Директива Л.П. Берии от 8 октября 1939 г. гласила, что эти лица не подлежат освобождению ни при каких обстоятельствах. Это противоречило Приложению к Гаагской конвенции, предписывающей освобождать военнопленных после окончания военных действий.
Директива детализировала функции особого отделения лагеря – «оперативно-чекистское обслуживание». Начальники особых отделений лагерей подчинялись начальникам особых отделов соответствующих военных округов, наркомам внутренних дел союзных республик и начальникам управлений НКВД. В задачи особых отделений входили создание агентурно-осведомительной сети для выявления «контрреволюционных формирований и настроений», аресты военнопленных (с санкции начальника особого отдела и военного прокурора соответствующего округа), с последующим ведением следствия по делам «контрреволюционных групп и одиночек – шпионов и диверсантов, террористов и заговорщиков» особыми отделами. Приказы Л.П. Берии по содержанию военнопленных конкретизировал, дополнял и организовывал их исполнение начальник Главного управления по делам о военнопленных (и интернированных) П.К. Сопруненко. Из его распоряжений усматривается, что он принимал решения о размещении и перемещениях прибывавших и переполнивших Старобельский лагерь военнопленных, офицеров и государственных чиновников. Распоряжением от 22 октября 1939 г. № 2066422 (т. 8. Л.д. 229–230) П.К. Сопруненко предписывал: «Офицеров без моего распоряжения никуда не отправлять. Вопрос о них решится в ближайшее время». 25 октября 1939 г. за № 2066565 (там же. Л.д. 231) он приказал начальникам Осташковского, Вологодского, Грязовецкого, Оранского и Южского лагерей, где временно содержались офицеры и другие категории военнопленных, направить «офицеров, крупных военных и государственных чиновников в Козельский лагерь…». «Учитывая всю серьезность этих контингентов военнопленных, – инструктировал П.К. Сопруненко начальника Старобельского лагеря А.Г. Бережкова и начальника Козельского лагеря В.Н. Королева, – …надлежит установить порядок, при котором исключалась бы всякая возможность побега из лагеря» (т. 7/43. Л.д. 43-44).
По данным «Красной звезды», в плен было взято более 230 тыс. поляков. В.М. Молотов 31 октября 1939 г. назвал цифру около 250 тыс. человек. По данным конвойных войск – 226 397 человек. После проведенной регистрации в тюрьмы было заключено более 20 тыс. лиц аналогичных пленным категорий: более 1200 офицеров, более 5 тыс. полицейских и жандармов и т д.
Согласно справке П.К. Сопруненко от 3 декабря 1941 г. (обновленной в декабре 1942 г.), в лагерях НКВД всего содержалось 130 242 военнопленных и доставленных из Прибалтики интернированных. В 1939 г. было отпущено 42 400 жителей западных областей Украины и Белоруссии, Германии передано 42 492 человека – «изъявивших согласие выехать на оккупированную немцами территорию… жителей территории Польши, отошедшей к Германии». Следующая глухая графа справки – «Отправлено в распоряжение УНКВД в апреле-мае 1940 г. (через 1-й спецотдел) 15 131 человек» – определяла количество военнопленных, содержавшихся до этого времени в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях (т. 8. Л.д. 344–345).
По выявленным данным, на 29 декабря 1939 г. в них из 15 105 человек офицеров было несколько больше половины (56,2%), из их числа армейские офицеры кадрового состава составляли 44,9%, офицеры запаса – 55% (т. 3/39. Л.д. 199 и др.). Остальные 650 – отставники. В результате всеобщей регистрации и задержания всех военных в их числе оказались три инвалида без руки или без ноги.
Большинство офицеров составляли офицеры запаса, в основном проходившие срочное обучение в лагерях после мобилизации. Это были люди массовых гражданских профессий – многие сотни учителей, инженеров, врачей, юристов, священников. Среди них были журналисты, писатели и поэты, общественные и политические деятели. Здесь были десятки профессоров и доцентов высших учебных заведений, ученых с мировой славой – призванный на защиту Отечества цвет польской интеллигенции, польского народа.
