– Было дело под Полтавой, – кивнул Робинзон. Подходя к дому, поднял кусок ржавой трубы.
– Откель взялась? – буркнул он и бросил в стоявший рядом железный ящик.
– Для мусора, – объяснил он. – Потом отвожу. Трактористу с деревни сунешь поллитру, он тебе что хошь отвезет.
– Ша. – Атаман приложил к губам Виктора руку и, дунув, погасил огарок.
– Слышал, – оторвав его ладонь от губ, прошептал Орехов. Атаман вытащил пистолет. В тот день, когда они оба, изрядно вымокнув в мелком, но широком ручье, который заходил в дедов сад, добрались до дома, старик сразу повел их в подвал. Внизу он зажег керосиновый фонарь и, еле видимый в тусклом свете, подмигнул.
– Давненько я сюда не лазил. Сегодня как знал, что сгодится. Еле отодрал. Проржавело все к едрене фене. Ну-ка, – ухватившись руками за широкое корыто, попросил он, – помогите.
– У него рука болит. – Виктор взялся за корыто. Они с трудом приподняли одну сторону. Старик ногой подсунул под край корыта пенек, на котором, видно, рубили кур. Он был в засохшей крови, и кое-где прилипли куриные перья. Взяв фонарь, присел и кивнул на широкий лаз.
– Заныривайте, гости дорогие. А я покамест борща приволоку. – Он отдал Виктору фонарь и полез наверх.
Рассчитав, что терять, один хрен, нечего, Атаман первым пополз в лаз.
Боясь задеть раненое плечо, полз осторожно. Скоро лаз кончился. Атаман взял у Виктора фонарь и удивленно свистнул. Он был в маленькой комнатушке с сухим деревянным полом и обшитыми досками стенами. На деревянных нарах лежали два матраца. На них – два ватника. В изголовьях – подушки. Был небольшой столик и, что особенно поразило Виктора, телевизор, который, как потом объяснил дед, работал от автомобильного аккумулятора. Дед принес кастрюлю борща, полбуханки хлеба, шесть сваренных в мундире картофелин и банку огурцов. Усталые братья плотно поели и сразу легли. Дед, уходя, сказал, что если услышат стук, значит, во дворе кто-то чужой. И тогда пусть сидят тихо. Они сидели в этом убежище два дня. Смотрели телевизор, ели то, что приносил им Робинзон, который назвался Остапом. Дед не задавал вопросов и ничего не рассказывал. Утром он, увидев, как Степан кривится от боли, сказал, что вечером посмотрит рану. Степан весьма скептически отнесся к его словам, но промолчал. Виктор беспокоился о сыне и жене, вспоминал болезнь тещи. Но когда дед приходил, он первым делом сообщал о том, что вокруг постоянно рыщут милиционеры и солдаты. И еще какие-то две группы парней.
– Чую, не мильтоны, – сказал Робинзон. – А похоже, что вы им особо надобны. Но не потчевать они вас станут, а скорее всего, значится, прикончат.
– Странный ты дед, – сказал Виктор, – ни на кого не похож. И укрыл нас непонятно почему.
– Ну и что же, что не похож? – усмехнулся Робинзон. – Я за свою жизнь видал только пакости от людей. В лагерях, значится, был, там тоже – кто кого сгреб, тот того и шлеп. Вот и решил я не быть похожим на людишек. Благо, зараз деньгу маешь, живи где хошь и як хошь. Вот я и купил себе эту усадьбу. А в подвале схрон обнаружил. Месяцев пять в порядок туточки все приводил. Так что, значится, не видал никто. Ко мне особо никто и не хаживает, окромя пьяни. Я самогон гоню, ну и себе на хлебушек, значится, самогоном и приторговываю. Корова имеется. Молочком тоже деньгу зарабатываю. Тяжко одному. Но ночью вроде и полегче. Никому ничем не обязан, а что живой еще, значится, так Богу угодно.
