Офицеры поднялись на палубу. Вещи Чихачева унесли.
– Пойдемте в мою каюту. Я очень, очень рад, что вы будете у меня служить.
Корсаков был очень воодушевлен предстоящим открытием Японии, придавая этому огромное значение, и уверял Николая Матвеевича, что с Японией разовьется торговля.
– Камчатка, Аляска, Охотский край оживут необычайно. Адмирал все прекрасно знает! Ведь на эскадре штурмана Халезов и Попов…
– Позвольте…
– Да, да… Александр Антонович Халезов был старшим штурманом Геннадия Ивановича на «Байкале». Он и Лев Попов производили описи устья реки и лимана. Адмирал многое знает от них. Получив ныне почту и распоряжение великого князя, сразу же пригласил Халезова. Я познакомлю вас. Халезов прозван у нас Дедом за то, что бывал всюду. А Лев Попов переводится ко мне на шхуну. Значит, готовится экспедиция в лиман, и вы одержали победу!
На другой день Чихачева снова пригласили к адмиралу. Командиры судов и Римский-Корсаков уже там.
– Великий князь пишет, что следует установить связь с Амурской экспедицией на случай войны, – сказал адмирал. – Для промеров надо послать шхуну. Об этом же просит и Муравьев. Если действительно есть уголь, то мы это исследуем!
Чихачев заметил перемену. «Чье это влияние? Или сам одумался?» Путятин сказал, что окончательно с посылкой шхуны все решится в Японии.
– Не будем, господа, загадывать! Дайте сначала прийти в Нагасаки! Как бог даст!
«Кажется, он в самом деле все обдумал», – решил Чихачев. Путятин сказал, что прочел газеты, привезенные с Сандвичевых островов.
– Если вход в реку есть, то честь Невельскому! – сказал Путятин, отпуская офицеров.
«Умри, Денис, лучше не напишешь!» – подумал Римский-Корсаков, выходя из каюты адмирала и натягивая фуражку покрепче.
Чихачева познакомили с Халезовым. Коренастый, сухощавый офицер. Он был очень сдержан при упоминании о Невельском, словно об этом ему запрещено говорить.
Чихачев и Корсаков вернулись на шхуну. Воин Андреевич становился откровенней.
Чихачев замечал, что, кажется, тут принято острить по адресу адмирала.
– А как вам Гончаров? – спросил Чихачев. – Вот этот, я думаю, все опишет. Мог бы разобрать все по косточкам! В том числе и адмирала.
Римский-Корсаков не ответил. Если про адмиралов можно говорить что хочешь, то с художником, полагал Воин Андреевич, надо осторожнее, это нежный, сложный инструмент…
Перед обедом Путятин в каюте, залитой по полу солнцем, сидел за столом в приятной тени в халате, надетом на голос тело, прямой, сильный, рослый, и быстро писал.
Голова его чуть наклонена на сторону, а на лице хитрейшее выражение. Он делал этой бумагой тонкий ход, хотя пишет пока начерно.
Перед отъездом Путятина из Кронштадта в Англию решено было, что экспедиция наша будет поддерживать самые дружественные отношения с американцами и действовать в согласии и контакте с Перри, о чем он будет поставлен в известность и прямо Путятиным, и через Вашингтон.
Но в то же время следовало проводить независимую твердую русскую политику, которая в основе отлична и противоположна американской, и дать это понять японцам.
Подчеркивать, что русские пришли как добрые соседи, и, не хуля американцев, доказать на деле разницу действий их и русских и так уравновешивать влияние. Американцы пойдут в Иеддо, в столицу, куда иностранцам доступ воспрещен, то есть они идут на риск и на оскорбление. Русские, уважая традиции и обычаи страны, шли лишь в Нагасаки.
Путятин решил во всем проявлять благорасположение к японцам и терпение. Осторожно внушать японцам, что русские ставят себе совершенно иную цель и действуют иными способами, не трогают обычаев страны.
Конечно, американцы делали очень смелый шаг и отставать от них не следует, но это особая статья. Нам нужны открытые порты, договор о торговле, но не для захватов в Японии, а для того лишь, чтобы американцы не захватили Японию и не стали угрозой нам. В этом Путятин уверен твердо.
Путятин должен не только открыть Японию в согласии с американцами.
Это секрет политический. Сердце православного и верноподданного радуется, что предначертания государя начнут скоро воплощаться, хотя на эскадре о тайной цели экспедиции никто точно не знает.
Итак, Путятин писал, но не японскому правительству, а Невельскому.
Главное в письме – просьба пока не распространять влияние Амурской экспедиции.
Он также сообщал, что посылает шхуну.
Пока что деятельность на Востоке адмирал начинал с того, что своих надо осадить, чтобы не мешали.
Он написал и стал молиться.
Когда-то Путятин был тяжело болен и поклялся пойти в монахи, если бог дарует исцеление. Но не пошел. Он стал богобоязнен и все с тех пор молится и других заставляет. Он надеется, что совершит христианский подвиг на Востоке, приведет здесь народы в соприкосновение с православием.
Помолившись, Путятин вызвал Посьета и Уньковского. Он назначил отплытие на утро.
У борта «Паллады», задумчиво глядя на воду, в которой грациозно танцевали огромные медузы, то распуская, то сжимая розовые и голубые зонты, стоял Гончаров.
В плавании он все время чувствовал себя отлично, «оздоровел», окреп, особенно после того, как пошли из Англии к югу. Виды на будущее – отличные. Намеревался после плавания, скопив деньги, отправиться на воды за границу.
На его обязанности – составлять деловые бумаги. На первых порах Гончарова обучал этому искусству сам Путятин. Кроме того, Иван Александрович вел дневник экспедиции. Была и «своя» работа, писал в Петербург друзьям, да впечатлений так много, что увлекаешься и получаются целые отчеты.
Кроме того, писал очерки путешествия – это уже для печати, тоже в виде писем, все более о нравах и жизни людей, о природе и быте разных стран и, сколь возможно, чтобы ухо не резало, кому не следует, – о том деловом движении, что происходит в мире. Русская публика должна об этом знать и не обольщаться могуществом своего воинства и парадами. Наступало иное время, век машин и торговли. Жестокостью и жадностью все двигалось вперед. В Маниле фабрики оснащены новейшими машинами.
Гончаров своими очерками открывал русской публике широкое окно в мир. Писать же о служебных делах нельзя – все секретно. Да они и не представляют особого интереса.
В жару трудно работать, но Иван Александрович заставлял себя, и дело шло. Выглядел он щеголем, отрастил маленькие дипломатические бакенбарды «котлетками», обзавелся обводной цепочкой на жилет с самыми модными брелоками.
Все шло как нельзя лучше, да в Китайском море попали в страшный тайфун. Гончаров прекрасно переносил качку, но тут началась вдруг рожа на ноге, он слег. Теперь почти поправился, выходит из каюты. А во время болезни обычно собирались к нему офицеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183