Значительную часть обитателей лагерей составляли гражданские лица, также зачисленные в военнопленные. Во время немецкого наступления государственные служащие, чиновники всех уровней управления, местная администрация, полиция эвакуировались на восток страны. Известны предписания польской администрации об их явке в распоряжение советских частей (см.: Zbrodnia katynska: Droga do prawdy. Warszawa, 1992). После задержания их отправляли в лагеря военнопленных или тюрьмы. Наиболее массовую категорию из них составляли полицейские. Другие обычно перечисляемые для «классовой оценки спецконтингента» категории по статистике выглядят весьма скромно: на 26 декабря 1939 г. во всех трех лагерях было 5 разведчиков, 27 помещиков, 27 осадников, 6 «активных членов антисоветских партий» и т д. (т. 3/39. Л.д. 180). Режим трех лагерей со «спецконтингентом» далеко не во всем соответствовал международным правилам содержания военнопленных. Несмотря на окончание военных действий, вопрос об освобождении и репатриации военнопленных из трех лагерей не решался. Действовала противоречащая нормам международного права система допросов и репрессивных мер. Это вызвало многократные обращения с запросами кадровых офицеров из Старобельского лагеря (осенью 1939 г. – генерала Ф. Сикорского на имя В.М. Молотова с попытками перевести вопрос о статусе и содержании польских военнопленных на уровень международного права, их освобождения; в начале января 1940 г. – военного юриста полковника Э.Ю. Саского и группы полковников на имя начальника лагеря с просьбой выяснить позицию советского правительства в отношении статуса задержанных: являются ли они военнопленными, арестованными или интернированными). Помимо ряда бытовых вопросов, поднимались проблемы соблюдения прав военнопленных: права обращения к посольству того иностранного государства, которое взяло на себя защиту интересов польских граждан, возможности действовать через Красный Крест, опубликования списка военнопленных, освобождения отставников и офицеров запаса, которые не были призваны и не участвовали в войне, старых и больных и т д. (т. 13/49. Л.д. 186–190). Вопрос об уточнении своего правового положения офицеры-военнопленные ставили и в Козельском лагере (см. дневник В. Вайды: Pamitjtniki znalezione w Katyniu. Paris-Warszawa, 1990. S. 151).
В ответ на запрос начальник Старобельского лагеря от 4 ноября 1939 г. П.К. Сопруненко и начальник учетного отдела И.Б. Маклярский разъяснили, что Женевская конвенция 1929 г. о военнопленных «не является документом, которым вы должны руководствоваться в практической работе. Руководствуйтесь в работе директивами Управления НКВД по делам военнопленных» (т. 7/43. Л.д. 57). Как известно, входивший в Лигу Наций СССР должен был соблюдать международные конвенции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Директива детализировала функции особого отделения лагеря – «оперативно-чекистское обслуживание». Начальники особых отделений лагерей подчинялись начальникам особых отделов соответствующих военных округов, наркомам внутренних дел союзных республик и начальникам управлений НКВД. В задачи особых отделений входили создание агентурно-осведомительной сети для выявления «контрреволюционных формирований и настроений», аресты военнопленных (с санкции начальника особого отдела и военного прокурора соответствующего округа), с последующим ведением следствия по делам «контрреволюционных групп и одиночек – шпионов и диверсантов, террористов и заговорщиков» особыми отделами. Приказы Л.П. Берии по содержанию военнопленных конкретизировал, дополнял и организовывал их исполнение начальник Главного управления по делам о военнопленных (и интернированных) П.К. Сопруненко. Из его распоряжений усматривается, что он принимал решения о размещении и перемещениях прибывавших и переполнивших Старобельский лагерь военнопленных, офицеров и государственных чиновников. Распоряжением от 22 октября 1939 г. № 2066422 (т. 8. Л.д. 229–230) П.К. Сопруненко предписывал: «Офицеров без моего распоряжения никуда не отправлять. Вопрос о них решится в ближайшее время». 25 октября 1939 г. за № 2066565 (там же. Л.д. 231) он приказал начальникам Осташковского, Вологодского, Грязовецкого, Оранского и Южского лагерей, где временно содержались офицеры и другие категории военнопленных, направить «офицеров, крупных военных и государственных чиновников в Козельский лагерь…». «Учитывая всю серьезность этих контингентов военнопленных, – инструктировал П.К. Сопруненко начальника Старобельского лагеря А.Г. Бережкова и начальника Козельского лагеря В.Н. Королева, – …надлежит установить порядок, при котором исключалась бы всякая возможность побега из лагеря» (т. 7/43. Л.д. 43-44).
По данным «Красной звезды», в плен было взято более 230 тыс. поляков. В.М. Молотов 31 октября 1939 г. назвал цифру около 250 тыс. человек. По данным конвойных войск – 226 397 человек. После проведенной регистрации в тюрьмы было заключено более 20 тыс. лиц аналогичных пленным категорий: более 1200 офицеров, более 5 тыс. полицейских и жандармов и т д.
