И в то же время очень лестно, что генерал почтил посещением.
А были в этих казенных комнатах нижнего этажа, о которых слышал Николай Матвеевич и прежде, уют и своя привлекательность. Большие окна хороши, и изразцовые печи тоже, тепло, простая, но чистая и строгая обстановка, удобная кровать с накрахмаленным бельем, большой письменный стол с круглыми, точеными ножищами, цветы на лесенке – забота Екатерины Николаевны.
В этих комнатах жил когда-то Геннадий Иванович, он в Иркутске потом женился так удачно. Николаю Матвеевичу сейчас казалось, что ему тоже предстоит пережить тут что-то особенное, может быть, и его ждет свое счастье. Корсаков тут жил, и у него судьба сложилась отлично – в двадцать семь лет полковник.
Оттого, что снег на улицах, в комнатах особенно светло.
– Не только погода переменилась, но и политика! – сказал Муравьев, оборачиваясь. – Прискакал курьер!
«Неужели я колокольцы проспал?»
– Идемте, – дружески сказал генерал, беря Чихачева под руку.
Поднявшись по узкой лестнице с позолоченными рельефами-полубалясинами, Николай Матвеевич услыхал голос Екатерины Николаевны в комнатах левого крыла. Она оживленно разговаривала с прислугой.
– Курьер «из Петербурга… с секретным поручением», – полушутя сказал Муравьев в кабинете. – Предстоит исполнить высочайшее повеление. Мне нужен герой для отважного подвига.
Курьер приехал еще вчера, и Муравьев уж многое обдумал. О многом думал он и прежде, до прибытия курьера.
– Из Кронштадта вышла в Японию эскадра адмирала Путятина для заключения трактата о мореплавании и торговле! Вот вам поразительная весть! Пока идет один фрегат «Паллада». В Англии адмирал купит паровое судно. По прибытии в Восточный океан эскадра должна быть усилена двумя судами: транспортом Российско-американской компании «Князь Меншиков» – он должен пойти на соединение к ней из Ситхи – и вот главное, что касается нас, – нашим крейсером «Оливуцей». Место сбора – Сандвичевы острова.
Мне приказано приготовить для отсылки на эскадру курьера. Но курьеру пока не ехать, а ждать почты на имя адмирала из Петербурга. Пока «Паллада» в Англии, ей могут слать бумаги туда, но когда она уйдет, то почта будет послана через нас. К этому времени могут поспеть важные новости. Видимо, в Петербурге ожидают политических событий и все настороже и начеку. А по получении бумаг из Петербурга – с богом, через хребты и пустыни мчитесь зимним путем на Камчатку. К марту быть там во что бы то ни стало, взять крейсер «Оливуцу» и на нем – в плаванье к Сандвичевым островам.
– Кроме бумаг из Петербурга, – многозначительно сказал Муравьев, прищуриваясь и тычком выкидывая палец, – на имя адмирала пойдут бумаги от меня, в которых я постараюсь объяснить его превосходительству всю суть и огромное значение амурско-сахалинской проблемы. Но на бумаге всего не скажешь. Я решил воспользоваться случаем и отправить курьером человека, который сможет великолепно объяснить все адмиралу на словах. Такой человек у меня теперь есть. Это – вы! Да, мой выбор падает на вас. Вы знаете все не хуже меня и Невельского и, кроме того, вам знаком край и плавание в тех морях. Вы объясните адмиралу все: об Амуре, Сахалине, о проливе, объясните, почему необходимо описать лиман, пролив и фарватеры. Вы сможете быть лоцманом наших кораблей. Надо склонить адмирала к быстрейшему посещению эскадрой лимана и устьев.
Отдавая «Оливуцу» адмиралу Путятину, мы лишаемся нашего единственного военного судна. Но мы должны настоять на том, чтобы вся эскадра послужила нашему делу, чтобы Путятин продолжал то, что начато нами, и занимался бы не только дипломатией с японцами, но и исследованиями у наших берегов. У меня есть сведения, что адмирал Путятин принадлежит к партии графа Нессельроде в Петербурге, он друг канцлера Нессельроде, поэтому, возможно, недостаточно верит в открытия, совершенные вашей экспедицией. Но он прекрасный моряк и благонамеренный человек. Постарайтесь убедить его и доказать истину.
Только вы, с вашим опытом, сумеете за короткий срок добраться зимой до Петропавловска. Итак, вы должны готовиться и ждать почты здесь и с ней и моими бумагами отправиться на Камчатку, взять там «Оливуцу», идти к Сандвичевым островам на соединение с судном Компании, которое к тому времени прибудет туда из Аляски. Будете ждать прихода на Сандвичевы острова эскадры.
