ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Били не только в России. Били в Англии, драли и секли благородных лордов, потомственных моряков. Всюду драли. Поэтому и пробуждался такой могучий протест в обществе всех стран Европы против телесных наказаний. Даже в Америке начинали говорить о правах негров.
В портах строго следили за матросами, чтобы не дрались, не безобразничали. Наверно, ни один флот не являлся в порты государств с такими образцовыми, покорными и прилежными матросами, как русские под надзором унтеров и лейтенантов.
Достойным противником для драк считали англичан. И русскому доставалось, и британцу прилетали плюхи, которых не ожидает человек, уверенный в своих качествах достойной особи из благоустроенного и свободного государства с могуществом в тысячи кораблей. Может быть, и дрались из-за того, что он из слишком благоустроенного и богатого государства, срывая русское зло на бармингамском в общем-то славном парне, который лишь добросовестно выказывает то, чему его научили, – свое превосходство. Говорят, что война против англичан не прихоть царя, а закономерная борьба против эгоистической, самодовольной свободы гордого парламента, управляющего почти всем несчастным, злым, запутавшимся человечеством.
«Но ради чего погибнут сотни тысяч молодых жизней в этой войне? – подумал Алексей Николаевич. – Ради гордости против гордости? Осиротевшие семьи пойдут на поклон к меняле, ростовщику, продадут дочерей, попадут в когти, которые куда пострашней британской гордости». Ему стало стыдно своих мыслей.
– Ваше благородие, – послышался за спиной голос боцмана, – поберегитесь.
Матросы, босые, в парусиновых штанах и в просмоленных куртках, отводили снасть.
На «Диане» почти тридцать офицеров и более пятисот матросов. Адмирал выбрал лучших из экипажей «Дианы» и «Паллады». Остальные офицеры и матросы «Паллады» и «Дианы» временно списаны на берег в распоряжение адмирала Невельского, который хочет их вооружить топорами.
На «Диане» теперь не всех офицеров знаешь, здороваешься за столом, отдаешь честь или стоишь на молитве, служишь с ними плечом к плечу, но подлинных знакомств с палладскими еще нет. Алексей Николаевич сходится с товарищами быстро и легко, может свободно заговорить и даже приноровиться к собеседнику. Но, знакомясь, умеет держаться на расстоянии. У него всегда много товарищей, но дружит он с немногими.
По борту быстро, мелкими шажками прошел, никого не замечая, лейтенант Можайский. Он наблюдает полет какой-то черной ширококрылой птицы.
– Здоровый у них лейтенант, – сказал слегка конопатый матрос Василий Букреев, дивясь саженному росту Можайского.
Василий закрепил снасть и стал глядеть на фрегат на буксире.
– Идите, ребята, – молвил боцман Черный.
– Пойдем закурим, – сказал Василию матрос Сидоров.
– И что он все смотрит? – спросил Васька про лейтенанта.
– Верно, хочет нарисовать.
Команда вышколена. Букреев умеет взбежать по вантам, не держась пробежать по рее. Да никогда бы прежде не поверил, что человек на это способен. А прошли годы, и он сам всему обучился. Теперь матрос первой статьи, ходит по дереву, как кошка, а не человек.
– Мордобой, сука, на «Палладе»! – сказал Васька про капитана Лесовского.
– Свое отслужила, – задумчиво сказал Митрий.
Корабль шел, не уменьшая парусности. Адмирал на мостике. Он не приказывает рифить. Значит, шторм не разыграется.
«Приготовиться выбирать буксир», – раздался условный свисток. Матросы поднялись и побежали на корму. На «Палладе» отдали буксир. На корме «Дианы» стали крутить лебедку, выбирая канат.
Адмирал откозырял офицерам и сошел с мостика. Лейтенант Пещуров, с юношеским пушком усов на свежем лице, шел с ним рядом крупным шагом, держа ногу. Адмирал шагал тяжелой торжественной походкой. Видно, что он доволен, полон решимости, воодушевления, и это чувство передавалось Сибирцеву и матросам. Корабль, со всей командой и офицерами, казалось, начинал становиться единым живым существом.
Адмирал прошел вниз, к себе в салон. На стене висела сабля, подарок японского посла, та самая, которой срублено при испытании три человеческих головы. Путятину не по душе все эти жестокости, и в свое время он мысленно помолился за упокой душ трех мучеников, погибших при казни.
– Букреев, живо… Корабельного плотника к адмиралу! – сказал боцман Черный.
– Эй, Глухарев, тебе к адмиралу. Он к себе пошел и велел тебя позвать.
– Позовите, ребята, Глухарева… Эй, живо!
– Да вон он, здесь. Чего кричишь? Идет.
Через некоторое время адмирал вызвал лейтенанта Сибирцева.
– Пожалуйста, садитесь, Алексей Николаевич. Довольны вы книгой Крузенштерна? Я бы хотел, чтобы вы занялись японским языком.
– Я охотно… – несколько растерявшись, ответил Алексей Николаевич.
– Пожалуйста, пойдите к моему секретарю, Осипу Антоновичу Гошкевичу, и скажите ему, что я просил заняться с вами японским языком.
– Многие английские офицеры, с которыми мы, видимо, не раз встретимся, – участники китайской войны за право ввозить опиум в Китай, – рассказывал у себя в каюте Гошкевич. Он молод, у него модно выстриженная белокурая голова. Его длинные ноги в полосатых штанах, а по светлому жилету пущена золотая цепочка с брелоками. – Теперь англичане подымут свою китайскую эскадру против нас и пришлют винтовые суда из Гонконга. Новый их город и порт Гонконг – прелюбопытнейшее место. Но климат гнилой. Еще увидим с вами гонконгские крейсера!
Дианские офицеры и матросы с охотой слушают рассказы своих палладских товарищей, побывавших в Японии. Гошкевич сразу после окончания семинарии служил много лет в Китае при православной духовной миссии, которая существует в столице Китая с семнадцатого столетия, с тех пор, когда пала русская Албазинская крепость на Амуре. Тогда китайский богдыхан разрешил открыть в Пекине русскую духовную миссию для взятых в плен на Амуре и уведенных в Китай казаков-албазинцев. В Пекине построили православную церковь, дома для миссионеров, службы, школу для детей и общежитие, и все под черепицей и за низкой каменной стеной, крытой черепицей же. Получив смолоду прекрасную практику в Пекине, Гошкевич свободно говорит и пишет по-китайски, может письменно объясняться с японцами иероглифами, которые в японском и китайском языках разно произносятся, но имеют одинаковое значение. За время стоянок в Нагасаки Гошкевич порядочно изучил японский разговорный язык и собственно японскую слоговую азбуку. Алексей Николаевич полагает, что на занятиях сможет узнать от молодого ученого, дипломатического секретаря еще многое, что очень важно и нужно для офицера, идущего в Японию.
Алексей Николаевич чувствовал, что Евфимий Васильевич, кажется, благоволит к нему. Надо не разочаровать адмирала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99