- Она надела хирургические перчатки и снова вернулась к нише. - Думаю, мне понадобятся помощники, чтобы...

- Никаких помощников. Больше никто не должен видеть. Только вы.

- Ой! - сказала она.- Полегче с посылкой, пожалуйста.

- Простите. Но, пожалуйста...

- Ладно. Если вы настаиваете. - Она наклонилась и погрузила руки в теплую жидкость, обнимая Рейвенора. - Я держу вас? Надежно?

- Да.

Башесвили вынула его из кресла. Следом потянулись тысячи крошечных проводков от датчиков и трубок капельниц, облепивших инквизитора, точно водоросли - днище корабля.

- Нхххг!

- Все в порядке, Гидеон, - успокаивающим тоном произнесла она. - Тише, тише. Все хорошо. Я держу вас. Гидеон?

Мокрый, вымазанный в крови бледный мешок дышащей плоти, который она держала в руках, был очень тих.

- Гидеон?

- Они нам не верят? - зарычала Ангарад.

- Нет.

- Они не верят нам? - повторила она.

- Нет! - сказал Нейл. - А теперь тише. Я думаю.

- Мы в тысяче лет, - произнесла Айозоб из угла камеры. - Это очень много.

- Я знаю, - сказал Нейл. - А это означает, что подтверждение нашего статуса никогда не придет, потому что нас еще не существует. Я рассчитывал только на отсрочку. Какая ирония! Инсигния подлинная, но для них она - фальшивка. А теперь умолкните и дайте мне подумать. - Ой! - воскликнул он, когда его голову пронзила острая боль.

- Я тоже это почувствовала,- произнесла Ангарад, массируя виски.

- Это Гидеон! - Нейл вскочил. - Гидеон. Ему больно.

- Возможно, - произнесла Ангарад, - но разве нас не предупреждали? Нам ведь рассказывали, что делают кусты с наступлением темноты?

Снаружи уже была ночь. Они слышали, как за узким решетчатым окном шепчется и шелестит колючий кустарник ку'куд.

- Ну, здорово! - прорычал Нейл. - Что ж, у нас остается только один выход.

- Какой?

- Мы должны выбраться отсюда.

Ангарад посмотрела на него из-под полуопущенных век:

- Мне, конечно, не свойственно использовать такое слово, как «если», но...

- Но?

- Если мы сможем открыть этот люк, если сумеем не угодить под пули охранников, если найдем выход с базы и если Рейвенор будет способен пойти с нами...

- Прошу тебя, женщина, переходи к сути, - сказал

Нейл.

- Если твой разлюбезный друг Гидеон тяжело ранен и его нельзя трогать, ты оставишь его здесь?

- Нет, - сказал Нейл.

- Тогда нет никакого смысла устраивать побег. Тем самым мы бы сами подписали себе смертный приговор. Убежать, чтобы потом остаться?

Нейл вздохнул и прислонился спиной к стене камеры. Он сползал по ней, пока не сел на пол. Ангарад уже было решила, что он сломлен.

- И все картайки такие пессимистки? - спросил он. - Мне казалось, что ты была воительницей.

- Хороший воин знает, когда есть смысл сражаться, - сказала Ангарад.

- А лучший воин знает, когда приходит время для импровизации! - парировал Нейл, начиная стаскивать ботинок.

- Что он делает? - спросила Айозоб, наблюдая за ним.

Ангарад пожала плечами.

Охранники Ланг обыскали их и отобрали не только оружие, но и вообще все железяки. Они нашли нож в сапоге Нейла, моток многофункциональной проволоки на его поясе и даже небольшой камешек-окатыш, лежавший в кармашке на запястье.

Гарлон отвернул задник ботинка и осторожно извлек что-то из-под дутой стельки. Это оказалась тонкая фомка, сделанная из инертного пластека!

- Вот ответ на твое первое «если», - сказал он. - При помощи этого я открою люк. Остальные твои возражения тоже бесспорно хороши, но действовать все равно надо.

- И что будем делать, когда люк откроется? - спросила мечница.

- Импровизировать, как я уже и говорил, - усмехнулся он. - К этому у меня талант.

- Да, - кивнула Ангарад, - это как раз одно из немногочисленных свойств, которые мне в тебе нравятся.

Если именно так мне и предстоит умереть, то я даже рад. Оказаться на свободе в последний раз. Вне кресла. Чувствовать прикосновение воздуха к коже...

Уж не знаю, какой бы смерти я желал, но всегда был убежден, что меня настигнет какой-то титанический рок и я погибну на службе ордосам.

В принципе примерно так все и вышло, но в то же самое время я умру в спокойной обстановке, на свободе. Сейчас мысли о тяжести нашего положения отошли в сторону. Тревоги о невозможности возвращения в собственное пространство-время кажутся незначительными и угасают.

И я угасаю вместе с ними.

Держись, держись. Последнее, что еще сохраняет свою значимость, этот голос. Я чувствую, как мое бесполезное, умирающее тело дергается и дрожит под руками Людмилы Башесвили.

Она тяжело дышит. Я чувствую ее напряжение. Как, впрочем, и ее самоотдачу. Доктор подключила к моим системам и органам различные трубки. Я слышу, как попискивают и гудят ее машины. Чувствую разливающееся внутри тепло, происхождением которого, как подозреваю, я обязан введенным мне анестетикам или переливанию крови.

Кроме того, я ощущаю странный шорох на грани своего сознания. Людмила также чувствует его и начинает беспокоиться. Ку'куд. Наступила ночь, и кустарник просыпается. Это даже не чувство - только сухое, скрежещущее шипение фоновой ментальной активности. Оно не слишком неприятно, просто назойливо, точно жужжание насекомых. Кустарник представляет собой огромную психоотзывчивую массу.

- Гидеон? - спрашивает доктор, бросая окровавленные инструменты в миску. - Вы еще здесь?

- Да.

- Отлично, - произносит Людмила.

Она лжет. На несколько мгновений я покидаю свое тело и взираю на мир через ее глаза. Передо мной на операционном столе лежит уродливая, отвратительная груда. Из нее выходят катетеры, трубки капельниц и отсосов. Я уже довольно давно не видел себя самого во плоти.

В изувеченной, бессильной плоти. От человеческого лица остались только неопознаваемые останки, увенчивающие опухолью морщинистый мешок, содержащий в себе органы и бесполезные кости. Боже-Император, как же мне удалось пережить взрыв на Трациане Примарис? И, Боже-Император, почему ты позволил мне выжить?

Я вижу бледную плоть и атрофированные культи ампутированных конечностей. Вижу мертвенные пятна застарелых ожогов и рубцы шрамов там, где мое тело зашивали хирурги. Кроме того, я обращаю внимание на черные пятна гематом и некроза, как тень листвы под деревом, усеивающие мою кожу. Я вижу раны, похожие на распахнутые рты, оставленные кривыми когтями тварей. Повреждения оказались серьезнее, чем я предполагал. Из того, что я когда-то считал своим животом, Людмила только что удалила десятисантиметровый обломок костяного крюка. С гримасой отвращения на лице она бросает его в миску. Великий Пожиратель.

Мое сознание начинает уплывать. Боль остается, но за болью я уже ощущаю покой... думаю, это смерть. Людмила вставляет нить в иголку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104