Всем надо было помочь, все рассчитывали на камчатского губернатора и хотели получать от него больше.
Ферма расположена на речке, среди цветущей долины, у подножия вулкана, в пятнадцати верстах от Петропавловска. Скот там охраняется от зверей. Он надежно укрыт и на случай прихода врагов. Василий Степанович по этому поводу говорит, что еще ни один англичанин не отходил в Сибири дальше чем на полверсты от своей лодки или корабля.
Часть коров у Юлии Егоровны оставлена в Петропавловске. Молоко, масло, творог, сыр продавались петропавловским чиновникам, которые, по выражению Завойко, не так воспитаны, чтобы ради своих детей научиться ходить за коровой. Кроме того, продукты сбывались на заходившие в порт торговые и китобойные суда иностранцев. Круглый год потребителями продуктов обеих ферм оставались американские купцы, постоянно жившие в Петропавловске. Домик и склады их построены на высоком месте на берегу бухты.
Юлии Егоровне жаль, что может разрушиться предприятие, начатое с такой любовью. Первоначально она заводила все для детей, чтобы на ночь и утром было у них по кружке молока. Как радовался муж всему этому! Теперь может погибнуть все, что было создано с таким трудом. Она знала, что, если будет какая-нибудь возможность, муж постарается сохранить ферму, хотя и не пожалеет коров, если понадобится забивать их для питания солдат или чтобы они не достались врагу.
– Подумай, Юленька, – говорил он, – мы с тобой первыми должны подать пример и пожертвовать всем, что имеем.
. – Но помни о детях!
– Боже мой, да я всегда о них помню! И ты знаешь, что я служу, и поэтому государь после моей смерти в бою позволит учиться им и не забудет!
Потом он заговорил об артиллерии. Ведь камчатские пушки будут стрелять по врагу, но не нанесут ему никакого вреда, англичане из своих дальнобойных могут уничтожить все наши батареи, но его и это не остановит, и он даже с этими камчатскими пушками надеется нанести урон врагу.
Все это очень тревожило Юлию Егоровну. Положение во всех отношениях ужасное. У нее на руках большая семья, малые дети. Муж, кажется, готов первым подставить свою грудь под пулю. Она понимала, что он готов исполнить свой долг, втайне боялась этого и в то же время гордилась. Чувство долга и чести с необычайной силой выражалось в нем сейчас. Она готова была простить ему все его былые ошибки.
– Так, Юленька, – сказал Василий Степанович, вставая из-за стола, – мы должны действовать быстро и без промедления, если не хотим опозориться и наверняка погибнуть.
Он вытер салфеткой усы и отбросил ее.
– Но скажи, почему нет подмоги от Муравьева? Где обещанные мне пушки и мука? И где адмирал Путятин? И с кем он будет воевать теперь на своей эскадре? Вот и приходится мне отдуваться за то, что меня сделали губернатором. Ну, так я буду действовать быстро и сделаю то, что невозможно, как учил Суворов своих простых солдат, в которых видел главную силу! Если бы не ночь, я бы, кажется, сам пошел сейчас рыть и строить…
Он в самом деле был полон силы, несмотря на то что за плечами оставался тревожный день. Она сидела в кресле опустив голову, он присел на ручку, кресла и обнял ее:
– Я знаю, что тебе тяжело, душа Юленька… Правда, во всех магазинах у нас нет ни фунта лишнего провианта и все отослано на Амур. Но бог милостив, и прокормить людей мы с тобой поможем. И еще нет такой блокады, хотя бы англичане поставили весь свой флот, чтобы кижуч, чавыча и красная не пришли бы в наши речки на икромет и не прокормили бы Камчатку, даже если бы лорды загородили весь океан своими кораблями. Да, рыба и мясо прокормят нас, и сама королева хотя и умная женщина, но бессильна против природы во всех отношениях. Пойми, Юлечка, и поверь.
Они долго еще говорили в столовой, а потом в спальне. Когда муж был с ней добр и ласков, она чувствовала себя слабой перед лицом этих грозных бед.
Чуть свет Завойко сидел за столом, составляя воззвание к населению Камчатки.
– Надо составить в словах простых и понятных, как можно проще, – говорила Юлия Егоровна, выслушав его сочинение.
– Ах нет, Юленька, я прошу тебя не упрямствовать! Надо сказать так, чтобы сердца волновались, и выразить всю высокую торжественность минуты, и ты не меняй всего, а только подправь. Это не письмо к дядюшке, и солдата должно хватить за сердце. И он должен понять, за что ему придется умирать. Тут надо помянуть всю тысячу лет нашей истории, а также силу и славу России и государя императора во всем полном блеске и величии. Но вот я начал, а теперь дальше не получается. Ты садись и пиши, а я буду тебе диктовать. Так я волнуюсь, что не могу держать перо и владеть рукой, хотя она и не дрогнет у меня, когда будет надо. И ты, Юленька, это знаешь и простишь меня.
Вбежал старик молоканин, служивший в доме.
– Василий Степанович, с Бабушки сигналят: судно идет. Видно, «Оливуца» подходит.