От посещения эскадрой Японии, возможно, ожидают выгод акционеры Российско-американской компании. Я убежден, что они хотят открыть новый рынок, чтобы торговать мехами из Аляски, найти им сбыт, так как порты Китая закрыты и возить меха через Кяхту накладно. Конечно, и они не без головы и в будущем, после заключения нашим правительством выгодного трактата с Японией, надеются продовольствовать все фактории Компании, в том числе и Амурскую экспедицию, которую они считают лишь обычной своей факторией, из Японии. Они желают открытия Японии из своих соображений. Об этом разговоры шли давно. Но никто с места до сих пор не трогался. Видимо, произошло что-то, дан какой-то толчок извне! Хотя главный толчок – открытие Амура!
Вы объясните адмиралу, что у нас настоящая торговля с Японией будет, когда присоединим Амур и на берегах разовьется промышленность и землепашество, когда все будет подкреплено по-русски, как следует, своим куском хлеба. В этом – главное. Суть в развитии богатейшей Сибири, из-за чего наш Геннадий Иванович и все вы, его сподвижники, так благородно жертвуете собой.
Чихачев примерно эти мысли о будущем развитии Приамурья уже слышал от Невельского и сам читал в его бумагах, которые не раз переписывал. Разница в том, что генерал говорит лишь о берегах реки, а Геннадий Иванович видит будущее не только на Амуре, но и в южных заливах.
– Невельской будет держать устье, – продолжал губернатор. – Я ободрю его, он воспрянет, когда узнает, что эскадра идет к нему на помощь, и я поддержу его всеми моими средствами. Вы действуйте на эскадре, а я отправлюсь в Петербург и тоже не стану сидеть сложа руки. Вам будут награды и чин!
«Конечно, нелегко в зимнее время добраться до Якутска, а потом в Петропавловск. Но поручение важное, надо постараться. Потом Сандвичевы острова, Япония, – думал Чихачев, – шутка ли! Может быть, в Китае придется побывать. Тропические страны снова!»
И вдруг Николай Матвеевич покраснел. Он вспомнил косу у залива Счастья. Там уж зима, все снегом замело, Екатерина Ивановна все так же жарит рыбу, у нее, верно, ребенок. Геннадий Иванович, может быть, опять ничего не дождался, сидит в ватной куртке за чертежами и картами терпеливо, или бежит на лыжах по лиману, заменяя заболевшего офицера, или опять с топором работает в сарае, строит новое судно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
А были в этих казенных комнатах нижнего этажа, о которых слышал Николай Матвеевич и прежде, уют и своя привлекательность. Большие окна хороши, и изразцовые печи тоже, тепло, простая, но чистая и строгая обстановка, удобная кровать с накрахмаленным бельем, большой письменный стол с круглыми, точеными ножищами, цветы на лесенке – забота Екатерины Николаевны.
В этих комнатах жил когда-то Геннадий Иванович, он в Иркутске потом женился так удачно. Николаю Матвеевичу сейчас казалось, что ему тоже предстоит пережить тут что-то особенное, может быть, и его ждет свое счастье. Корсаков тут жил, и у него судьба сложилась отлично – в двадцать семь лет полковник.
Оттого, что снег на улицах, в комнатах особенно светло.
– Не только погода переменилась, но и политика! – сказал Муравьев, оборачиваясь. – Прискакал курьер!
«Неужели я колокольцы проспал?»
– Идемте, – дружески сказал генерал, беря Чихачева под руку.
Поднявшись по узкой лестнице с позолоченными рельефами-полубалясинами, Николай Матвеевич услыхал голос Екатерины Николаевны в комнатах левого крыла. Она оживленно разговаривала с прислугой.
– Курьер «из Петербурга… с секретным поручением», – полушутя сказал Муравьев в кабинете. – Предстоит исполнить высочайшее повеление. Мне нужен герой для отважного подвига.
Курьер приехал еще вчера, и Муравьев уж многое обдумал. О многом думал он и прежде, до прибытия курьера.
– Из Кронштадта вышла в Японию эскадра адмирала Путятина для заключения трактата о мореплавании и торговле! Вот вам поразительная весть! Пока идет один фрегат «Паллада». В Англии адмирал купит паровое судно. По прибытии в Восточный океан эскадра должна быть усилена двумя судами: транспортом Российско-американской компании «Князь Меншиков» – он должен пойти на соединение к ней из Ситхи – и вот главное, что касается нас, – нашим крейсером «Оливуцей». Место сбора – Сандвичевы острова.
