ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Чтобы я после сокола к петуху на насест заскочила?! Да разум-то где у тебя?! Степана-то вон как народ почитает! Вон ведь слава его какова над всей русской землей!..
— Была, да пропала слава! — со злорадством прервал Никита. — Пропала! Издох твой сокол… Аль не знала еще?! Своею рукой я его распорол от глотки ниже пупа!.. — И Никите вдруг показалось, что он в самом деле убил Степана и действительно мертвый Разин лежит у его ног…
Марья невольно взглянула на пол, на то же место, куда смотрел он, и холод прошел по всему ее существу. Убежденность Никиты передалась ей во всей своей силе. В ворохе раскиданного платья на полу ей представилось мертвое тело Степана. Рот ее перекосился судорогой крика, но голоса не было…
— Аль не знала?! Как я его резанул! — наслаждаясь ее растерянностью и мукой, тешил себя Никита. — Как борова, распластал и потроха все повывалил вон из брюха… Уж хватит ему…
— Брешешь ты все! — вдруг поняв Никиту, устало сказала Марья. — Не такой вороватой рукой одолеть Степана, червяк ты паскудный! Ведь Степан мне единый свет на земле, как не стало его, я бы сразу почула. А ныне я чую, что жив!
— Мужнюю кровь как же ты позабыла? Антона ты кровь простила любезнику?! — гневно спросил Никита, шагнув от порога.
Но Марья не отступила.
— Али ты за покойника, что ли, заступщик?! Что мертвого зря-то тревожить! Антон из могилы не встанет! — просто сказала она.
Никиту душили злоба и ревность.
— Колдунья бесовская! Мужнюю кровь продала за парчу да бархат! Меня присушила, Степана приворожила к себе… Ан встанет Антон-то, придет! Вот тут он, за дверью стоит… Он сраму такого тебе не простит, волчиха проклятая! Он тебя, ведьму, ко божью престолу на суд за косы потащит!.. К мужнему палачу пошла во подстилки…
Марья шагнула вперед, на Никиту.
— В подстилки! — с силой выкрикнула она. — Дерюжкою под ноги стану стелиться — вот какая любовь у меня! — Она нагнулась, схватила с пола от двери грязную мокрую тряпку. — Вот я что для него! Пусть топчет, коль схочет!.. К нему я пойду!
— Не пойдешь! — прохрипел Никита. — Жизни своей пожалей. Не пущу!..
И вдруг она поняла, что Никита ее все равно убьет… Обороняться? Бежать? А к чему ей бежать? Что осталось ей в жизни?!
Марья вскипела. Зная, что только одно мгновенье отделяет ее от гибели, чувствуя не страх перед смертью, а только неодолимую ненависть к этому человеку, шагнула она на Никиту.
— А ну-ка, пусти! — И Марья хлестнула его по лицу мокрой тряпкой…
От резкого взмаха ее погасла свеча. Да если бы даже и не погасла, у Никиты все равно потемнело в глазах от стыда, от обиды, злобы и ревности. Он выхватил засапожный нож и бросился на нее. Она не видала ножа, но звериное рычание его ужаснуло Марью. С последним отчаянным криком рванулась она из избы.
Никита ударил ее ножом. Теплая кровь облила его руку. Сердце его остановилось, и дыханье стеснилось. Страшное ощущение непоправимости охватило его, когда Марья без стона, держась за косяк двери, тяжко осела на пол. Рука Никиты сама поднялась, и он ударил ее еще, и еще, и еще…
Перешагнув через мертвую, Никита вышел вон из избы, под густым дождем отвязал лошадей и помчался к Волге, где в камышах казаки укладывали на дно челна раненого атамана…

Покинув шатер атамана, Прокоп Горюнов помчался к острожку. Он знал, что делать. Настала минута, ради которой приехал он с Дона.
У острожка шла перестрелка. Григорий Федотов, оставшись за атамана, готовился к приступу на городок. Между стеною и валом крестьяне клали мосты из бревен и из мешков с землею, отвлекая меж тем осажденных пальбою с другой стороны.
Прокоп атаманским шлепком по спине одобрил ратную хитрость Федотова, засмеялся удачной выдумке, разыскал среди казаков Серебрякова, осторожно шепнул ему отходить с казаками к Волге, указав то самое место, откуда он вместе с Наумовым слышал конское ржание и голоса.
— Не стало б по Волге погони. Как на струги взойдете, так причалы рубить, остальные струги и челны пусть вниз поплывут самоходом. У берега их не кидать — так батька велел, — сказал Прокоп.
Прокоп кипел жаждою дела… Если бы ускользнуть от внимания своих казаков и попасть в воеводский стан, он выдал бы Разина с головой воеводам, он указал бы место, где Наумов оставил челн.
Он видел и слышал, как закипели в казачьем стане его слова. Уже поскакали к Волге дозоры… В ночном мраке строились сотни…
— Куды казаки отъезжают? — спросил Федотов, столкнувшись с ним в темноте возле вала.
— Батька им указал в обход, на воеводу с тыла ударить, — сказал Прокоп. — А ты живей учинай приступ.
Он ехал к Волге, прислушиваясь в ночи, когда заварится свалка. При первых же криках и выстрелах от городка он припустился рысью, въехал в камыш у берега и прямо с седла соскочил в челн.
— Что там? — нетерпеливо спросил Наумов.
— Бьют наших… Новое войско пришло, к Волге гонят… Да, слышь, Наумыч, неладно творим, — несмело сказал Прокоп. — Сколь народу бояре порубят…
— А что ж теперь делать! — возразил Наумов.
— Сам я батьку свезу. Сберегу, не страшись, а ты не кидай мужиков. Грянь с донскими, да и забей дворян в стены… Мужиков на расправу покинешь — и батька тебе того не простит…
— Сдурел ты! — ответил Наумов. — Батькину голову я никому не доверю. Сам повезу. Он всей Руси еще надобен… Батька будет — и войско будет!..
Как раз в этот миг казаки, отходившие к Волге, сшиблись с полком, который Барятинский выслал на берег… Со стругов ударили фальконеты…
— До стругов добрались! — воскликнул в испуге Наумов. — Весла в воду! — приказал он своим казакам.
Гребцы налегли, и в волжском тумане по высоким и бурным осенним волнам одинокий челн полетел на низовья…

Зарево над острожком, пушечная пальба, какие-то крики, конское ржанье доносились вослед беглецам по воде. Сквозь всплески холодной волжской волны и свист в камышах осеннего резкого ветра весь этот шум воображенье превращало в отчаянный рев обезумевших тысяч людей, избиваемых воеводской ратью…
Только к рассвету, скрывшись от бешеной волжской бури, беглецы пристали в высоких густых камышах.
По берегу днем проносились всадники, бежали отдельные пешеходы.
— Позвать, может их, распросить? — добивался Прокоп.
Ему не терпелось узнать, как бояре разбили крестьянское войско, лишенное казаков. В то же время надеялся он, что сумеет на берегу привлечь внимание воеводских разъездов к челну, затаившемуся в камышах.
Но Наумов держал его возле себя.
Разин не приходил в сознание. То он недвижно и бездыханно лежал на кровавой подушке, то вскакивал с криком и рвался из рук неусыпно хранивших его казаков…
Наумов выглядывал несколько раз из камышей, наблюдая берег. Он сказал Прокопу, что видел разъезды дворян. У того стеснило дыхание от досады и нетерпения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130