ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но теперь оно исхудало и побледнело до неузнаваемости, только густые черные брови остались.
– Вина майора Буссэ… Он обрек… – Гаврилов заволновался при виде недовольства Муравьева.
– Мне кажется, вы ошибаетесь, виноват не майор Буссэ.
– Уверяю вас, ваше превосходительство. – Гаврилов стал сбивчиво рассказывать историю зимовки.
– Вы говорите не свои мысли, – резко сказал Муравьев.
– Как же? – растерялся Гаврилов. – Да спросите Геннадия Ивановича. Невельской беспристрастно судит. Все дело – как его дитя… И он скажет, что Буссэ!
«Отец? У него тут школа? Питомцы?» Все как попугаи повторяли одно и то же. Генерал обнял Гаврилова и поцеловал, сказал, что наградит, берет его с собой на шхуне в Де-Кастри и первым же судном отправит домой на Камчатку, а дома стены лечат.
Поднялись на росчисть, где несколько человек в белых рубахах почему-то продолжали копать огород. С лопатой в руке к генералу подошел бывший начальник поста лейтенант Бошняк. Он числился больным и поэтому находился в отпуске и не представлялся со всеми вместе.
– Я много слышал о вас, – сказал губернатор, – и премного вам благодарен за все, что вы совершили так отважно. Вы открыватель этой гавани. Вы представлены мной к награде. Государь знает о вас.
Муравьеву уже доложили, почему Бошняк нездоров и в чем это выражается.
– Почему вы продолжаете работу, когда уходим отсюда?
– Труд доставляет мне удовольствие и отдых, ваше превосходительство, – ответил Николай Константинович, а глаза его холодно смотрели в лицо губернатору. Взор без выражения и неподвижен. – Кроме того, огород здесь необходим. Тут должен остаться пост.
– Своими подвигами вы превзошли самого Невельского, – продолжал Муравьев. – Они беспримерны, и я всегда помню о них.
Труд в самом деле успокаивал Бошняка. К тому же он выработал в себе взгляд, что труд является обязанностью каждого человека. Он полагал, что ничем не смеет отличаться от окружающих.
– Я работаю, как учил меня Геннадий Иванович…
Бошняк сказал, что все офицеры Амурской экспедиции этим не гнушаются.
«Он в самом деле странен».
Муравьев сказал, что завтра идет в Де-Кастри, а оттуда в лиман и в устье и что на шхуне есть свободная каюта, он охотно берет с собой Николая Константиновича, просит быть на борту сегодня же.
– Вместе отужинаем!
– Если есть свободная каюта, ваше превосходительство, то, может быть, лучше поместить более нуждающихся… Вот мои лучшие учителя и товарищи, – сказал он, подходя вместе с губернатором и адмиралом к краю огорода, у которого навытяжку стояли двое казаков в белых рубахах с лопатами в руках. – Им я обязан жизнью.
– Парфентьев! Ты ли, братец? – воскликнул Муравьев.
– Ждрав желаю, ваше вышокопревошходительштво! – гаркнул рослый рыжеватый казак.
– Здра-ав-ав… – тонко прокричал коренастый Кир Беломестнов.
– Помнишь, Парфентьев, как ты снимал меня с мели в Охотске, я на «Иртыше» не мог в море выйти?
– Довелошь вштретитьшя, вашевышпрештво! – прослезившись, произнес Парфентьев.
– А где же семья твоя? В Охотске?
– Никак нет, у наш – в Петровшком.
– А у тебя?
– Там же и у нас, уже третий год доживают.
– Рад вас встретить, братцы! Я много слышал о вас. Тебе, Парфентьев, предоставляю отпуск, пойдешь со мной на шхуне домой, к семье! И ты, Кир, тоже!
– Отпускают нас?
– Здесь снимается все. Суда уйдут. Пока оставляем эти места. Довольно сушить болота костьми православных!
– Ваше превосходительство, – вдруг сказал Бошняк. Глаза его странно блеснули. – Посмотрите, место обживается… Как соскучились матросы Японской экспедиции по труду крестьянина… Пашут, строят… Берега приглубы…
– Мы снимем тут все до более счастливых времен, Николай Константинович…
Бошняк угрюмо насупился. Он стал кусать губы.
– Прошу вас сегодня же на шхуну, – повторил губернатор. – А завтра вечером мы уходим с вами, Николай Константинович. Вы рады будете повидать друзей?
– Он тяжко болен, его нервы совсем плохи, – сказал Путятин, когда все пошли, а Бошняк и казаки снова стали копать.
– Я предложу ему отпуск с поездкой в Россию. Я уж сказал, что труды его не забудутся.
– Вот дожили мы ш тобой, Кир, – сказал Парфентьев, обращаясь к своему товарищу.
Беломестнов ничего не ответил. «Домой! К семье!» – радостно подумал он. Даже не верилось. Да еще на паровой шхуне!
Шкипер компанейского корабля Клинковстрем представлен был генералу на берегу вместе с офицерами фрегата. Путятин уехал на судно. Вечерело. Муравьев беседовал с Клинковстремом наедине в бывшем офицерском флигеле, при свете свечей. Он просил выложить все, быть откровенным, объяснил, что начинает расследование причин гибели экипажей.
– Я этого не потерплю, и виновные будут наказаны.
– У творца в материальном мире, ваше превосходительство, порядок и связь, – тщательно выговаривая окончания слов, начал Клинковстрем, а глаза его от сдерживаемой ярости казались совершенно белыми, – но провидение должно быть и в управлении разумными существами…
«Что за тирада? – подумал Муравьев. – Что он хочет сказать? Не в мой ли огород камень? Неужели тоже сумасшедший?»
– Я прошу вас высказаться ясно!
Клинковстрем ответил твердо и медлительно, что он всегда и все говорит ясно.
– Лейтенант Гаврилов, – продолжал он, – зимовал в Охотске, Камчатке и Аяне, а также в Анадыре, но нигде, по его словам, нет такого странного климата и такой суровой зимы, как здесь!
– Что это означает?
– А это означает, ваше превосходительство, что правление Компании и высшая администрация Сибири должны были все предвидеть. Я говорю вам прямо: нельзя, ваше превосходительство, терзать людей безнаказанно! Я служу в Компании пятнадцать лет, и никто никогда не смел упрекнуть меня! Но я весной написал письмо в правление Компании о том, что мне не с кем было выйти в море и управлять парусами!
Клинковстрем сказал, что судит обо всем так, как предписывает закон, и не может найти оправдания
– Начальство, где бы оно ни находилось, должно отвечать за то, чем оно заведует и что находится под его ответственностью.
– И что же тут за странности климата? – перебил Муравьев.
Клинковстрем прекрасно понял, что его хотят сбить с толку. Но он мог ответить и на этот вопрос, не упуская главной мысли.
– На середине бухты в декабре и январе в двенадцать часов дня в среднем тридцать пять градусов, в то время как на берегу тридцать два и в лесу – тридцать. Неожиданно температура повышается до нуля и снова падает до тридцати с лишним.
И Клинковстрем добавил, что он всегда верил, что власть и управление поручаются наиболее честным и предусмотрительным лицам в государстве, как и в частных компаниях, и если эти лица, ведающие учреждениями, так осквернили святые понятия долга, то и должны понести заслуженную кару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183