— робко спросила она. — Ведь как знать…
— Часок погощу. — Степан взял ее за руки и потянул к себе.
— Приберусь я, — стыдливо шепнула Маша, чуть отстранившись.
— Не надо. Останься так, как девчонка, с косой; тебе личит… И сарафан… Ишь плечи какие! Век все глядел бы на них, — говорил ей Степан, не выпуская ее рук.
— И гляди… Я люблю, когда так глядишь… Таков взгляд — ажно жжется!
— А ну, еще пуще ожгу! — усмехнулся Степан.
Он схватил ее, и она, вся поддавшись, прильнула и замерла. Она не услышала даже, как постучали в окно…
— Степан Тимофеич! Гостья к тебе издалече! — послышался под окнами голос Прокопа. — Атаманиха, батька, Алена спрошает тебя.
«Алена?!» Степан услыхал только имя, остальное не дошло до него сквозь шум ударившей в голову крови. Он оттолкнул Марью, поднялся и как-то нескладно шагнул к двери.
Степан хотел отворить дверь, но она сама стремительно распахнулась, и навстречу ему в избу смело шагнула невысокая женщина в монашеском черном платье, молодая, румяная, с дерзким задором в серых искристых глазах.
— Куды ты? Куды? — растерянно вскрикнул ей вслед Прокоп Горюнов, который знал, что Степан принимает гостей не у Марьи, а у себя в доме.
— Здоров-ко, Степан Тимофеич! — по-волжски на «о» и слегка нараспев громко сказала женщина. — Вишь, в гости к тебе собралися… Входите, входите, робята! — повелительно окликнула она толпившихся за ней в сенцах мужчин.
Рослые казаки крестьянского вида с саблями и пистолями вчетвером ввалились, заполнив маленькое жилище Маши, топча уютные коврики на только что мытом полу, еще пахнувшем свежею сыростью.
— Ты прости, атаман, что я так, по-хозяйски, да времечко дорогое ведь ныне! Да, да, дорогое! — сказала гостья. — Вот тебе есаулы мои: Панкратий, Андрюха, Левон да Митяйка.
И тут только понял Разин, что гостья его была та самая «старица Алена» из Темникова, про которую много раз ему говорили, что она собрала себе целое войско и воюет с дворянами лучше других атаманов.
— Скидайте одежу, садитесь, что ль, атаманы, — сказал Степан, когда все вошли. — Садись, Прокоп.
— Садитесь, робята, — сказала Алена, словно приглашения Разина было мало и до ее приказа никто из ее есаулов не смел бы сесть.
Она села сама на скамью и любопытным взором скользнула по всей избе.
— Маша, давай угощай-ка гостей! — позвал Разин.
Хозяйка, уже с покрытыми волосами и в темной зеленой телогрее, явилась из-за шелковой занавески, куда, смущенная, ускользнула при входе гостей.
Нехотя, даже слегка раздраженно ставила она чарки на стол, принесла из сеней кувшин меду.
— Откушайте, — поклонилась она без радушия и привета.
— Уж разве по чарке, — согласилась Алена, развязно подставив свою под густую струю хмельного питья. Она не стала бы пить, но явное недовольство атаманской «кралечки» ее раззадорило.
За нею послушно подставили чарки и ее есаулы.
Маша была смущена неожиданным их приходом и разрумянилась от смущенья и досады. Алена рассматривала ее с любопытством, незаметно бросая взгляды из-под опущенных темных ресниц, но обращаясь только к Степану.
— Давно бы с тобою нам встретиться, атаман Степан Тимофеич, да все недосуг с делами! — сказала Алена.
— Со встречей! — ответил Степан, подняв чарку и выжидательно глядя на атаманиху.
— Во здравье великого атамана! — сказала Алена, подняв свою.
— Во здравье! — отозвались ее есаулы, и разом все выпили вслед за Аленой.
