– Как же!
Таркун вызвался сопровождать Чихачева. Но Николай Матвеевич сказал, что важней позаботиться о снабжении шхуны рыбой и, если можно, мясом.
Простившись с гиляком, Николай Матвеевич с матросами пошел на гичке в реку. Через некоторое время уехали и гиляки. Темный их парус быстро удалялся.
Пока Римский-Корсаков отдавал последние распоряжения, ветер стал свежеть. Предсказание гиляка сбывалось. На отмель выбегали огромные волны. Гребцы в байковых куртках были готовы.
В баркас погрузили ящики с фруктами, консервами и сахаром и мешки с белой мукой. Все куплено Чихачевым и Римским-Корсаковым на Бонин-Сима у европейских торговцев или добыто на эскадре.
«Если бы знать раньше, многое можно бы приобрести для Невельских в Гонконге и Сингапуре! Какое там множество товаров всевозможных из Европы!» Об этом Воин Андреевич и Чихачев не раз сожалели. «Но Николай Матвеевич хоть консервы закупил на Сандвичевых!»
Баркас пошел на мыс Пуир – красновато-желтую скалу, видневшуюся на другом берегу. У встречных гиляков купили рыбы.
Лавируя против ветра, вошли в залив Счастья между материком и островом Лангр.
На острове видна деревня, в которой жил Таркун. Лангр тянется к северу, а дальше, по карте, низкий остров Удд, а за ним длинная Петровская коса. Между этими островами и материком – залив Счастья, мелководный, похожий на огромное озеро. Кругом пески и вода.
Начался проливной дождь с ветром. Из залива шло сильное течение. Темнело. На материковом берегу залива, в густом еловом лесу, разбили палатку, развели костер и стали варить лососей.
Тайга шумела все сильней, дождь холодный…
Глава двадцать восьмая
ПЕТРОВСКОЕ ЗИМОВЬЕ
Всю ночь лило. Лес стонал под сильными порывами ветра. Повеяло осенью.
Утром небо опять затянуло тучами. Стихать стало после полудня. Баркас пошел по заливу, время от времени чертя килем по отмелям. Слева виднелись сопки материка, справа – песчаный остров Удд. На нем гиляцкая деревня, лодки, собаки. Гиляки ловят рыбу неводом.
Воин Андреевич, кутаясь в плащ, невольно думал о том, что место тут суровое и нелегко приходится Невельским. Он с нетерпением ждал встречи со старым товарищем. Вспомнилось, как на «Авроре» в сорок шестом году были в Плимуте. Тогда еще Геннадий Иванович говорил, что у России нет настоящего выхода в океан.
Погода сумрачная. Ветер опять крепчает. Хорошо, что волны невелики: залив мелководен.
Римский-Корсаков вспомнил цветущие берега Сахалина, какие там бухты, прекрасные леса, яркое южное море, тепло. Да, в невеселом месте приходится сидеть Геннадию Ивановичу из-за петербургских бюрократов!
Но где же наш пост? Кругом пески.
В эту пору темнеет рано. Огней не видно. Только за кормой мерцает огонек в гиляцкой деревеньке на самой оконечности острова Удд.
На траверзе пролив, отделяющий остров от Петровской кошки. А огней зимовья нет как нет. Впереди темень, мгла. Сильное, видимо отливное, течение вдруг подхватило баркас и понесло его прочь от залива. Налегли на весла.
Вернулись к гиляцкой деревне и взяли проводника-мальчишку. Он бойко говорил по-русски, сидя на корме рядом с Римским-Корсаковым и показывая, как править. Быстро пересекли течение и пошли под берегом косы. За черным бугром открылись огни. Подошли к берегу.
Какой-то человек шел по отмели, Мальчик окликнул его. Оказался гиляк.
– Невельской есть? – спросил его Римский-Корсаков.
– Нету.
– Где же он?
– Сахалин пошел!
«Вот новость!» – подумал Корсаков.
Баркас пристал там, где горел огонь на мачте. На песке виднелись вытащенные шлюпки и перевернутые гиляцкие лодки. Часовой заметил баркас давно, и на берегу собралась толпа. Тут и матросы, женщины, дети, гиляки, У некоторых фонари в руках.
Подошел флотский офицер.
– Доктор Орлов.
Римский-Корсаков представился, сказал, что он от адмирала Путятина, начальника Японской экспедиции, прибыл из Нагасаки с письмом к Невельскому.
– Невельского нет. Он отправился на Сахалин ставить посты, – ответил Орлов.
Немного волнуясь, доктор добавил, что капитан-лейтенант Бачманов, назначенный сюда начальником команд, отбыл в Николаевский пост и что вообще никого из офицеров на посту нет, все в командировках. А он, доктор, временно совмещает обязанности командира зимовья. Казалось, Орлов, в свою очередь поражен, что офицер явился сюда из Нагасаки.
Доктор тут же послал боцмана сообщить супруге Невельского, что прибыл офицер из эскадры Путятина с письмом на имя Геннадия Ивановича. Римский-Корсаков попросил распорядиться, чтобы гребцы были помещены и напоены чаем.
Тем временем матросы экспедиции обступили гребцов и приглашали их к себе в казарму.
– Самоварчик сейчас будет! Чайку-с!
– Мокей… Алена… постарайтесь-ка для гостей.
– Да что чайку! Блинов! – сказала Алена.
Радостные, веселые лица обступили прибывших. Были тут и смуглые, и русые, рослые.
– Идите, братцы! – сказал капитан. – Располагайтесь.
Баркас подхватили десятки рук и живо вкатили на косу. Матросы затянули его брезентом и, забрав часть вещей, пошагали куда-то во тьму.
– Свои приехали! – кричали мальчишки.
Орлов повел гостя к себе в офицерский флигель. Разговаривая, вошли в маленькую избу, разделенную надвое побеленной дощатой перегородкой. Орлов зажег свечу. У него лицо с усами и бакенбардами, сизый нос. Он рассказал, что Невельской, уезжая, оставил пакет на имя командира русского военного судна.
Не успел Орлов приказать денщику об ужине, как явился матрос и доложил, что Екатерина Ивановна просит к себе господ офицеров.
Воин Андреевич с нетерпением ожидал встречи с Невельской и надеялся, что хоть от нее добьется толку. Орлов разговаривал очень официально, натянуто, нерешительно. «Жаль, что нет Невельского, что так все получилось. Ну да что же, по крайней мере я познакомлюсь и поговорю с его супругой, о которой так много слышал, и посмотрю завтра пост».
– Вы и письмо передадите Екатерине Ивановне, – сказал доктор.
– Я только хочу повидать сначала моих гребцов, – сказал Римский-Корсаков, выходя из флигеля.
– Да это по пути.
Во тьме горят сигнальные огни. Казарма оказалась рядом. У входа – часовой. Едва офицеры вошли, как раздался крик дневального. Все встали и вытянулись.
– Вольно! – скомандовал доктор.
– Пожалуйста, присаживайтесь, ваше благородие, – предложил один из матросов, рослый и широколицый, подавая Римскому-Корсакову и Орлову табуретки и вытирая их.
– Спасибо, братец Конев.
Гребцы Воина Андреевича мылись, причесывались, усаживались за длинный, чисто вымытый стол. В плите пылал огонь; несмотря на поздний час, что-то варилось и жарилось. На столе появился хлеб на деревянных блюдах, чашки, холодное мясо, лук. Шумит самовар. Прибывших приглашают садиться, угощают наперебой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183