Мне приказано приготовить для отсылки на эскадру курьера. Но курьеру пока не ехать, а ждать почты на имя адмирала из Петербурга. Пока «Паллада» в Англии, ей могут слать бумаги туда, но когда она уйдет, то почта будет послана через нас. К этому времени могут поспеть важные новости. Видимо, в Петербурге ожидают политических событий и все настороже и начеку. А по получении бумаг из Петербурга – с богом, через хребты и пустыни мчитесь зимним путем на Камчатку. К марту быть там во что бы то ни стало, взять крейсер «Оливуцу» и на нем – в плаванье к Сандвичевым островам.
– Кроме бумаг из Петербурга, – многозначительно сказал Муравьев, прищуриваясь и тычком выкидывая палец, – на имя адмирала пойдут бумаги от меня, в которых я постараюсь объяснить его превосходительству всю суть и огромное значение амурско-сахалинской проблемы. Но на бумаге всего не скажешь. Я решил воспользоваться случаем и отправить курьером человека, который сможет великолепно объяснить все адмиралу на словах. Такой человек у меня теперь есть. Это – вы! Да, мой выбор падает на вас. Вы знаете все не хуже меня и Невельского и, кроме того, вам знаком край и плавание в тех морях. Вы объясните адмиралу все: об Амуре, Сахалине, о проливе, объясните, почему необходимо описать лиман, пролив и фарватеры. Вы сможете быть лоцманом наших кораблей. Надо склонить адмирала к быстрейшему посещению эскадрой лимана и устьев.
Отдавая «Оливуцу» адмиралу Путятину, мы лишаемся нашего единственного военного судна. Но мы должны настоять на том, чтобы вся эскадра послужила нашему делу, чтобы Путятин продолжал то, что начато нами, и занимался бы не только дипломатией с японцами, но и исследованиями у наших берегов. У меня есть сведения, что адмирал Путятин принадлежит к партии графа Нессельроде в Петербурге, он друг канцлера Нессельроде, поэтому, возможно, недостаточно верит в открытия, совершенные вашей экспедицией. Но он прекрасный моряк и благонамеренный человек. Постарайтесь убедить его и доказать истину.
Только вы, с вашим опытом, сумеете за короткий срок добраться зимой до Петропавловска. Итак, вы должны готовиться и ждать почты здесь и с ней и моими бумагами отправиться на Камчатку, взять там «Оливуцу», идти к Сандвичевым островам на соединение с судном Компании, которое к тому времени прибудет туда из Аляски. Будете ждать прихода на Сандвичевы острова эскадры.
От посещения эскадрой Японии, возможно, ожидают выгод акционеры Российско-американской компании. Я убежден, что они хотят открыть новый рынок, чтобы торговать мехами из Аляски, найти им сбыт, так как порты Китая закрыты и возить меха через Кяхту накладно. Конечно, и они не без головы и в будущем, после заключения нашим правительством выгодного трактата с Японией, надеются продовольствовать все фактории Компании, в том числе и Амурскую экспедицию, которую они считают лишь обычной своей факторией, из Японии. Они желают открытия Японии из своих соображений. Об этом разговоры шли давно. Но никто с места до сих пор не трогался. Видимо, произошло что-то, дан какой-то толчок извне! Хотя главный толчок – открытие Амура!
Вы объясните адмиралу, что у нас настоящая торговля с Японией будет, когда присоединим Амур и на берегах разовьется промышленность и землепашество, когда все будет подкреплено по-русски, как следует, своим куском хлеба. В этом – главное. Суть в развитии богатейшей Сибири, из-за чего наш Геннадий Иванович и все вы, его сподвижники, так благородно жертвуете собой.
Чихачев примерно эти мысли о будущем развитии Приамурья уже слышал от Невельского и сам читал в его бумагах, которые не раз переписывал. Разница в том, что генерал говорит лишь о берегах реки, а Геннадий Иванович видит будущее не только на Амуре, но и в южных заливах.
– Невельской будет держать устье, – продолжал губернатор. – Я ободрю его, он воспрянет, когда узнает, что эскадра идет к нему на помощь, и я поддержу его всеми моими средствами. Вы действуйте на эскадре, а я отправлюсь в Петербург и тоже не стану сидеть сложа руки. Вам будут награды и чин!
«Конечно, нелегко в зимнее время добраться до Якутска, а потом в Петропавловск. Но поручение важное, надо постараться. Потом Сандвичевы острова, Япония, – думал Чихачев, – шутка ли! Может быть, в Китае придется побывать. Тропические страны снова!»
И вдруг Николай Матвеевич покраснел. Он вспомнил косу у залива Счастья. Там уж зима, все снегом замело, Екатерина Ивановна все так же жарит рыбу, у нее, верно, ребенок. Геннадий Иванович, может быть, опять ничего не дождался, сидит в ватной куртке за чертежами и картами терпеливо, или бежит на лыжах по лиману, заменяя заболевшего офицера, или опять с топором работает в сарае, строит новое судно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183