— Дивизия борцов за свободу малых Темных народов приветствует вас! — отчеканила она. И восторженно выдохнула: — Так вот они какие, настоящие красные комиссары…
Клянусь подземными червями чистилища, — произнося последнюю фразу, она смотрела мне в глаза!
— Свою барыньку мы давно прогнали, еще в восемнадцатом, — рассказывала Анна (ее звали Анной), сопровождая нас на второй этаж, в штаб дивизии.-
Колдовала барынька, всех мужичков застращала, нас, малых народностей, в черном теле держала. Оборотней на цепь сажала, словно псов, двор свой охранять. Леших лесниками заставляла работать, домовые у нее заместо прислуги были. Русалки и водяные рыбу для нее ловили и зимой и летом. А кикимор! Жутко выговорить — наряжала в сарафаны и приказывала хороводы водить для собственной барской услады. Ну когда волна волнений до нас докатилась, мы решили — пора! Перво-наперво барыньку в шею, а потом я, как наиболее политически грамотная, объявила всеобщую мобилизацию. Вначале был только небольшой отряд домовых, некоторые из них вербовщики собирали по окрестным лесам, болотам, озерам и прочим глухим местам силу, и вот… как мне кажется, составили полноценную дивизию. Должна также заметить, что я очень рада тому, что среди нас есть настоящие комиссары, среди которых в свою очередь присутствует даже комиссар бес… Комиссар бес Адольф, вы слушаете?
А я и слушал, и не слушал; Слушал ее голос, но не понимал толком, о чем речь. Псы преисподней, никогда не видел такой красивой кикиморы! Даже и кикиморой-то ее назвать сложно. Ну волосы зеленые. Ну нос крючком (прелестным таким крючочком). Ну глаза раскосые… Так ведь фигурка какая! Так ведь голосок! Да и вообще…
Огоньков, мрачно ковылявший позади, толкнул меня в спину: дескать, говори что-нибудь, не молчи.
— Да-да! — отозвался я. — Это все очень хорошо. А собрав дивизию, вы что намеревались предпринимать?
— Как это — что? — удивилась Анна. — Двигаться на юг, куда сбежала вся белая сволочь вместе с нашими эксплуататорами-колдунами. И добивать гадов. Говорят, среди этих колдунов-ренегатов объявился лидер. Барон! В народе его Черным Бароном прозвали. То он в Питере сидел, лишь финансированием войск занимался, а совсем недавно лично отбыл на Южный фронт.
Карась гмыкнул.
— Вам что-то непонятно, товарищ матрос? — обернулась к нему Анна. — Я вижу, вам что-то не нравится… Не считаете, что малые народности достойны вступить в ряды борцов за дело революции? Почему это — людям можно, а нам нельзя? Нас разве не эксплуатировали? Ого-го как нас эксплуатировали! Вам… как это… недостает… как ее…
— Сознательности, — подсказал Огоньков.
— Вот именно!
— Ну сознательность сознательностью, — выговорил Карась, — а я лично за последние несколько дней такого навидался, что… как говорится, без поллитры не разберешься. Вот и товарищ Адольф мне, между прочим, как-то пять литров спирта обещал. Так или не так, товарищ Адольф?
Я кивнул.
— Поэтому, — повысил голос Петро, — ставлю на повестку дня такой вопрос…
— Да никаких вопросов! — рассмеялась Анна. — По случаю расширения командного состава дивизии предлагаю устроить банкет. Припасов у нас много, после барыни-сквалыжницы остались… Да и мы кое-что в кулинарии смыслим…
— Даешь банкет! — закричал Карась.
И начался банкет. В зале смели с Зломки и осколки за порог, посреди залы установили большой стол. Оборотни (пока что в дневной, человеческой своей ипостаси), скромные молодые люди обоего пола, жевали морковку., лук и прочие немудреные овощи. На разбитной вопрос матроса Карася:
— Чего ж вы. братишки, на буженину не налегаете? — отвечали с улыбкой:
— На ночь не наедаемся.
Домовитые домовые за стол не садились, вполне довольные ролью виночерпиев и разносчиков.
— Нам-с так-с привычней-с, — говорили они.
— Не вполне изжили подневольное свое прошлое, — со вздохом объясняла Анна. — Мы-то — оборотни, лешие, русалки, водяные да кикиморы — к воле привыкли, а они испокон веку все при хозяевах да при хозяевах. Ничего… Новое поколение вырастет свободным от этих предрассудков!
Зато лешие жрали и за оборотней, и за домовых. А когда выкатили бочонки с пивом, веселье раскатилось колесом. Кикиморы… Кстати, почему это принято считать, что кикиморы сплошь уродины нечесаные? Вот лешие — да. Уроды еще те. Лично подтверждаю. А кикиморы — ничего подобного. Не все, конечно, но большинство болотных жительниц выглядели довольно мило. Зеленоволосенькие, раскосенькие… Напоминают китаянок. Петро даже, выдув несколько стаканов пива, ущипнул одну за грудь, за что немедленно получил подзатыльник непосредственно от Анны.
Русалки и водяные, как и домовые, в трапезе не участвовали. Я сначала даже недоумевал — а где они вообще находятся? Разговоры о них разговаривают, а самих не видно. Оказалось, водяные жители находятся там, где и должны находиться. В воде то есть… А так как пруд во дворе барской усадьбы замерз, русалки и водяные зимовали не по старинке — подо льдом, а в кадушках в комнатах на втором этаже.
— Ох, хорошо! — крякал Петро, выпивая очередной стакан. — Адольф! — кричал он. — Слышь, братишка гражданин начальник! Пивко-то, говорю, хорошее! Не то что чистый спирт, конечно, но забирает неслабо. Так что можешь считать, что пятилитровый долг ты мне сквитал.
Мы с Анной уединились на балконе и сверху смотрели на шумный праздник. Как-то так само собой получилось, что уединились. Все-таки она — командующая здесь, а я — вроде как командующий над маленькой своей компанией. Разговаривали больше по делу.
— Дивизия моя готова к бою, — говорила мне Анна. — Мы со дня на день должны были выступить, просто ждали удобного, так сказать… случая… А тут и вы подвернулись. Я, безусловно, сложу с себя полномочия в вашу, Адольф, пользу.
— Да мне неудобно… — отговаривался я.
Еще бы! Конечно, мне было неудобно! Как я, интересно, задание-то свое буду выполнять, если на меня, помимо всего прочего, ложится и такая ответственность — командование целой боевой дивизией?! Но отказать Анне я не мог.
— Товарищи вас уважают, это по всему видно, — продолжала Анна. — К. тому же… настоящий красный комиссар! Это дело. Это резко поднимает ваш авторитет в глазах моих воинов.
— И товарищ Огоньков — тоже комиссар, — заметил я.
— Огоньков? — с сомнением проговорила Анна. Я глянул вниз. Петро Карась, обнимая смущенного оборотня, разучивал с лешими одесскую портовую песенку.
— С одесского кичмана-а-а… — неслось по зале. — Бежали два уркана-а-а!..
Порозовевшие кикиморы то и дело порывались пуститься в пляс. Даже домовые, пунцовые от собственной наглости, присели с деревянными плошками на корточки неподалеку от стола. В общем, все веселились как могли. Кроме товарища комиссара Ого-нькова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81