– Кончайте трепаться, – не терпящим возражения тоном прервал их священник. – Вы вроде как вызвались приготовить ужин? Груши, жареную колбасу, не помню, что еще… Вот и приступайте. Новенькому – двойную порцию. А мы с Локки займемся пожертвованиями.
Толкаясь и перекидываясь шуточками, близнецы поспешили к завешенной двери и скрылись за ней. Локки услышал, как их пятки простучали по какой-то лестнице, уводящей вниз. Отец Цепп сделал ему знак присесть рядом с медным жертвенным кувшином.
– Садись, сынок. Давай обсудим то, что здесь происходит. – Священник опустился на влажный пол, уселся, скрестив ноги, и вперил в мальчика задумчивый взгляд. – Твой бывший хозяин уверял меня, что ты знаком с арифметикой. Это правда?
– Да, господин.
– Чтобы я больше не слышал никакого «господина»! У меня от этого слова зубы раскалываются, а яйца съеживаются, как на морозе. Зови меня отцом Цеппом. Ну а теперь покажи, как ты вскроешь этот кувшин и пересчитаешь денежки в нем.
Локки с трудом потянул на себя кувшин, пытаясь его наклонить. Теперь он понял, почему Кало и Гальдо носят его вдвоем. В конце концов священник сжалился и помог мальчишке – толкнул кувшин в днище, тот опрокинулся, и деньги высыпались на пол.
– Кувшин нарочно сделан тяжелым, чтобы усложнить работу ворам, – пояснил Цепп.
– Но как… как вы можете прикидываться священником? – наконец задал Локки мучавший его вопрос. Он сидел, разбирая кучу пожертвований: целые медные монеты – в одну сторону, половинки – в другую. – Разве вы не боитесь богов? А если Переландро покарает вас?
– Конечно, боюсь, – ответил Цепп, поглаживая спутанную бороду. – Очень даже боюсь. Но я уже сказал тебе, что я и в самом деле священник, правда, вовсе не Переландро. Я посвященный служитель Безымянного Тринадцатого Бога – Хранителя воров, Ловкача, Отца и Покровителя неизбежных уловок.
– Но… ведь богов всего двенадцать…
– Смешно, до какой степени люди верят в подобную чушь! Мой дорогой мальчик, а не приходило ли тебе в голову, что у этих Двенадцати случайно был младший братец, так сказать, тот урод, не без которого в семье? А его уделом, тоже случайно, являлось воровство. Да-да, мой милый, он был вором, как мы с тобой. И хотя Двенадцать всячески замалчивают существование такого родственничка, не позволяя даже упоминать вслух его имя, в душе они питают тайную симпатию к его ремеслу. Вот почему старым лицемерным позерам вроде меня вполне дозволяется жить и здравствовать. Ты же видишь: я сижу на ступенях храма уважаемого бога Переландро, но в меня не ударяет молния, и разъяренная толпа до сих пор не разорвала меня на части.
– Так вы священник этого… Тринадцатого?
– Именно так, мой мальчик. Жрец воров и ворующий жрец. Кало и Гальдо тоже когда-нибудь станут… да и ты, может быть, если сумеешь отработать те денежки, которые я за тебя заплатил.
– Но, отец… – Локки выковырял из кучи подаяний ржаво-красный кошелек Учителя и передал его священнику. – Если вы за меня заплатили, почему мой бывший хозяин оставил вам пожертвование?
– О, будь уверен, я действительно заплатил, правда, совсем немного. А это – вовсе не пожертвование – Цепп развязал тесемки и вытряхнул себе на ладонь содержимое кошелька – один-единственный белый зуб акулы, длиной с большой палец Локки. – Тебе доводилось когда-нибудь видеть нечто подобное?
– Нет… а что это?
– Смертельная метка, мой милый. Зуб волчьей акулы – личный знак капы Барсави, который является хозяином твоего бывшего хозяина и, кстати, нашим с тобой тоже. А означает этот знак, что ты – упрямый тупоголовый недоумок – настолько достал своего хозяина, что он и впрямь пошел к капе и получил разрешение на твое убийство.
Мальчишка вздрогнул, а Цепп усмехнулся, довольный произведенным эффектом.
– Ага, проняло? Очень хорошо, мой мальчик. Внимательно посмотри на этот зуб, Локки, и хорошенько подумай. Подобная метка выдается в подтверждение оплаченной смерти. Твоей смерти, Локки Ламора. Я перекупил ее, когда заключил сделку с твоим бывшим хозяином. Это означает, что если даже завтра сам герцог Никованте надумает усыновить тебя и объявить своим наследником, я все равно смогу разбить твою глупую башку, а самого приколотить к столбу на площади. И никто в этом городе не скажет мне ни слова.
Цепп опустил акулий зуб обратно в кошелек и повесил его на шею мальчишке.
– Отныне ты будешь носить его, Локки Ламора, – до тех пор, пока я не посчитаю необходимым снять его. Или не решу воспользоваться той властью, которую дает мне этот кошелек… вот так! – Он чиркнул пальцем по горлу Локки. – Носи его под одеждой, прямо на теле. Пусть он напоминает тебе, как чертовски близко подошла к тебе смерть сегодня вечером. Если бы твой хозяин был менее жаден – совсем на капельку, – ты бы уже лежал на дне залива с перерезанным горлом.
– Но что такого я сделал?
Лицо священника мгновенно затвердело, взгляд изменился. В глазах его мелькнуло нечто такое, от чего Локки съежился и сжал в руке злополучный кошелек.
– Послушай меня, мальчик! Мы только-только начинаем наши отношения, и не стоит обижать меня подозрением в излишней глупости. Запомни: на свете есть три человека, которых ты никогда не сможешь провести – ростовщик, шлюха и родная мать. Поскольку твоя мать мертва, я занял ее место. Таким образом, не стоит кормить меня сказками и строить из себя невинную овечку. – Голос священника был очень серьезен. – Ты сам прекрасно знаешь, чем расстроил своего бывшего хозяина.
– Он сказал, что я недостаточно осмотрителен.
– «Осмотрителен»! – передразнил Цепп. – Отличное слово. В самом деле, никто не упрекнет тебя в излишней осмотрительности. Учитель все мне рассказал.
Сидя над маленькой кучкой монет, Локки вскинул на священника большие, широко распахнутые глаза, в которых блестели слезы.
– Все?
– Именно так, все. – Цепп смерил мальчишку долгим испытующим взглядом, затем вздохнул. – И сколько же пожертвовали сегодня Переландро добрые граждане Каморра?
– Примерно двадцать семь медных баронов.
– Хм… Значит, чуть больше четырех серебряных солонов. Негусто. Однако это выгоднее, чем любая другая форма воровства.
– Вы крадете эти деньги у Переландро, отец?
– А как же иначе, мой мальчик? Я ведь вор, забыл, что ли? Только не такой, как ты, а гораздо лучше. Видишь ли, в Каморре полным-полно идиотов, которые делают много лишних движений, пытаясь украсть пару медяков… а заканчивают тем, что их вывешивают на веревке. И все оттого, что они воруют РУКАМИ.
Священник презрительно сплюнул.
– А чем тогда воруете вы, отец Цепп?
Бородатое лицо священника расплылось в улыбке. Он постучал себя по лбу, затем по зубам.
– Своими мозгами и хорошо подвешенным языком, мой мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181