Голос его был не громкий, но какой-то особенно низкий, густой. Он произносил короткие слова, из которых каждое было приказом:
— Заряди! Наведи! На меня глянь! Ширинкой махну — пали! Перво единороги, потом малый снаряд. Стругов не крушить — нам самим будут нужны… — Чикмаз окинул взглядом всю стену, подошел к единорогу. Вместо того чтобы указывать, взял могучей рукой под хобот, сам повернул пушку и положил ее ствол между зубцами.
Дальше толпа людей веревками перетягивала по стене огромную пушку со степной стороны на волжскую, береговую.
— Раз-два-а! Пой-де-от! — дружно кричала толпа.
С бугра ударила первая пушка Наумова.
Степан обратил взгляд снова на Волгу.
Первое ядро с вершины бугра бухнулось впереди каравана.
Разин наблюдал с башни, как готовятся к бою в стане Наумова, собираясь схватиться на самих стругах, для чего казаки караулили миг, лежа совсем возле берега, за камнями.
На стрелецких стругах не заметно было смятения. Степан особенно ясно видел передний струг. На нем стоял на носу, не страшась пуль и ядер, сам голова Лопатин. Он что-то кричал стрельцам, обнажив свою саблю и указывая ею на берег.
Несколько казаков у подножья бугра вскочили по выстрелу наумовской пушки. Голова на переднем струге взмахнул саблей — и множество выстрелов, грянувших со стругов, уложило вскочивших казаков на берегу.
Другие казаки, с гиканьем подхватив челны, спускали их в воду.
Степан увидел, что на стругах быстро сменяют усталых гребцов.
«Кто устал, тот не гож и в бою!» — подумал о них Разин.
Но голова знал, что делал: свежие стрельцы рванули струги вдвое быстрее мимо бугра, к Царицыну, чтобы их не нагнали челны казаков, которые мчались уже наперерез каравану. Передний струг еще круче свернул к левому берегу.
На всех судах развернулись знамена, ударили барабаны и загудели сопели, рога и трубы.
«Ишь, бодрит, ишь, бодрит своих стрельцов воевода! Надо и мне учинить у себя барабаны да трубы!» — подумал Разин.
Весла дружно и напряженно взлетали, неся караван к Царицыну и отклоняя к левому берегу, куда не достанут пушки. Но загремели мушкетные выстрелы с казачьих челнов. В московском караване падали люди. Несколько весел остановилось, повиснув в воде. Фальконеты и пищали ответно ударили со стрелецких стругов. Два-три казака из челнов повалились в воду.
Передние казачьи челны настигли хвост каравана. Цепляясь за струги свальными крючьями, казаки вскакивали на палубы стругов.
Завязалась схватка.
В это время голова каравана поравнялась с косой, на которой ждала засада запорожцев. Те спешились и бесстрашно выбежали на голую песчаную косу, отгоняя струги от левого берега стрельбой из мушкетов.
Пять задних стругов оказались отрезаны Наумовым от хвоста каравана. Как муравьи на гусениц, нападали на них десятки мелких челнов. Многие казаки просто вплавь пускались по Волге к стругам. Стрельцы еще отбивались от них, но весла уже не работали — все гребцы были в схватке, — и эти пять задних стругов несло по течению.
С гиканьем и криком позади бугра в обход Царицына промчалась конная ватага Алеши Протакина на низовую сторону города.
Головные струги теперь круто свернули вправо, к воротам города. Степан понимал, в чем дело, он предвидел раньше, что так и будет: голова считал, что город в руках воеводы, и гнал струги под его защиту.
Разинцы и царицынские пушкари в молчанье ждали их приближения. Лопатин сам шел в ловушку, под выстрелы Разина.
Пушки грянули разом со стен и башни. Волга вскипела от падения ядер. Весла стругов заплескались в воде не в лад.
Стрелецкий голова, сложив ладони трубой, что-то закричал на башню, закинув вверх голову. Но после пушечного грохота ухо не могло уловить его слов…
Второй дружный удар пушек с царицынских башен и стен рассыпал ядра между стругами. Два ядра угодили в струги. Одно раздробило борт, второе побило людей на другом струге. Строй кораблей нарушился. Гребцы побросали весла. Сотни стрельцов кричали что-то, размахивая руками, каждый хотел убедить царицынцев в том, что пришли не враги, а друзья. Но грянул третий удар пушек в густую кашу стрелецких стругов. Два из них, с проломленными днищами и разрушенными бортами, начали тонуть. Стрельцы с разбитых стругов стали прыгать в воду. Не спасая товарищей, остальные на уцелевших стругах налегали на весла; под пушечным и пищальным обстрелом спешили теперь проскочить мимо стен и башен Царицына, лишь бы уйти живыми.