Завойко вскочил из-за стола и надел мундир. «Вспомнили о нас, бисовы дети!» – подумал он.
Через полчаса он был на Сигнальном мысу и смотрел в трубу. В самом деле, шла «Оливуца», первое русское судно в этом году.
«Так на ней еще не может быть никаких известий! Она идет бог знает откуда. Ведь „Двина“ была послана мной с Камчатки сразу после зимовки за десантом, но ее нет, а значит, нет ничего, что обещал Муравьев. А идет „Оливуца“ с посулами, а „Двина“, верно, стоит и ждет в Де-Кастри. Но на „Оливуце“ идет Дмитрий Петрович Максутов, и он от меня ничего не скроет и будет откровенен».
Глава четырнадцатая
ПРИХОД «ОЛИВУЦЫ»
Полагают, что английский… полк не может удирать. Это ошибка.
Редьярд Киплинг
Поднявшись на борт «Оливуцы» и прочитав в каюте ее командира лейтенанта Назимова пришедшие бумаги, Завойко ударил себя по лбу. Этого даже он не ожидал.
«Это же насмешка, а не приказание губернатора!» – подумал он, но сдержался.
– А где Муравьев? – спросил он и ответил сам себе, не давая раскрыть рта Назимову: – Того никто не знает. «Авроры» еще нет, и неизвестно, где она, но Муравьев требует, чтобы я ее немедленно снарядил и поскорее отправил к устью Амура, в гавань Де-Кастри.
«А-а! Так она, наверно, к нам придет, если он беспокоится», – подумал Василий Степанович.
«Аврора» эта знаменита тем, что на ней служил великий князь Константин, когда был юношей. Еще тем, что англичане в своих газетах писали о ней в сорок шестом году, будто это судно никуда не годится и содержится в беспорядке. Еще тем, что на ней служил Невельской.
Назимов, рослый молодой человек, рассказал о том, что было в Японии и какие известия о войне получены в Китае, что за встречи были у адмирала Путятина и у Римского-Корсакова в Шанхае, а также какие церемонии устраивали адмиралу японцы в Нагасаки. Сказал, что ныне вся эскадра пошла к своим берегам по случаю предстоящего разрыва с западными державами, который, верно, уже произошел по той причине, что русский флот под начальством адмирала Нахимова поздней осенью прошлого года вдребезги разбил весь турецкий флот в Синопской бухте, что заодно вместе с турецкими кораблями там под горячую руку сожгли и пустили ко дну несколько английских торговых и что английский пароход, бывший в составе турецкой эскадры, поспешно бежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Ферма расположена на речке, среди цветущей долины, у подножия вулкана, в пятнадцати верстах от Петропавловска. Скот там охраняется от зверей. Он надежно укрыт и на случай прихода врагов. Василий Степанович по этому поводу говорит, что еще ни один англичанин не отходил в Сибири дальше чем на полверсты от своей лодки или корабля.
Часть коров у Юлии Егоровны оставлена в Петропавловске. Молоко, масло, творог, сыр продавались петропавловским чиновникам, которые, по выражению Завойко, не так воспитаны, чтобы ради своих детей научиться ходить за коровой. Кроме того, продукты сбывались на заходившие в порт торговые и китобойные суда иностранцев. Круглый год потребителями продуктов обеих ферм оставались американские купцы, постоянно жившие в Петропавловске. Домик и склады их построены на высоком месте на берегу бухты.
Юлии Егоровне жаль, что может разрушиться предприятие, начатое с такой любовью. Первоначально она заводила все для детей, чтобы на ночь и утром было у них по кружке молока. Как радовался муж всему этому! Теперь может погибнуть все, что было создано с таким трудом. Она знала, что, если будет какая-нибудь возможность, муж постарается сохранить ферму, хотя и не пожалеет коров, если понадобится забивать их для питания солдат или чтобы они не достались врагу.
– Подумай, Юленька, – говорил он, – мы с тобой первыми должны подать пример и пожертвовать всем, что имеем.
. – Но помни о детях!
– Боже мой, да я всегда о них помню! И ты знаешь, что я служу, и поэтому государь после моей смерти в бою позволит учиться им и не забудет!
Потом он заговорил об артиллерии. Ведь камчатские пушки будут стрелять по врагу, но не нанесут ему никакого вреда, англичане из своих дальнобойных могут уничтожить все наши батареи, но его и это не остановит, и он даже с этими камчатскими пушками надеется нанести урон врагу.
Все это очень тревожило Юлию Егоровну. Положение во всех отношениях ужасное. У нее на руках большая семья, малые дети. Муж, кажется, готов первым подставить свою грудь под пулю. Она понимала, что он готов исполнить свой долг, втайне боялась этого и в то же время гордилась. Чувство долга и чести с необычайной силой выражалось в нем сейчас. Она готова была простить ему все его былые ошибки.
– Так, Юленька, – сказал Василий Степанович, вставая из-за стола, – мы должны действовать быстро и без промедления, если не хотим опозориться и наверняка погибнуть.
