Одним-двумя движениями я вылепил ей новую руку, точную копию здоровой. Слеза, упавшая на мои пальцы, обожгла их, точно расплавленный металл; девушка дрожала как осиновый лист.
– Вот и все, – сказал я. – Надевай рубаху.
Я снова очутился в микрокосме, и снова он был для меня целым миром.
Она повернулась ко мне лицом. Губы ее улыбались, хотя по щекам катились слезы.
– Мой господин, я люблю тебя! – повторяла она, упав на колени и целуя носки моих сапог.
– Дай-ка посмотреть на твои руки, – попросил я. Я и сам не мог поверить в то, что сделал.
Она протянула ко мне руки.
– Теперь меня заберут и уведут в рабство. Но мне все равно. Нет, не уведут! – я убегу в горы и спрячусь…
Я разглядывал ее руки, казавшиеся мне совершенными во всем, даже когда я складывал их вместе. Руки человека редко бывают одинаковыми, рабочая рука обычно становится чуть больше другой; но ее руки являли зеркальное отражение друг друга.
– Кто заберет тебя. Херена? – отсутствующе спросил я. – Разве на вашу деревню устраивают набеги культелярии?
– Чиновники, кто же еще?
– Только за то, что у тебя теперь две здоровые руки?
– За то, что теперь у меня нет ни одного изъяна. – Она вдруг умолкла, пораженная этим. – Ведь нет, верно?
– Нет, ты совершенна – ты очень привлекательная девушка.
– Значит, меня заберут. С тобой все в порядке?
– Легкая слабость, не более. Сейчас мне станет лучше. – Полой своего плаща я вытер пот со лба, в точности, как делал это в бытность свою палачом.
– Вид у тебя неважный.
– Мне кажется, твоя рука исправилась в основном благодаря энергии Урса. Но эта энергия проходила через меня. Наверно, она унесла с собой и часть моих сил.
– Ты знаешь мое имя, господин. А как зовут тебя?
– Северьян.
– Я накрою тебе стол в доме отца, господин Северьян. Там еще осталось немного еды.
По дороге назад налетел ветер, и разноцветные листья закружились перед нашими лицами.
29. У СЕЛЯН
В жизни моей было достаточно горестей и триумфов, но я знавал мало удовольствий помимо простых радостей любви и сна, чистого воздуха и доброй пищи – вещей, доступных каждому. Среди главных из них я числю созерцание лица старейшины селения, когда тот увидел руку своей дочери. На нем отражалась такая смесь изумления, страха и восторга, что я готов был побрить его, чтобы разглядеть получше. Херена, по-моему, наслаждалась его видом не меньше, чем я; наконец, пресытившись этим зрелищем, она обняла отца, сказала ему, что пообещала накормить нас, и юркнула в хижину, дабы прижаться к груди матери.
Как только мы оказались внутри, страх селян перешел в любопытство. Несколько смельчаков протиснулись в хижину и застыли молча за нашими спинами, мы же уселись на циновках за маленький стол, где жена старейшины – не переставая плакать и кусать губы – выставляла царское угощение. Остальные лишь глазели через дверь и сквозь щели в слепой стене.
На столе появились лепешки из маисовой муки, яблоки, слегка тронутые заморозком, вода и, как величайший деликатес, при виде которого многие из молчаливых наблюдателей невольно вздохнули, – окорочка двух зайцев, вареные, маринованные, приправленные солью и поданные в холодном виде. Старейшина и его семья к ним даже не притронулись. Я назвал это угощение царским, ибо таким оно было для наших хозяев; но по сравнению с ним обед простого матроса, которым нас кормили на шлюпе несколько страж назад, показался бы пышным застольем.
Выяснилось, что я не голоден, хотя порядком устал и испытывал сильную жажду. Я съел одну из лепешек, поклевал мяса и выпил без счету глотков воды, потом решил, что правила приличия могут требовать оставить кое-что из еды семье старейшины, поскольку ее у них явно было совсем немного, и начал щелкать орехи.
Только тут, будто по условленному знаку, наш хозяин прервал молчание.
– Я – Брегвин, – сказал он. – Деревня наша зовется Вици. Моя жена – Цинния. Наша дочь – Херена. Эта женщина, – он кивнул на Бургундофару, – говорит, что ты хороший человек.
– Мое имя – Северьян. Она – Бургундофара. Я плохой человек, который старается быть хорошим.
– У нас в Вици мало что слышно о большом мире. Может быть, ты расскажешь, что привело тебя в нашу деревню?
Он произнес это с выражением вежливого интереса – не более, но я не спешил с ответом. Не составило бы труда состряпать для этих селян какую-нибудь байку о торговых делах или паломничестве; а если бы я сказал им, что провожаю Бургундофару домой, к Океану, то даже не совсем отклонился бы от истины. Но имел ли я на это право? Чуть раньше я сказал Бургундофаре, что ради спасения таких людей и отправился на край вселенной. Я оглядел состарившуюся от тяжелой работы жену старейшины с заплаканными глазами, мужиков со всклокоченными бородами и грубыми руками. Какое право я имел обманывать их словно детей?
– Эта женщина, – сказал я, – родом из Лити. Вы не слышали о нем?
Старейшина покачал головой.
– Там живут рыбаки. Она хочет добраться до дома. – Я набрал в легкие воздуха. – А я… – Старейшина наклонился чуть ближе, чтобы расслышать. – Я смог помочь Херене поправить ее здоровье. Вы знаете.
– Мы благодарны тебе, – сказал он.
Бургундофара тронула меня за руку. Я повернулся и прочитал в ее глазах, что своими действиями подвергаю нас риску. Я знал это и без нее.
– Сам Урс нездоров. – Старейшина и все остальные, сидевшие на корточках у стен хижины, придвинулись ближе. Я видел, как некоторые закивали. – Я пришел вылечить его.
Словно слова тянули из него клещами, один из мужиков произнес:
– Еще рожь не созрела, а снег уже выпал. Второй год подряд.
Мужики закивали, и тот, что сидел за спиной старейшины, лицом ко мне, вымолвил:
– Люди неба рассердились на нас.
– Люди неба – иеродулы и иерархи – не злы на нас, – попытался объяснить я. – Просто они очень далеко и боятся нас за то, что мы делали раньше, давным-давно, когда род человеческий был еще молод. Я плавал к ним. – Я смотрел на бесстрастные лица селян, гадая, поверит ли мне хоть кто-нибудь из них. – По-моему, я добился примирения – приблизил их к нам, а нас – к ним. Они послали меня обратно.
В ту ночь мы с Бургундофарой лежали в хижине старейшины, которую он с женой и дочерью освободил для нас, несмотря на наши уговоры, и Бургундофара сказала:
– А ведь в конце концов они убьют нас.
– Мы уйдем отсюда завтра, – заверил я ее.
– Не отпустят, – ответила она; и утро показало, что мы оба были правы – по-своему. Мы действительно ушли; но селяне рассказали нам о другой деревне, по имени Гургустии, в нескольких лигах дальше по дороге, и всем скопом набились в провожатые. Когда мы пришли, соседям продемонстрировали руку Херены, которая вызвала бурное изумление, и нам – не только нам с Бургундофарой, но и Херене, Брегвину и всем остальным – устроили пир, во многом похожий на вчерашний, с той лишь разницей, что вместо зайчатины была свежая рыба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98