— Окольничать некогда нам, атаман, — продолжала «старица». — Пришли мы к тебе не на бражный стол, а для совета.
Алена взглянула на своих есаулов.
— Для совета, — повторили они.
Степан промолчал.
— Сколь ныне людей у тебя — не спрошаю: не скажешь. А про себя тебе прямо скажу, что седьмая тысяча лезет. — Алена испытующе посмотрела на атамана, но Степан опять промолчал. — Сказать, что войско у нас, — так рано, — продолжала она. — Пищалей нехватка, сабель, а более пики, мужицкие топоры да косы, рожны… А все же воюем и воевод, бывает, колотим… Колотим! — словно желая потверже уверить его, повторила Алена.
— Слыхал, — отозвался Разин.
— Добро, коли слышал! Так вот, Степан Тимофеич, каб нам с тобой вместе сложиться, то сила была бы! — сказала Алена.
— И так ведь мы вместе, и сил, слава богу, немало! — ответил Разин.
— Так, да не так-то, Степан Тимофеич! — возразила она. — Ведомо нам, что окольным путем со всех сторон конну и пешую силу ведут бояре, а вы тут стоите, не чуете ничего над своей головой…
— Будто не чуем! — усмехнулся Разин, поняв, что Алена имеет в виду полки, подходившие в пополнение к Барятинскому.
— А пошто же ты тут стоишь, коли чуешь? — удивленно воскликнула атаманиха. — На кой тебе ляд нечистый Синбирский острожек дался?! Ведь силу под ним теряешь! Видали мы, сколько могил у тебя понасыпано за тот за проклятый острог. Покинь ты его. Бояре тебя тут сговором держат, а ты и стоишь, а на тебя со всех концов войско лезет. Подумай-ка сам: коль тебя побьют, что мы делать-то станем?! Осиротеем ведь, право!
— Куды же мне от бояр убежать? Схорониться, что ли? — с насмешкой сказал Разин.
— Ай беда — схорониться! — поняла насмешку Алена. — Народ уберечь — вот что! — Алена понизила голос и взяла атамана за руку. — Иди к нам в леса, Тимофеич! — проникновенно сказала она, заглянув ему снизу в глаза.
— А в лесу ноне — грузди, опенки! — окая, подхватил ей в лад Разин. — Станет войско грибки собирать!
Алена взглянула с упреком на Разина, заметила злорадный взор из-под черных бровей Маши и вспыхнула.
— Ты женок привычен шутками тешить, честной атаман, а я не из тех-то женок! Я шутку сшутить и сама удала бываю, когда наряжусь да не хуже иных нарумянюсь! А ныне по ратным делам прибралась я к тебе. Шесть с лишним тысяч народу в лесу меня ждут… Пошто ты глумишься над нами?!
Она раскраснелась в обиде, сверкнула глазами.
— Да я не глумлюсь, — возразил Степан.
— И тебе не пристало! Мы к отцу пришли с есаулами. Любим тебя. Славу твою почитаем. А боязно нам за тебя: лазутчики наши видали, как войско дворянское на тебя надвигается с разных дорог. Ты хоть перво послушай, что мы тебе говорим!
— Ладно, слушаю, — согласился Степан.
— Проведем мы все войско твое по волчьим тропинкам. Воеводская рать сквозь него, будто дождик в сито, проскочит… Они тебя под Синбирском станут искать, а ты под Касимов тем временем выйдешь, под Муром… Глядишь — и в Москве! Да, в Москве!.. — повторила она.
— Уж ты залетела, Алена Ивановна! — осмелившись, вставил Прокоп. — Спешишь ты к Москве.
— А вы не спешите! Под Синбирском народу погубите, а там впереди — Казань, а далее — Нижний: города велики, оружны. И что тебе в них, Степан Тимофеич?! А Москва — городам начало, в Москве государь к нам выйдет! Ведь само святое-то дело нам к государю народ привести… Мы к тебе, атаман, для того и скакали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
— Часок погощу. — Степан взял ее за руки и потянул к себе.