Он вытер салфеткой усы и отбросил ее.
– Но скажи, почему нет подмоги от Муравьева? Где обещанные мне пушки и мука? И где адмирал Путятин? И с кем он будет воевать теперь на своей эскадре? Вот и приходится мне отдуваться за то, что меня сделали губернатором. Ну, так я буду действовать быстро и сделаю то, что невозможно, как учил Суворов своих простых солдат, в которых видел главную силу! Если бы не ночь, я бы, кажется, сам пошел сейчас рыть и строить…
Он в самом деле был полон силы, несмотря на то что за плечами оставался тревожный день. Она сидела в кресле опустив голову, он присел на ручку, кресла и обнял ее:
– Я знаю, что тебе тяжело, душа Юленька… Правда, во всех магазинах у нас нет ни фунта лишнего провианта и все отослано на Амур. Но бог милостив, и прокормить людей мы с тобой поможем. И еще нет такой блокады, хотя бы англичане поставили весь свой флот, чтобы кижуч, чавыча и красная не пришли бы в наши речки на икромет и не прокормили бы Камчатку, даже если бы лорды загородили весь океан своими кораблями. Да, рыба и мясо прокормят нас, и сама королева хотя и умная женщина, но бессильна против природы во всех отношениях. Пойми, Юлечка, и поверь.
Они долго еще говорили в столовой, а потом в спальне. Когда муж был с ней добр и ласков, она чувствовала себя слабой перед лицом этих грозных бед.
Чуть свет Завойко сидел за столом, составляя воззвание к населению Камчатки.
– Надо составить в словах простых и понятных, как можно проще, – говорила Юлия Егоровна, выслушав его сочинение.
– Ах нет, Юленька, я прошу тебя не упрямствовать! Надо сказать так, чтобы сердца волновались, и выразить всю высокую торжественность минуты, и ты не меняй всего, а только подправь. Это не письмо к дядюшке, и солдата должно хватить за сердце. И он должен понять, за что ему придется умирать. Тут надо помянуть всю тысячу лет нашей истории, а также силу и славу России и государя императора во всем полном блеске и величии. Но вот я начал, а теперь дальше не получается. Ты садись и пиши, а я буду тебе диктовать. Так я волнуюсь, что не могу держать перо и владеть рукой, хотя она и не дрогнет у меня, когда будет надо. И ты, Юленька, это знаешь и простишь меня.
Вбежал старик молоканин, служивший в доме.
– Василий Степанович, с Бабушки сигналят: судно идет. Видно, «Оливуца» подходит.
Завойко вскочил из-за стола и надел мундир. «Вспомнили о нас, бисовы дети!» – подумал он.
Через полчаса он был на Сигнальном мысу и смотрел в трубу. В самом деле, шла «Оливуца», первое русское судно в этом году.
«Так на ней еще не может быть никаких известий! Она идет бог знает откуда. Ведь „Двина“ была послана мной с Камчатки сразу после зимовки за десантом, но ее нет, а значит, нет ничего, что обещал Муравьев. А идет „Оливуца“ с посулами, а „Двина“, верно, стоит и ждет в Де-Кастри. Но на „Оливуце“ идет Дмитрий Петрович Максутов, и он от меня ничего не скроет и будет откровенен».
Глава четырнадцатая
ПРИХОД «ОЛИВУЦЫ»
Полагают, что английский… полк не может удирать. Это ошибка.
Редьярд Киплинг
Поднявшись на борт «Оливуцы» и прочитав в каюте ее командира лейтенанта Назимова пришедшие бумаги, Завойко ударил себя по лбу. Этого даже он не ожидал.
«Это же насмешка, а не приказание губернатора!» – подумал он, но сдержался.
– А где Муравьев? – спросил он и ответил сам себе, не давая раскрыть рта Назимову: – Того никто не знает. «Авроры» еще нет, и неизвестно, где она, но Муравьев требует, чтобы я ее немедленно снарядил и поскорее отправил к устью Амура, в гавань Де-Кастри.
«А-а! Так она, наверно, к нам придет, если он беспокоится», – подумал Василий Степанович.
«Аврора» эта знаменита тем, что на ней служил великий князь Константин, когда был юношей. Еще тем, что англичане в своих газетах писали о ней в сорок шестом году, будто это судно никуда не годится и содержится в беспорядке. Еще тем, что на ней служил Невельской.
Назимов, рослый молодой человек, рассказал о том, что было в Японии и какие известия о войне получены в Китае, что за встречи были у адмирала Путятина и у Римского-Корсакова в Шанхае, а также какие церемонии устраивали адмиралу японцы в Нагасаки. Сказал, что ныне вся эскадра пошла к своим берегам по случаю предстоящего разрыва с западными державами, который, верно, уже произошел по той причине, что русский флот под начальством адмирала Нахимова поздней осенью прошлого года вдребезги разбил весь турецкий флот в Синопской бухте, что заодно вместе с турецкими кораблями там под горячую руку сожгли и пустили ко дну несколько английских торговых и что английский пароход, бывший в составе турецкой эскадры, поспешно бежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183