Идите. Утре вас по домам поселю, а покуда и тут, в караульной избе, заночуйте.
Их впустили в ворота. И едва наступил рассвет, как пятьсот казаков уже были в городе и сотник без шапки стоял перед Федором.
— Хозяйку твою и сына не я увез. Я Лушников, не Ковригин. Сидор Ковригин по воеводску указу сошел со своей сотней на низ, в Черный Яр. А я, сударь мой атаман, никого не обидел. Да ты хоть стрельцов спроси!
Федор спросил камышинских стрельцов, вызвал посадских. Про сотника не сказал худого никто.
— Ну, живи, коли так, — сказал Федор. — А буде измену какую затеешь, стрельцов сговаривать к худу учнешь — и побьют тебя насмерть.
Федор оставил в Камышине сотню своих казаков. Жители города выбрали между собой атамана и есаулов, обещались держать заставы, ловить воеводских подсыльщиков и давать обо всем уведом в Царицын.
Сукнин возвратился к Разину.
— Город взял, а своих не нашел, — сказал он.
— Беда боярам, когда ты по всем городам так пойдешь своих Настю с Мишаткой искать! Дорого воеводам дадутся казачьи семейки! — невесело усмехнулся Разин. — Что ж, теперь у тебя нетерпежка на Черный Яр?
— В Черный Яр я хочу, Тимофеич, — с угрюмым упорством сказал Сукнин.
— Нам с тобой по пути ныне, Федор. Поймали в степи гонцов к голове Лопатину от астраханского воеводы. Идут на нас сорок насадов. Я мыслю, должны они завтра дойти до Черного Яра. По Волге нам прежде них теперь не поспеть, а ты на конях ударь со степей по Черному Яру.
И тотчас Сукнин, Еремеев, Серебряков, Чикмаз с пушками выступили в конный поход.
В Царицыне Разин оставил «десятого казака», отобрав десятую часть казаков у каждого из своих есаулов.
Степан Тимофеевич, Василий Ус и Наумов вышли по Волге на многих стругах и челнах. Алеша Протакин и Боба конные двигались между Ахтубою и Волгой.
С самых времен царя Ивана Васильевича Нижняя Волга еще не видала такого большого войска. Атаман указал отоспаться, чтобы ночью идти и не жечь огней, потому что костры такого людного стана отразились бы заревом в темном ночном небе и дали заранее весть астраханцам…
Федор Сукнин с товарищами окружили деревянные стены Черного Яра, сразу захватили все ладьи и челны, что лежали на берегу и стояли у пристани на приколе. Ладьи и челны, тотчас наполненные казаками, ушли в камышистые заливчики у противоположного берега. Далеко в степь в сторону Астрахани проскакали разъезды. Там залегли казацкие заставы, и только лишь после этого утром казаки вошли в город. Черноярцы не бились с ними. Стрелецкий голова, увидав, что стрельцы перешли на сторону разинцев, переодетый хотел убежать в Астрахань, но его поймали, посадили в мешок и бросили в Волгу.
Тотчас с раскатов крепости на волжскую сторону были наведены пушки. Волга была в тумане. Когда рассеялся волжский туман, город открылся на крутом берегу, спокойный и сонный под жарким июльским солнцем. Колокола звонили к обедне, мирно перекликались между собой петухи, по стенам лениво бродили сторожевые. Караульные торчали и на бревенчатых вышках, поставленных по стенам для дозора.
Кто мог думать, что под этой мирно дремлющей волжской гладью всего три часа назад погиб черноярский голова?! Как было узнать, что за этой стеной в караульной избе сотник Ковригин валяется на коленях перед Федором Сукниным!
Ковригин признался Федору, что воевода ему не давал указа везти с собой в Астрахань Настю и Мишку. Он признался, что их увезти надумал сам вместе с яицким головой, что за увоз их он получил от головы подарки да еще голова послал с ним богатый посул астраханскому воеводе, чтобы тот не пустил Настю с мальчиком обратно на Яик. А прежде чем отправить их в Астрахань, голова сам дознавался у Насти плетьми, куда делся Федор, где он скрывается и где спрятал богатства, привезенные из персидского похода.
Сотник клялся, что он не знает, куда Прозоровский девал семью Федора.
Сукнин перетряс все в доме у сотника и нашел у него свой ковер, вывезенный из Персии, два серебряных кубка, парчовый кафтан и даренную Разиным саблю.
Сотник в мешке пошел на дно Волги…
— Камышин взял, Черный Яр одолел — и астраханские ворота с вереями повыбью, а Настю с Мишкой найду! — упорно сказал Сукнин.
