– Это пусть московские деятели боятся. Мы…
– Они нас сразу сдадут, – перебил Валерий. – Еще на нас все и свалят. У них покровители высокие, а нас как кость собаке бросят, чтоб не брехала.
– Что с тобой? – испуганно спросила Лола. – Узнал что-нибудь?
– У директоров паника, – криво улыбнулся Валерий. – Все думают о том, что я сказал сейчас. Потому что впервые за все время, мне об этом шепнула Алиска, Москва забрала всю сумму сразу. Обычно оставляли на непредвиденные расходы. А тут все выгребли.
– Вот это я попал, – протянул Родион. – Тебя послушал, – повернулся он к Лоле.
– Ты сам хотел в мафию, – усмехнулся Валерий. – Думал, все – от всех бед застрахован. В Москве что-то не так.
– А в честь чего это тебе Алиска вдруг стала все говорить? – сердито поинтересовалась Лола. – Почему… – Перестань, – бросил Валерий. – Все в одной лодке. Думаешь, она сможет от тюрьмы избавиться? Нас только за каторгу, изобретение века, на пожизненное упрячут.
– Тогда надо уматывать отсюда, – решил Родион.
– Тебя не будет только день, – посмотрел на него Валерий, – и тогда все, ты уволен. А знаешь, что это такое? – Он усмехнулся.
– Ты серьезно? – опешил брат.
– Совершенно серьезно. Почему ищут Атамана? Да потому, что он знает много. Тебе, конечно, известно немногое, но что-то ты знаешь, как и любой из нас. А гарантию твоего молчания может дать только смерть. Поэтому я был против твоего участия в этом.
– Успокоил, – буркнул Родион.
– Что же делать? – растерянно спросила Лола.
– Делать то, – ответил Валерий, – что делали. Сейчас главное – не прозевать. Если действительно что-то начнется, вовремя испариться.
– Так может, – начал Родион, – сделаем…
– Об этом мы уже говорили. – Валерий взглянул на часы и обратился к жене:
– Ты накормишь меня? Я чертовски голоден.
– Сейчас скажу. – Она вышла.
– Знаешь, Рудик, – тихо сказал Валерий, – мне не нравится твоя тесная дружба с Лолкой. И еще… – Он не дал говорить открывшему рот брату. – Я слышал твои слова насчет меня, когда у нас зашел спор о сыне Ореховых. Так вот, братец. – Валерий коротко и сильно ударил его кулаком в живот. Охнув, тот повалился вперед и уткнулся лицом в подставленный кулак другой руки. – Еще раз подобное услышу, – не давая ему падать, сказал Валерий, – убью.
– Сейчас будет готово, – вошла Лола. И замерла.
– Семейный разговор, – улыбнулся Валерий и усадил пытавшегося вздохнуть брата на стул. Отпустил его, и Родион упал.
– Ты убил его? – на удивление спокойно спросила она.
– Пока нет. И, надеюсь, мне не придется этого делать. – Валерий многозначительно посмотрел на жену.
– Подожди, – поняла она, – так ты его из-за меня? Наверное, слышал тогда…
– У меня со слухом все в порядке, – кивнул он. – Пойду поем, а то живот к позвоночнику прилипает.
Он ушел. Лола посмотрела на с трудом дышащего Родиона.
– Надо меньше трепаться, – тихо проговорила она. – Ведь все, что у тебя есть, ты получил благодаря Валерию. А ты… – Не договорив, Лола вышла.
– Ну, сука, – с трудом просипел Родион. – Я тебя, гнида, кончу.
– Да, хлопцы, – сказал Робинзон, – против вас, значится, войска пригнали. Будто войсковую операцию готовят. Так что сидите и носа не высовывайте.
– А моего сына снова возьмут эти сволочи! И… – Не договорив, Виктор сжал кулаки.
– Ша! – крикнул Степан. – Ты заколебал своей истерикой! Думаешь, мне в кайф здесь торчать? Но пока мы здесь, а не у этих гребней, есть шанс! И пока меня не убьют, твоего сына не тронут! Потому что он – их последний козырь.
– Он мой сын! – воскликнул Виктор. – Ясно?! На кой…
– Цыц! – неожиданно рявкнул Робинзон. Братья одновременно повернулись к нему. – Не хватало еще братоубийства. – Ты отец, и понятно, значится, твое волнение. Но ведь и он за твоего сынка переживает. И сдаться готов, и смерть принять. Так надобно решать, что сделать можно, а не орать друг на дружку.
– У тебя не было детей, – угрюмо проговорил Орехов, – ты не знаешь…
– Знаю! – громко перебил его Робинзон. – Думаешь, от хорошей жизни я в семнадцать лет за «шмайссер» взялся? Мои сверстники с девчатами закаты провожали, а я с «зелеными фуражками» воевал. Мать и отца на моих глазах расстреляли! Тогда еще Советы были, мать их в кочерыжку! Вот я и пошел с бандеровцами! Не супротив власти воевать, а за родителей своих, значится, мстить. В пятьдесят девятом меня туточки взяли – и в лагеря. Как бандюка судили. А я с коммунистами воевал, которые моих стариков постреляли. В погребе автомат немецкий ржавый нашли, и все – пособники бандюков. Мать вдарили. Отец за вилы схватился, их и порешили на моих глазах. Я в подсолнухах отсиделся! Так что, значится, я тоже кое-что повидал.
– Извини, – вздохнул Виктор. – Но все равно, ты меня понять не можешь. Ты мстил государству. Пусть не правильно, незаконно твоих родителей убили. Но ведь сейчас скольких реабилитировали…
– Думаешь, значится, мне зараз после реабилитации этой легче стало? – Робинзон потеребил бороденку. – Она, значится, мне родителей возвернула? Нет, мил друг, не дай Бог, конечно, но вот ежели ты окажешься на моем месте, поймешь, что это такое. Ты за сына готов горло порвать, а тебя судить как преступника станут. Где же справедливость? – усмехнулся он. – Не государственная, ее у него и не було никогда, а просто человеческая, людская? Нету ее. Пока сам с теми, кто родных погубил, не управишься, свет в глазах черным будет. А ежели мстить не станешь, значится, не человек ты, а иуда.
Разин молчал. После рассказа старика он смотрел на него по-другому.
Степан сам был преступник. В первый раз попал за угон машины. Ну а потом стал законченным уголовником. На его совести были и жизни людей. И не только милиционеров или боевиков мафии, которая охотилась за ним. Он вел свою линию и убивал спокойно, считая, что все против него. Но, услышав рассказ Робинзона, вдруг понял, что старик честнее его. Он с автоматом в руках дрался с советскими солдатами, и здесь было как на войне: кто убил, тот и победил. Он же начал схватку, когда его обложили со всех сторон. Обращаться за помощью к закону он не мог. Да и есть ли он, настоящий закон? Степан криво улыбнулся.
– Дед, – обратился он к Робинзону, – если есть, принеси выпить. Грамм по сто – двести. Может, полегчает малость. А то как сдавило все. Витька, с одной стороны, прав. Он отец и боится за сына. Но с другой стороны, и ты верно сказал. Пока мы живы, хрен они чего Степке сделают. Принеси выпить.
– У тебя как с раной? – спросил Робинзон.
– Все путем. – Приподняв руку, Разин сжал кулак. – А раньше чуть двинешь – и караул. Классный ты лепило, дед, – улыбнулся он. – Наверное, на островках научился?
– В зоне, – вздохнул Робинзон. – Тамочки медуслуг не было. Сами выживали. Я хоть и бандеровцем считался, но с уголовниками сидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155