Степан Тимофеевич торопливо перешел с верховой на низовую башню. Передний струг почти поравнялся с ней. Разин махнул пушкарям на стенах, и царицынские пушки все враз замолчали.
— Эй, стрельцы! — раздался голос Разина с башни. — Кидайте голову да начальных к рыбам, идите ко мне в казаки! На черта сдалась вам боярская служба! Побивай дворян!
Степан стоял в окне башни, не укрываясь, опершись на саблю рукою и заломив на затылок красную запорожскую шапку. Утреннее солнце освещало его. Черный кафтан нараспашку не прикрывал груди в алой рубахе. Чернобородая голова гордо откинута. Царские струги проходили мимо него разбитые, побежденные, и он предлагал им милость.
Несколько пищалей уставились снизу на башню. Пули свистнули возле головы атамана.
— Нехристь проклятый! Изменщик! — крикнули снизу.
Степан засмеялся, махнул опять пушкарям — и десяток ядер грянуло со стен по стругам. Пищали из-за укрытий били стрельцов. Еще два разбитых струга стали тонуть.
Остальным казалось, что они вот-вот вырвутся из-под обстрела.
— Гребцы! Нажимай! Жми! — кричал голова, указывая саблей вперед, в левую сторону, за остров, чтобы укрыться хотя бы от выстрелов справа. И вдруг он замолк…
Из-за острова с двух сторон выходили на парусах струги за стругами. Они перегородили обе протоки Волги. На носу каждого струга стояла пушка, и разом все пушки ударили по каравану. Сворачивать влево было нельзя: там по следу каравана все время двигались конные запорожцы.
— Право! Круче! Право! Право! — кричал стрельцам голова.
Струги Лопатина повернули круто, решительно понеслись вправо, к берегу: выскочить и спастись, добираясь пешком до Черного Яра. Лучше попасть по пути к ногайцам, чем к этому извергу и изменнику государя!..
Стрельцы карабкались на берег… И вдруг им навстречу из-за царицынской башни с оголенными саблями вылетела ватага Алеши Протакина. Казаки топтали конями, секли, рубили растерянных беглецов. Бросая пищали, те снова шарахнулись к Волге, к своим стругам, но свальные крючья были уже перекинуты на них со стругов Василия Уса. Ватага Василия уже рубила на палубах стрельцов топорами и косами, колола рогатинами и рожнами, стреляла из самопалов и пищалей, избивала кистенями и навязнями…
— Во-он ты каков ватаман-то, Степан Тимофеич!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
— Заряди! Наведи! На меня глянь! Ширинкой махну — пали! Перво единороги, потом малый снаряд. Стругов не крушить — нам самим будут нужны… — Чикмаз окинул взглядом всю стену, подошел к единорогу. Вместо того чтобы указывать, взял могучей рукой под хобот, сам повернул пушку и положил ее ствол между зубцами.
Дальше толпа людей веревками перетягивала по стене огромную пушку со степной стороны на волжскую, береговую.
— Раз-два-а! Пой-де-от! — дружно кричала толпа.
С бугра ударила первая пушка Наумова.
Степан обратил взгляд снова на Волгу.
Первое ядро с вершины бугра бухнулось впереди каравана.
Разин наблюдал с башни, как готовятся к бою в стане Наумова, собираясь схватиться на самих стругах, для чего казаки караулили миг, лежа совсем возле берега, за камнями.
На стрелецких стругах не заметно было смятения. Степан особенно ясно видел передний струг. На нем стоял на носу, не страшась пуль и ядер, сам голова Лопатин. Он что-то кричал стрельцам, обнажив свою саблю и указывая ею на берег.
Несколько казаков у подножья бугра вскочили по выстрелу наумовской пушки. Голова на переднем струге взмахнул саблей — и множество выстрелов, грянувших со стругов, уложило вскочивших казаков на берегу.
Другие казаки, с гиканьем подхватив челны, спускали их в воду.
Степан увидел, что на стругах быстро сменяют усталых гребцов.
«Кто устал, тот не гож и в бою!» — подумал о них Разин.
Но голова знал, что делал: свежие стрельцы рванули струги вдвое быстрее мимо бугра, к Царицыну, чтобы их не нагнали челны казаков, которые мчались уже наперерез каравану. Передний струг еще круче свернул к левому берегу.
На всех судах развернулись знамена, ударили барабаны и загудели сопели, рога и трубы.
«Ишь, бодрит, ишь, бодрит своих стрельцов воевода! Надо и мне учинить у себя барабаны да трубы!» — подумал Разин.
Весла дружно и напряженно взлетали, неся караван к Царицыну и отклоняя к левому берегу, куда не достанут пушки. Но загремели мушкетные выстрелы с казачьих челнов. В московском караване падали люди. Несколько весел остановилось, повиснув в воде. Фальконеты и пищали ответно ударили со стрелецких стругов. Два-три казака из челнов повалились в воду.
