ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вот тут и пошло: ему красой величаться, год ручки чтобы водили, батькой звали бы, а им прикрыться от добрых людей: «У нас атаман, каже, Разин Хрол Тимохвеич!..» А кому атаман? Питухам! Кабацким ярыжкам! Воровским купцам, живоглотам, что шубы увозят да горилку привозят… Они ему ни серебра, ни шуб не жалели! Им батькой он бул!.. Спозаранку на билом коне с бунчуком пролетить подбоченясь. Куды? К Сидорке в кабак! А бунчук навищо? А як же — батько!.. Да с ним те двое — капустные головы пидскочили, под ручки цоп! И тащат!.. Им бы пить за его грошенята. Молодой бобка стремя ему поддержит, другой бобка гусли за ним повсюду таскае… На крыльцо пьяный вылезет, дивчинкам орехи да пряники станет горстями кидать… Тьфу ты, сором! За що же мы вставали, народ за що кровь лил? Плюнул я да пешки пошел ко Хролу Минаичу. Два-десять козакив со мной вместе… Он тут молвил, что Паншина не удержит ныне. Да ты спытай его, батько, ким удержаты? Ведь вси разбрелысь от него казаки, осталысь одни питухи кабацки. Рать прыйде, а они под столами валяются пьяни…
— Слыхал?! — перебил казака Степан, обращаясь ко Фролке. Лицо атамана побагровело, глаза налились кровью, жилы вздулись на лбу, кулаки были крепко сжаты. Он стоял неподвижно, как будто врос в землю. — Мертвого ты хотел осрамить, а кого осрамил? Чего по казацким законам ты заслужил, собака?
Фрол молчал, опустив глаза. Даже при красном отсвете яркой вечерней зари было видно, как краски сбежали со щек и губ Фрола.
— За смерть атамана Минаева, да за срам на казацкое звание, и за товарищей наших побитых, да за украинные города — что с тобой сделать? Куды тебя ныне девать? — продолжал Степан. — Живьем вот туды!
Степан шагнул к брату и могучим толчком внезапно сбросил его в могилу.
— Туды! А сверх того положить, кого ты погубил… В могиле, под домовиной Минаева, только изжить тебе сраму!.. — задохнувшись от гнева, в общем мертвом молчании закончил Степан.
— Алеша! Сестрица! Заступись за меня! Алена Никитична! — в страхе перед такою невиданной казнью выкрикнул из могилы Фролка. — Матрена Петровна, спаси! — истошно заголосил он, за полу шубы схватив Минаиху, стоявшую на коленях у самого края могилы.
Женский крик всколыхнул кладбище.
— Степан Тимофеич! Голубчик! Не надо! Ведь брат он тебе! — закричала Катюша, казачка Фролки, упав на колени перед Степаном.
— Степан Тимофеич! — дрожащим голосом взмолилась Минаиха вместе с другими.
— Стенька! Что ты?! Господь с тобой! — кинулась к Разину и Алена Никитична, тряся его за руку, словно желая его разбудить.
— Батька! Батька! Батяня! Не надо! — вопил перепуганный Гришка. — Дядя Фролушка! Вылезь оттуда!.. Батяня!
— Брат ведь! Брат я тебе! — в исступлении хрипел и рычал Фролка.
— Фролову святую могилу тобой не поганить! — глухо сказал Разин. — Вылезай!
Он отвернулся и быстро пошел прочь с погоста между могил и старых казацких крестов. Он шел, глубоко проваливаясь в сугробы, наметанные между могилами. За спиною его застучал обушок. Прибивали крышку. Причитала Минаиха. Потом с холма раздались мушкетные выстрелы, и тотчас трехкратно отгрянули с берега пушки…
«Схоронили!» — подумал Степан. Он снял шапку и тут только понял, что нестерпимою болью горела на голове его рана. Эту боль он заметил лишь по тому, как стала она утихать на морозе, под ветерком…

«Все, все полетело к чертям, — думал Разин. — Еще нам помешкать недолго — и крышка!.. Волгу отрежут, прорвутся на Дон… Небось разъярились теперь, и зима воевод не удержит. Черкасские тоже им пособят. Окружат в городке да порубят в куски, как капусту… — раздумывал Разин. — Капусту нашли — донских удальцов-то рубить!.. — вдруг вскинулся он. — А ну-ка, возьми!»