Согласно справке П.К. Сопруненко от 3 декабря 1941 г. (обновленной в декабре 1942 г.), в лагерях НКВД всего содержалось 130 242 военнопленных и доставленных из Прибалтики интернированных. В 1939 г. было отпущено 42 400 жителей западных областей Украины и Белоруссии, Германии передано 42 492 человека – «изъявивших согласие выехать на оккупированную немцами территорию… жителей территории Польши, отошедшей к Германии». Следующая глухая графа справки – «Отправлено в распоряжение УНКВД в апреле-мае 1940 г. (через 1-й спецотдел) 15 131 человек» – определяла количество военнопленных, содержавшихся до этого времени в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях (т. 8. Л.д. 344–345).
По выявленным данным, на 29 декабря 1939 г. в них из 15 105 человек офицеров было несколько больше половины (56,2%), из их числа армейские офицеры кадрового состава составляли 44,9%, офицеры запаса – 55% (т. 3/39. Л.д. 199 и др.). Остальные 650 – отставники. В результате всеобщей регистрации и задержания всех военных в их числе оказались три инвалида без руки или без ноги.
Большинство офицеров составляли офицеры запаса, в основном проходившие срочное обучение в лагерях после мобилизации. Это были люди массовых гражданских профессий – многие сотни учителей, инженеров, врачей, юристов, священников. Среди них были журналисты, писатели и поэты, общественные и политические деятели. Здесь были десятки профессоров и доцентов высших учебных заведений, ученых с мировой славой – призванный на защиту Отечества цвет польской интеллигенции, польского народа.
Значительную часть обитателей лагерей составляли гражданские лица, также зачисленные в военнопленные. Во время немецкого наступления государственные служащие, чиновники всех уровней управления, местная администрация, полиция эвакуировались на восток страны. Известны предписания польской администрации об их явке в распоряжение советских частей (см.: Zbrodnia katynska: Droga do prawdy. Warszawa, 1992). После задержания их отправляли в лагеря военнопленных или тюрьмы. Наиболее массовую категорию из них составляли полицейские. Другие обычно перечисляемые для «классовой оценки спецконтингента» категории по статистике выглядят весьма скромно: на 26 декабря 1939 г. во всех трех лагерях было 5 разведчиков, 27 помещиков, 27 осадников, 6 «активных членов антисоветских партий» и т д. (т. 3/39. Л.д. 180). Режим трех лагерей со «спецконтингентом» далеко не во всем соответствовал международным правилам содержания военнопленных. Несмотря на окончание военных действий, вопрос об освобождении и репатриации военнопленных из трех лагерей не решался. Действовала противоречащая нормам международного права система допросов и репрессивных мер. Это вызвало многократные обращения с запросами кадровых офицеров из Старобельского лагеря (осенью 1939 г. – генерала Ф. Сикорского на имя В.М. Молотова с попытками перевести вопрос о статусе и содержании польских военнопленных на уровень международного права, их освобождения; в начале января 1940 г. – военного юриста полковника Э.Ю. Саского и группы полковников на имя начальника лагеря с просьбой выяснить позицию советского правительства в отношении статуса задержанных: являются ли они военнопленными, арестованными или интернированными). Помимо ряда бытовых вопросов, поднимались проблемы соблюдения прав военнопленных: права обращения к посольству того иностранного государства, которое взяло на себя защиту интересов польских граждан, возможности действовать через Красный Крест, опубликования списка военнопленных, освобождения отставников и офицеров запаса, которые не были призваны и не участвовали в войне, старых и больных и т д. (т. 13/49. Л.д. 186–190). Вопрос об уточнении своего правового положения офицеры-военнопленные ставили и в Козельском лагере (см. дневник В. Вайды: Pamitjtniki znalezione w Katyniu. Paris-Warszawa, 1990. S. 151).
В ответ на запрос начальник Старобельского лагеря от 4 ноября 1939 г. П.К. Сопруненко и начальник учетного отдела И.Б. Маклярский разъяснили, что Женевская конвенция 1929 г. о военнопленных «не является документом, которым вы должны руководствоваться в практической работе. Руководствуйтесь в работе директивами Управления НКВД по делам военнопленных» (т. 7/43. Л.д. 57). Как известно, входивший в Лигу Наций СССР должен был соблюдать международные конвенции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53