– Веришь в Бога? – спросил тогда Атаман.
– А хрен его знает, – как-то лениво отмахнулся старик. – Може, есть, а може, и нема. Но крещусь, когда спать укладываюсь.
– Сколько же ты один живешь? – не удержался от вопроса Виктор.
– Так почитай усе время, – вздохнул старик. – В лагерях оттрубил восемнадцать безвыходно. Давали сначала десять, но я, значится, одного охранника, зверюга был, царствие ему небесное, – Робинзон перекрестился, – камушком по голове задолбал. Меня когда брали, его лагерные сотоварищи, охрана, значится, испинали всего. Смертным боем били, потому как я еще одному успел заточку в живот сунуть. Вот, значится, мне мужской интерес весь и отбили. Баба, она, конечно, не токмо для постели надобна, но какая согласится жить без этого дела…
– Как думаешь, – Атамана отвлек от воспоминаний шепот брата, – кто там?
– Нам-то что за дело? – недовольно прошипел Атаман. – Нам что красные, что зеленые, что белые – один хрен. Все нас ищут, – просипел он. Услышав скрип поднимавшегося корыта, Атаман направил пистолет в образовавшуюся щель.
– Не пульни сдуру, – произнес Робинзон. – Я это. Затем появился свет фонаря. Чиркнув зажигалкой, Атаман зажег свечу.
– Новости у меня, значится, неважные, – сказал, войдя, Робинзон и посмотрел на подавшегося к нему Виктора. – Видать, чует у тебя сердечко.
– Что? – Виктор схватил его за грудки. – Говори.
– Может, и провокация, – вздохнул старик, – но разговор ходит, будто бы сынка одного из тех, кого ищут, забрал кто-то.
– Кто говорит? – спросил Степан.
– Так у меня три мильтона были, они разговор меж собой вели – какие-то гады по деревням катают на мотоциклетах и в Магазинах говорят, что сына у одного украли. И, ежели брата отдаст, сына возвернут.
– Гады, – проскрипел зубами Виктор и дернулся к выходу.
– Стой, – выпустив пистолет, ухватил его за рукав Степан, – там менты. Они тебя с ходу повяжут. Надо думать, как на этих козлов выйти. Я им отдамся, Степку отпустят.
– Я на твоем месте, – сказал Робинзон, – такой уверенности не держал бы. Зачем им пацана отпущать? Это ж свидетель супротив их будет. Они и тебя того, – он провел ребром ладони по горлу, – и мальчишку, значится, того.
– Пойдем в милицию, – умоляюще проговорил Виктор. – Ведь они убьют Степку. Пойдем. Руки вверх! – выхватив пистолет и направив его на брата, заорал он.
– Это ты тоже зря затеял, – спокойно проговорил Робинзон. – Ведь они что придумали-то, чтоб, значится, он, – Робинзон кивнул на Степана, – им дался, а не милиции. Ну а ежели он в милицию попадет, то все одно твоему сыну каюк будет. Тебе, конечно, этот вопрос решать. – Он со вздохом потеребил бороденку.
– Стреляй его насмерть – и выбросим на улицу. Менты найдут, и те, кто сына твоего захватил, узнают. Но тебе от этого лучше не станет. Туточки надобно другие пути-выходы искать.
– Да ты понимаешь, дед! – крикнул Виктор. – Мой сын…
– А ты на меня не шуми! – рассердился Робинзон. – Думашь – старый и глупый дед? Так неточки. Я очень даже башковитый. Вот и мыслю – в город надобно ехать. Есть у меня тамочки один знакомый. В прошлом очень даже крупный авторитет был. Он мне жизнью обязанный. Вот с ним и погугарить надобно. А шуметь – это дело бабское.
– Слышь, дед, – вздохнул Степан. – Ты нас в город как-нибудь протащи. Есть у нас зацепка. – Потом, подняв брошенный пистолет, обратился к Виктору:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155