Передние казачьи челны настигли хвост каравана. Цепляясь за струги свальными крючьями, казаки вскакивали на палубы стругов.
Завязалась схватка.
В это время голова каравана поравнялась с косой, на которой ждала засада запорожцев. Те спешились и бесстрашно выбежали на голую песчаную косу, отгоняя струги от левого берега стрельбой из мушкетов.
Пять задних стругов оказались отрезаны Наумовым от хвоста каравана. Как муравьи на гусениц, нападали на них десятки мелких челнов. Многие казаки просто вплавь пускались по Волге к стругам. Стрельцы еще отбивались от них, но весла уже не работали — все гребцы были в схватке, — и эти пять задних стругов несло по течению.
С гиканьем и криком позади бугра в обход Царицына промчалась конная ватага Алеши Протакина на низовую сторону города.
Головные струги теперь круто свернули вправо, к воротам города. Степан понимал, в чем дело, он предвидел раньше, что так и будет: голова считал, что город в руках воеводы, и гнал струги под его защиту.
Разинцы и царицынские пушкари в молчанье ждали их приближения. Лопатин сам шел в ловушку, под выстрелы Разина.
Пушки грянули разом со стен и башни. Волга вскипела от падения ядер. Весла стругов заплескались в воде не в лад.
Стрелецкий голова, сложив ладони трубой, что-то закричал на башню, закинув вверх голову. Но после пушечного грохота ухо не могло уловить его слов…
Второй дружный удар пушек с царицынских башен и стен рассыпал ядра между стругами. Два ядра угодили в струги. Одно раздробило борт, второе побило людей на другом струге. Строй кораблей нарушился. Гребцы побросали весла. Сотни стрельцов кричали что-то, размахивая руками, каждый хотел убедить царицынцев в том, что пришли не враги, а друзья. Но грянул третий удар пушек в густую кашу стрелецких стругов. Два из них, с проломленными днищами и разрушенными бортами, начали тонуть. Стрельцы с разбитых стругов стали прыгать в воду. Не спасая товарищей, остальные на уцелевших стругах налегали на весла; под пушечным и пищальным обстрелом спешили теперь проскочить мимо стен и башен Царицына, лишь бы уйти живыми.
Степан Тимофеевич торопливо перешел с верховой на низовую башню. Передний струг почти поравнялся с ней. Разин махнул пушкарям на стенах, и царицынские пушки все враз замолчали.
— Эй, стрельцы! — раздался голос Разина с башни. — Кидайте голову да начальных к рыбам, идите ко мне в казаки! На черта сдалась вам боярская служба! Побивай дворян!
Степан стоял в окне башни, не укрываясь, опершись на саблю рукою и заломив на затылок красную запорожскую шапку. Утреннее солнце освещало его. Черный кафтан нараспашку не прикрывал груди в алой рубахе. Чернобородая голова гордо откинута. Царские струги проходили мимо него разбитые, побежденные, и он предлагал им милость.
Несколько пищалей уставились снизу на башню. Пули свистнули возле головы атамана.
— Нехристь проклятый! Изменщик! — крикнули снизу.
Степан засмеялся, махнул опять пушкарям — и десяток ядер грянуло со стен по стругам. Пищали из-за укрытий били стрельцов. Еще два разбитых струга стали тонуть.
Остальным казалось, что они вот-вот вырвутся из-под обстрела.
— Гребцы! Нажимай! Жми! — кричал голова, указывая саблей вперед, в левую сторону, за остров, чтобы укрыться хотя бы от выстрелов справа. И вдруг он замолк…
Из-за острова с двух сторон выходили на парусах струги за стругами. Они перегородили обе протоки Волги. На носу каждого струга стояла пушка, и разом все пушки ударили по каравану. Сворачивать влево было нельзя: там по следу каравана все время двигались конные запорожцы.
— Право! Круче! Право! Право! — кричал стрельцам голова.
Струги Лопатина повернули круто, решительно понеслись вправо, к берегу: выскочить и спастись, добираясь пешком до Черного Яра. Лучше попасть по пути к ногайцам, чем к этому извергу и изменнику государя!..
Стрельцы карабкались на берег… И вдруг им навстречу из-за царицынской башни с оголенными саблями вылетела ватага Алеши Протакина. Казаки топтали конями, секли, рубили растерянных беглецов. Бросая пищали, те снова шарахнулись к Волге, к своим стругам, но свальные крючья были уже перекинуты на них со стругов Василия Уса. Ватага Василия уже рубила на палубах стрельцов топорами и косами, колола рогатинами и рожнами, стреляла из самопалов и пищалей, избивала кистенями и навязнями…
— Во-он ты каков ватаман-то, Степан Тимофеич!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130