— Приберусь я, — стыдливо шепнула Маша, чуть отстранившись.
— Не надо. Останься так, как девчонка, с косой; тебе личит… И сарафан… Ишь плечи какие! Век все глядел бы на них, — говорил ей Степан, не выпуская ее рук.
— И гляди… Я люблю, когда так глядишь… Таков взгляд — ажно жжется!
— А ну, еще пуще ожгу! — усмехнулся Степан.
Он схватил ее, и она, вся поддавшись, прильнула и замерла. Она не услышала даже, как постучали в окно…
— Степан Тимофеич! Гостья к тебе издалече! — послышался под окнами голос Прокопа. — Атаманиха, батька, Алена спрошает тебя.
«Алена?!» Степан услыхал только имя, остальное не дошло до него сквозь шум ударившей в голову крови. Он оттолкнул Марью, поднялся и как-то нескладно шагнул к двери.
Степан хотел отворить дверь, но она сама стремительно распахнулась, и навстречу ему в избу смело шагнула невысокая женщина в монашеском черном платье, молодая, румяная, с дерзким задором в серых искристых глазах.
— Куды ты? Куды? — растерянно вскрикнул ей вслед Прокоп Горюнов, который знал, что Степан принимает гостей не у Марьи, а у себя в доме.
— Здоров-ко, Степан Тимофеич! — по-волжски на «о» и слегка нараспев громко сказала женщина. — Вишь, в гости к тебе собралися… Входите, входите, робята! — повелительно окликнула она толпившихся за ней в сенцах мужчин.
Рослые казаки крестьянского вида с саблями и пистолями вчетвером ввалились, заполнив маленькое жилище Маши, топча уютные коврики на только что мытом полу, еще пахнувшем свежею сыростью.
— Ты прости, атаман, что я так, по-хозяйски, да времечко дорогое ведь ныне! Да, да, дорогое! — сказала гостья. — Вот тебе есаулы мои: Панкратий, Андрюха, Левон да Митяйка.
И тут только понял Разин, что гостья его была та самая «старица Алена» из Темникова, про которую много раз ему говорили, что она собрала себе целое войско и воюет с дворянами лучше других атаманов.
— Скидайте одежу, садитесь, что ль, атаманы, — сказал Степан, когда все вошли. — Садись, Прокоп.
— Садитесь, робята, — сказала Алена, словно приглашения Разина было мало и до ее приказа никто из ее есаулов не смел бы сесть.
Она села сама на скамью и любопытным взором скользнула по всей избе.
— Маша, давай угощай-ка гостей! — позвал Разин.
Хозяйка, уже с покрытыми волосами и в темной зеленой телогрее, явилась из-за шелковой занавески, куда, смущенная, ускользнула при входе гостей.
Нехотя, даже слегка раздраженно ставила она чарки на стол, принесла из сеней кувшин меду.
— Откушайте, — поклонилась она без радушия и привета.
— Уж разве по чарке, — согласилась Алена, развязно подставив свою под густую струю хмельного питья. Она не стала бы пить, но явное недовольство атаманской «кралечки» ее раззадорило.
За нею послушно подставили чарки и ее есаулы.
Маша была смущена неожиданным их приходом и разрумянилась от смущенья и досады. Алена рассматривала ее с любопытством, незаметно бросая взгляды из-под опущенных темных ресниц, но обращаясь только к Степану.
— Давно бы с тобою нам встретиться, атаман Степан Тимофеич, да все недосуг с делами! — сказала Алена.
— Со встречей! — ответил Степан, подняв чарку и выжидательно глядя на атаманиху.
— Во здравье великого атамана! — сказала Алена, подняв свою.
— Во здравье! — отозвались ее есаулы, и разом все выпили вслед за Аленой.