Караван астраханских насадов на веслах шел к Черному Яру. Над опаленными зноем волжскими берегами в мутном небе парили орлы, карауля сусликов и степную птицу. Над камышами и над водой, потрескивая трепещущими крылышками, носились тысячи голубых и зеленых стрекоз. Охотясь за ними, рыбы стаями прыгали из воды и, бултыхаясь обратно, широко по реке разгоняли круги. Стремительные чайки ныряли в воздухе, почти касаясь зобами сверкающей ряби течения. Из степной травы летел над волжской гладью безумолчный треск кузнечиков… Июльское солнце растапливало корабельную смолу, и запах ее висел над караваном. Изредка знойный верховой ветер тяжело проносил по всему каравану густую струю зловония. Тогда взгляды людей обращались к переднему стругу, где на мачте качался обезображенный труп молодого разинца.
За шесть дней под палящим солнцем мертвая распухшая голова почернела, и запах тлена разливался вокруг тела несчастного юноши. На остановках каравана вороны не раз собирались на берегу и вились над стругом, чуя поживу. Но стрельцы поднимали по ним пальбу из пищалей и из мушкетов, отгоняя гнусную птицу. И никто из начальных людей не удерживал их от стрельбы.
— Князь-воевода, вели убрать мертвое тело с мачты, — обратился к князю Семену стрелецкий сотник. — Смущает оно стрельцов, нелепые речи ведут меж себя…
— Не люблю я над мертвыми глума, убрал бы и сам, да приказ воеводский всем ведом, — возразил стольник.
— Яков Иваныч, не дело, однако, — сказал князь Семен Кошкину. — Протух ведь казак. Пища в глотку не лезет от смерди. Скажем боярину, что он оторвался с мачты.
— Совестно, князь, тебе потакать стрельцам. Я боярский указ не нарушу, — твердо ответил Кошкин.
Продвигаясь в верховья, Львов выслал по берегу Волги дозорный разъезд стрельцов. В случае встречи с Разиным дозорные должны были сообщить в караван о встрече. Пять легких лодок заплывали вперед, обгоняя насады верст на пять. Они осматривали заводи и затоны, проплывали протоками в Ахтубу и возвращались назад к каравану.
Мерно плескали весла, мерно взвизгивали и рычали уключины. Час встречи был уже недалек.
Князь Семен не страшился этого часа. Он помнил, как Разин бежал от него в море. Четыре тысячи старых стрельцов, бывалых, обученных ратному делу, стоили больше десятка тысяч разинского деревенского сброда, к тому же вооруженного чем попало, вплоть до вил, простых топоров и медвежьих рогатин…
Если бы Разин вздумал принять бой со стрельцами, он неминуемо был бы разбит. Князь Семен знал, однако, что атаман довольно умен и хитер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Их впустили в ворота. И едва наступил рассвет, как пятьсот казаков уже были в городе и сотник без шапки стоял перед Федором.
— Хозяйку твою и сына не я увез. Я Лушников, не Ковригин. Сидор Ковригин по воеводску указу сошел со своей сотней на низ, в Черный Яр. А я, сударь мой атаман, никого не обидел. Да ты хоть стрельцов спроси!
Федор спросил камышинских стрельцов, вызвал посадских. Про сотника не сказал худого никто.
— Ну, живи, коли так, — сказал Федор. — А буде измену какую затеешь, стрельцов сговаривать к худу учнешь — и побьют тебя насмерть.
Федор оставил в Камышине сотню своих казаков. Жители города выбрали между собой атамана и есаулов, обещались держать заставы, ловить воеводских подсыльщиков и давать обо всем уведом в Царицын.
Сукнин возвратился к Разину.
— Город взял, а своих не нашел, — сказал он.
— Беда боярам, когда ты по всем городам так пойдешь своих Настю с Мишаткой искать! Дорого воеводам дадутся казачьи семейки! — невесело усмехнулся Разин. — Что ж, теперь у тебя нетерпежка на Черный Яр?
— В Черный Яр я хочу, Тимофеич, — с угрюмым упорством сказал Сукнин.
— Нам с тобой по пути ныне, Федор. Поймали в степи гонцов к голове Лопатину от астраханского воеводы. Идут на нас сорок насадов. Я мыслю, должны они завтра дойти до Черного Яра. По Волге нам прежде них теперь не поспеть, а ты на конях ударь со степей по Черному Яру.
И тотчас Сукнин, Еремеев, Серебряков, Чикмаз с пушками выступили в конный поход.
В Царицыне Разин оставил «десятого казака», отобрав десятую часть казаков у каждого из своих есаулов.
Степан Тимофеевич, Василий Ус и Наумов вышли по Волге на многих стругах и челнах. Алеша Протакин и Боба конные двигались между Ахтубою и Волгой.