Синие сумерки опускались на снег. Степан шел один. Под холмом обступила его тишина, словно там, позади, не было нескольких сот казаков и казачек. Мерно хрустел под его ногами морозный снег. По небу летела куда-то к ночлегу галочья стая. Прокаркала, и опять тишина, тишина…
И вдруг подхватила Степана неодолимая вера в себя, в свои силы, в то, что снова найдет он правильный путь.
«Али ратная хитрость покинет меня?!» — подумалось Разину.
Освобожденная от шапки голова его перестала болеть. Разин шел, подняв голову к одинокой звезде, загоревшейся в небе. Морозный воздух бодрил. Мысль атамана жадно искала выхода из неудач… Дворяне отрезали хлебный обоз Фрола Минаева. Хлеб не придет уже со Слободской Украины. А нужен — уж так-то… Ну, прямо… как хлеб!..
До сих пор в Черкасске стояли нетронутые осадные житницы — запас на три года. Снимать с них замки и печати можно было лишь по решенью общего войскового круга. У домовитых в Черкасске тоже был хлеб. Степан понимал, что добром они не дадут его.
«А пошто безотменно добром?! Как взять — так и взять: хоть силой, хоть с пытки…»
Надо было любой ценой выдать хлебное жалованье, захватить Черкасск, снова привлечь к себе всех казаков и, пока не успели прийти воеводы на Дон, сойтись с астраханцами…
Разин досадовал на Семена Лысова, который, покинув Черкасск, когда Степан упрекнул его, нашел оправдание в том, что, мол, черкасские городские ключи он не отдал Корниле.
«Не мешкав возьму Черкасск, — думал Разин. — А что там Прокоп наплел — все пустое! Откуда ему атаманской сметки достать?!
Мы нынче с Федькой да с тезкой Наумычем вечерком прикинем, разберем-ка, почем чего на торгу… Ежу, Дрона Чупрыгина, Сеньку тоже к себе призову — разумные есаулы. А все же разумней всех дед Черевик; стар атаман, а троих молодых за кушак заткнет!.. Воевал на веку довольно!..»
Степан не заметил и сам, как с этими мыслями окрепла его походка. Увидев тропу на снегу, он ступил на нее и бодро свернул к дороге, где в сумерках зачернела толпа выходивших с погоста людей.
Из-за кустов навстречу ему выехал вдруг Прокоп, ведя в поводу коня.
— Садись-ка, Степан Тимофеевич, Фролово наследье — Каурку тебе я привел, — сказал он. — Неладно тебе одному: ведь черкасские тут!
— Да ну тебя! — отмахнулся Разин. — Со Фролом проститься они прискакали.
— Брешут! Не к похоронам они. Петруха признался, — буркнул рыбак.
— Чего им? — вскочив в седло, спросил атаман.
— Чехарда! — махнул рукою рыбак. — Свара в Черкасске: Корней — на Михайлу да Логина, те — на него, Корнила прислал их…
— Чего же они? — оживился Разин.
— Молит Корнила, чтоб ты его принял, будто бы хочет держать совет, как Дон боронить от бояр, будто Корнила хочет Мишку да Логинку задавить и просит тебя не помешкать, покуда лед держит…
— А ты что?
— Послал их к чертям. Корнилу я знаю!..
— Ты, Прокоп, воли много забрал у меня! — строго сказал ему Разин. — Дон горит — разумеешь?
— Мы вот с тобою по Дону едем, и Дон не горит, — опустив по бычьи голову, возразил Прокоп. — А тебе не сгореть бы с такими дружками!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130