— Окольничать некогда нам, атаман, — продолжала «старица». — Пришли мы к тебе не на бражный стол, а для совета.
Алена взглянула на своих есаулов.
— Для совета, — повторили они.
Степан промолчал.
— Сколь ныне людей у тебя — не спрошаю: не скажешь. А про себя тебе прямо скажу, что седьмая тысяча лезет. — Алена испытующе посмотрела на атамана, но Степан опять промолчал. — Сказать, что войско у нас, — так рано, — продолжала она. — Пищалей нехватка, сабель, а более пики, мужицкие топоры да косы, рожны… А все же воюем и воевод, бывает, колотим… Колотим! — словно желая потверже уверить его, повторила Алена.
— Слыхал, — отозвался Разин.
— Добро, коли слышал! Так вот, Степан Тимофеич, каб нам с тобой вместе сложиться, то сила была бы! — сказала Алена.
— И так ведь мы вместе, и сил, слава богу, немало! — ответил Разин.
— Так, да не так-то, Степан Тимофеич! — возразила она. — Ведомо нам, что окольным путем со всех сторон конну и пешую силу ведут бояре, а вы тут стоите, не чуете ничего над своей головой…
— Будто не чуем! — усмехнулся Разин, поняв, что Алена имеет в виду полки, подходившие в пополнение к Барятинскому.
— А пошто же ты тут стоишь, коли чуешь? — удивленно воскликнула атаманиха. — На кой тебе ляд нечистый Синбирский острожек дался?! Ведь силу под ним теряешь! Видали мы, сколько могил у тебя понасыпано за тот за проклятый острог. Покинь ты его. Бояре тебя тут сговором держат, а ты и стоишь, а на тебя со всех концов войско лезет. Подумай-ка сам: коль тебя побьют, что мы делать-то станем?! Осиротеем ведь, право!
— Куды же мне от бояр убежать? Схорониться, что ли? — с насмешкой сказал Разин.
— Ай беда — схорониться! — поняла насмешку Алена. — Народ уберечь — вот что! — Алена понизила голос и взяла атамана за руку. — Иди к нам в леса, Тимофеич! — проникновенно сказала она, заглянув ему снизу в глаза.
— А в лесу ноне — грузди, опенки! — окая, подхватил ей в лад Разин. — Станет войско грибки собирать!
Алена взглянула с упреком на Разина, заметила злорадный взор из-под черных бровей Маши и вспыхнула.
— Ты женок привычен шутками тешить, честной атаман, а я не из тех-то женок! Я шутку сшутить и сама удала бываю, когда наряжусь да не хуже иных нарумянюсь! А ныне по ратным делам прибралась я к тебе. Шесть с лишним тысяч народу в лесу меня ждут… Пошто ты глумишься над нами?!
Она раскраснелась в обиде, сверкнула глазами.
— Да я не глумлюсь, — возразил Степан.
— И тебе не пристало! Мы к отцу пришли с есаулами. Любим тебя. Славу твою почитаем. А боязно нам за тебя: лазутчики наши видали, как войско дворянское на тебя надвигается с разных дорог. Ты хоть перво послушай, что мы тебе говорим!
— Ладно, слушаю, — согласился Степан.
— Проведем мы все войско твое по волчьим тропинкам. Воеводская рать сквозь него, будто дождик в сито, проскочит… Они тебя под Синбирском станут искать, а ты под Касимов тем временем выйдешь, под Муром… Глядишь — и в Москве! Да, в Москве!.. — повторила она.
— Уж ты залетела, Алена Ивановна! — осмелившись, вставил Прокоп. — Спешишь ты к Москве.
— А вы не спешите! Под Синбирском народу погубите, а там впереди — Казань, а далее — Нижний: города велики, оружны. И что тебе в них, Степан Тимофеич?! А Москва — городам начало, в Москве государь к нам выйдет! Ведь само святое-то дело нам к государю народ привести… Мы к тебе, атаман, для того и скакали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130