегда так: только что ревела в три ручья — и вот уже улыбается и чего-то от тебя добивается вкрадчивым голосом.
— Твое знание жизни и женщин меня ужасает, Тульпис, — сказал киммериец.
При виде Саламара карлик замер на месте. Он выпучил глаза и уставился на гирканца.
— Что? — спросил Саламар с кривой улыбкой. — Ты успел забыть о моем существовании?
— А это кто такой, Конан, а? — карлик обернулся к Конану, указывая на Саламара большим пальцем из-за плеча. — Откуда ты выкопал такую образину?
— Мы приходили к тебе вчера вдвоем, — напомнил Конан. — Он сидел в той же тюрьме, что и я. А в тюрьму я попал благодаря тому, что один владелец харчевни не умел — или не захотел — держать язык за зубами… Это обстоятельство также не следует выпускать из внимания.
— Совершенно не обязательно напоминать человеку о его просчетах и ошибках, — огрызнулся Тульпис. — К тому же я замазал свою оплошность, накормив тебя, как царя, и закрыв глаза на все прочие твои проделки в моей харчевне. Так что теперь объясни мне, откуда взялось это… э… лицо.
— Мне надоело слушать, как вы оба издеваетесь! — проговорил Саламар, поднимаясь с места и направляясь к карлику и его рослому товарищу.
Результат превзошел все ожидания. Тульпис заорал: «Ай, ай, не подходи, не прикасайся ко мне!» — и шарахнулся в сторону, норовя заскочить за спину киммерийцу. Конан широко ухмыльнулся, демонстрируя ошеломленному Саламару белоснежные зубы.
— В чем дело?! — Саламар в отчаянии опустил руки. — Да о чем он говорит? Почему он не не может меня вспомнить, но еще и боится?
— К несчастью, у меня нет при себе зеркала, Саламар, — отозвался Конан, — но поверь мне на слово: твоя наружность претерпела существенные изменения. Теперь я вполне верю твоей болтовне насчет артефакта. С резными кхитайскими палочками следует вести себя чрезвычайно осторожно.
Саламар покачал головой. Жест безнадежности. Никто ничего не желал объяснять ему. Гирканец на всякий случай ощупал свое лицо, провел ладонями по всему телу. При одной только мысли о том, что он, возможно, превратился в женщину или покрылся бородавками, его прошиб холодный пот. Но ни бородавок, ни явственных примет женского тела он на себе не обнаружил.
— Странно все это, — пробормотал Саламар, усаживаясь обратно за стол.
Конан взял Тульписа за плечо.
— Идем, у нас много дел. Хватит трястись — ничего страшного, в сущности, не произошло…
— Может быть, — бормотнул карлик, — но рожа… ужас!
Они вместе вышли на улицу, оставив Саламара в состоянии страха перед неизвестностью.
* * *
В Аграпуре пахло гарью. Дым пожарищ тянулся по улицам, и прихоти ветра разносили его по всему городу. Десятки людей, оставшихся без крова, слонялись повсюду. Кое-кто отправился жить к родственникам; но большинство впало в настоящее отчаяние — в одночасье потеряв все свое имущество, эти богачи, ставшие бедняками, продавали то единственное, что у них еще оставалось: рабов и наложниц. На вырученные деньги они снимали комнаты в гостиницах. Однако было очевидно, что надолго этих денег не хватит, так что всем им приходилось думать над тем, как устраивать свою жизнь дальше.
Таким образом, рабы подешевели, а комнаты в гостиницах подорожали, и это не могло не сказаться на общем состоянии торговли в Аграпуре. Двое или трое работорговцев погнали свои караваны дальше, разочарованные тем, что встретило их здесь.
— В конце концов, ничего не потеряли только эти бедолаги, — сказал Тульпис, кивая на очередного раба-носильщика, который переходил из рук в руки. — Какая ему разница, чьи носилки тащить на плечах?
— Разве что прежде он носил легонькую госпожу, а теперь будет носить тяжеленного господина, — предположил Конан.
Но сбить Тульписа с мысли оказалось практически невозможно. Карлик скроил жуткую физиономию.
— Где ты видел, чтобы госпожа была «легонькой»? Все аграпурские госпожи — толстенные коровы, и таскать такую тушу, да еще увешанную драгоценностями, — то еще удовольствие!
— Можно подумать, ты подрабатывал носильщиком! — поддел приятеля Конан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15