С самых времен царя Ивана Васильевича Нижняя Волга еще не видала такого большого войска. Атаман указал отоспаться, чтобы ночью идти и не жечь огней, потому что костры такого людного стана отразились бы заревом в темном ночном небе и дали заранее весть астраханцам…
Федор Сукнин с товарищами окружили деревянные стены Черного Яра, сразу захватили все ладьи и челны, что лежали на берегу и стояли у пристани на приколе. Ладьи и челны, тотчас наполненные казаками, ушли в камышистые заливчики у противоположного берега. Далеко в степь в сторону Астрахани проскакали разъезды. Там залегли казацкие заставы, и только лишь после этого утром казаки вошли в город. Черноярцы не бились с ними. Стрелецкий голова, увидав, что стрельцы перешли на сторону разинцев, переодетый хотел убежать в Астрахань, но его поймали, посадили в мешок и бросили в Волгу.
Тотчас с раскатов крепости на волжскую сторону были наведены пушки. Волга была в тумане. Когда рассеялся волжский туман, город открылся на крутом берегу, спокойный и сонный под жарким июльским солнцем. Колокола звонили к обедне, мирно перекликались между собой петухи, по стенам лениво бродили сторожевые. Караульные торчали и на бревенчатых вышках, поставленных по стенам для дозора.
Кто мог думать, что под этой мирно дремлющей волжской гладью всего три часа назад погиб черноярский голова?! Как было узнать, что за этой стеной в караульной избе сотник Ковригин валяется на коленях перед Федором Сукниным!
Ковригин признался Федору, что воевода ему не давал указа везти с собой в Астрахань Настю и Мишку. Он признался, что их увезти надумал сам вместе с яицким головой, что за увоз их он получил от головы подарки да еще голова послал с ним богатый посул астраханскому воеводе, чтобы тот не пустил Настю с мальчиком обратно на Яик. А прежде чем отправить их в Астрахань, голова сам дознавался у Насти плетьми, куда делся Федор, где он скрывается и где спрятал богатства, привезенные из персидского похода.
Сотник клялся, что он не знает, куда Прозоровский девал семью Федора.
Сукнин перетряс все в доме у сотника и нашел у него свой ковер, вывезенный из Персии, два серебряных кубка, парчовый кафтан и даренную Разиным саблю.
Сотник в мешке пошел на дно Волги…
— Камышин взял, Черный Яр одолел — и астраханские ворота с вереями повыбью, а Настю с Мишкой найду! — упорно сказал Сукнин.
Караван астраханских насадов на веслах шел к Черному Яру. Над опаленными зноем волжскими берегами в мутном небе парили орлы, карауля сусликов и степную птицу. Над камышами и над водой, потрескивая трепещущими крылышками, носились тысячи голубых и зеленых стрекоз. Охотясь за ними, рыбы стаями прыгали из воды и, бултыхаясь обратно, широко по реке разгоняли круги. Стремительные чайки ныряли в воздухе, почти касаясь зобами сверкающей ряби течения. Из степной травы летел над волжской гладью безумолчный треск кузнечиков… Июльское солнце растапливало корабельную смолу, и запах ее висел над караваном. Изредка знойный верховой ветер тяжело проносил по всему каравану густую струю зловония. Тогда взгляды людей обращались к переднему стругу, где на мачте качался обезображенный труп молодого разинца.
За шесть дней под палящим солнцем мертвая распухшая голова почернела, и запах тлена разливался вокруг тела несчастного юноши. На остановках каравана вороны не раз собирались на берегу и вились над стругом, чуя поживу. Но стрельцы поднимали по ним пальбу из пищалей и из мушкетов, отгоняя гнусную птицу. И никто из начальных людей не удерживал их от стрельбы.
— Князь-воевода, вели убрать мертвое тело с мачты, — обратился к князю Семену стрелецкий сотник. — Смущает оно стрельцов, нелепые речи ведут меж себя…
— Не люблю я над мертвыми глума, убрал бы и сам, да приказ воеводский всем ведом, — возразил стольник.
— Яков Иваныч, не дело, однако, — сказал князь Семен Кошкину. — Протух ведь казак. Пища в глотку не лезет от смерди. Скажем боярину, что он оторвался с мачты.
— Совестно, князь, тебе потакать стрельцам. Я боярский указ не нарушу, — твердо ответил Кошкин.
Продвигаясь в верховья, Львов выслал по берегу Волги дозорный разъезд стрельцов. В случае встречи с Разиным дозорные должны были сообщить в караван о встрече. Пять легких лодок заплывали вперед, обгоняя насады верст на пять. Они осматривали заводи и затоны, проплывали протоками в Ахтубу и возвращались назад к каравану.
Мерно плескали весла, мерно взвизгивали и рычали уключины. Час встречи был уже недалек.
Князь Семен не страшился этого часа. Он помнил, как Разин бежал от него в море. Четыре тысячи старых стрельцов, бывалых, обученных ратному делу, стоили больше десятка тысяч разинского деревенского сброда, к тому же вооруженного чем попало, вплоть до вил, простых топоров и медвежьих рогатин…
Если бы Разин вздумал принять бой со стрельцами, он неминуемо был бы разбит. Князь Семен знал, однако, что атаман довольно умен и хитер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130