ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


- Не памятую, государь… Библия так пространна…
- А я помню. «К чему мне множество жертв ваших? - говорит Вседержитель попам и архиереям. - Я пресыщен всесожжением овнов и туком откормленного скота; и крови тельцов, и агнцев, и козлов не хочу… кадило мерзости мы есть»… Слышишь?
- Слышу, государь.
- «Кадило мерзости мы есть» - глаголет Адонай Господь; а попы только и знают, что кадят…
- Точно… только кадят, государь.
- А Бог говорит дальше попам: «Новомесячий ваших и суббот, и дне великого не потерплю, поста и праздности, и новомесячий ваших, и праздники ваши ненавидит душа Моя»… Вот что Он говорит.
Виниусу, изумлённому, даже испуганному, казалось, что сам пророк гремит над ним.
- Так лопаты, заступы, кирки, топоры им в руки, а не кадила!.. И посты и праздники ненавидит душа Его, ненавидит!.. А кадила их - мерзость для Него!
Вдруг он оглянулся, услышав, что кто-то сморкается в углу. Там стояли Орлов и Ягужинский, и последний торопливо утирал слёзы.
- Ты о чём это? - спросил царь.
Павлуша потупился и конфузливо молчал.
- О чём, спрашиваю, или кто тебя обидел?
- Государь… я… я, - лепетал Павлуша, - я… от изумления…
- Какого изумления?
- От зависти, государь! - выпалил Орлов и засмеялся. - Если б, говорит, я все так знал и помнил…
- Это похвальная зависть, - серьёзно сказал государь. - И я от зависти чуть не плакал, взирая на все то, что я видел у иноземцев и чего у нас нет.
- Да он, государь, всему завидует…- продолжал улыбаться Орлов.
- А ты, чаю, завидуешь токмо красивым дворским девкам, бабник.
И государь снова обратился к Виниусу.
- Будучи под Ругодевом, я оттедова к морю ездил, - сказал он, и глаза его вновь загорелись вдохновенным огнём. - Сколько там простору и утехи для глаз! Вот коли ты мне к разливу реки изготовишь пушек добрых ста три, то мы с Божьей помощью и до моря променаж учиним.
- Пошли-то, Господи, - поклонился Виниус.
- Так долой с колоколен колокола, и переливай на пушки! А я орала все перекую в оружие, дабы возвысить Россию… А после и орала вновь заведём, и пахать станем.
- Аминь! - взволнованно проговорил Виниус.
17
Время шло, а вестей из-под Нарвы царю все ещё не было. Ни один гонец не примчал в Новгород.
Прошло и восемнадцатое, и девятнадцатое ноября, а вестей нет. Уже на исходе и день двадцатого, а все никого нет от войска.
Чего ждут эти увальни, Головин, Трубецкой, Борька Шереметев? Да и немчура этот, «фон Крой», должен знать воинские порядки. Как третий день не доносить царю, что у них там творится?
- Иван! Снаряжайся и в ночь гони под Нарву.
- Слушаю, государь… Живой рукой привезу вести… Ничего особого не изволишь приказать, государь?
- Нет… Надо допрежь того узнать, что там…
Через несколько минут Орлов уже мчался ямским трактом к выходу Наровы из Чудского озера.
Пётр тревожно провёл остаток дня двадцатого ноября и ночь на двадцать первое.
Рано же утром он вместе с Виниусом и Ягужинским отправился на работы по укреплению города.
На дороге им встретился странного вида старик, почти в лохмотьях, но в собольей шапке. Он стоял посередине улицы и, притоптывая ногами, пел старческим баском, задрав голову кверху:
А бу-бу-бу-бу-бу.
Сидит ворон на дубу.
Он играет во трубу,
Труба точёная,
Позолоченная.
- Скорей, скорей летите, а то немецкие вороны да собаки все поедят и кровушку всю вылакают, - выкрикивал он, махая руками.
Этот старик обращался к летевшим по небу стаям птиц. То были целые тучи воронья.
Это заметил и царь с своими двумя спутниками.
- Куда это летит столько птицы? -дивился государь. - И все на северо-запад.
- Лети, лети, Божья птичка! - продолжал странный старик. - Боженька припас тебе там много, много ествы, человечинки.
- Я догадываюсь, государь, что сие означает, - с тревогой сказал Виниус, - птица сия чуткая… Она учуяла там корм себе… Битва была кровавая, птица проведала о том Божьим промыслом…
Слова Виниуса встревожили царя.
- Ты прав, - задумчиво проговорил он, - птица чует… Бой был; в том нет сумления… А был бой, и трупы есть… Но чьих больше?
- Будем надеяться, - нерешительно сказал Виниус, - Божиею милостью и твоим государевым счастьем…
- Но почему вестей доселе нет? Ни единого гонца!
Уже издали доносился голос странного старика.
А бу-бу-бу-бу-бу,
Сидит ворон на дубу,
Он играет во трубу.
- Киш-киш, вороны! Киш-киш, чёрные!
Около стен ближнего монастыря копошились, словно муравьи, какие-то чёрные люди. То были монахи и монастырские служки. Они укрепляли обветшалые стены. За работами наблюдал сам престарелый игумен.
Старый инок нет-нет да и поглядывал на небо, качая головой в клобуке.
Увидев царя, он издали осенил его крёстным знамением.
-Дело государское блюдёшь, отче? - спросил царь, подходя.
- Блюду, с Божьей помощью, великий государь, - отвечал старец и взглянул на небо.
Птица продолжала лететь на северо-запад, перекликаясь гортанным карканьем.
- Удивляет тебя птица? - спросил Пётр.
- Смущает, государь… Враны сии смущают… К кровопролитью сие знамение.
- Сколько у тебя колоколов в монастыре? - спросил Пётр.
- Колоколов, государь, нечего Бога гневить, достаточно.
- Так я велю перелить их на пушки, - сказал царь.
Старый инок, казалось, не понял государя. Виниус не успел ещё сообщить ему волю царя относительно церковных колоколов.
- Все колокола велю перелить на пушки, - повторил государь, - понеже приспел час, когда пушки стали для святых церквей надобнее колоколов.
Игумен онемел от изумления и страха… «Последние времена пришли, - зароилось в его старой голове, - храмы Божьи лишать благовествования… глагола небесного…»
- Так ты, отче, распорядись приготовить все потребное для спуска колоколов на землю, - сказал Пётр, проходя дальше, - слышишь?
- Воля царёва, - уныло проговорил старик.
Он долго потом с ужасом смотрел на удалявшуюся исполинскую фигуру государя, опиравшегося на дубинку.
- Времена и лета положил Бог своею властию, - покорно пробормотал старец, подняв молитвенно глаза к небу.
Он никак не мог опомниться от слов царя.
- Святые колокола на пушки!.. Остаётся ризы с чудотворных икон ободрать… О, Господи!
Старик подозвал к себе отца эконома.
- Ты слышал, что повелел царь? - шёпотом спросил он.
- Ни, отче, за стуком не слыхал.
- Велит спущать с колоколен все колокола.
- На какую потребу, отче?
- Велю-де, сказывал, все колокола перелить на пушки.
Отец эконом не верил тому, что слышал.
- Сего не может быть! Обнажить храмы Божии от колоколов!.. Да это святотатство!
- Подлинно, страшное святотатство, какого не было на Руси, как Русь почалась.
- Как же быть, владыко?
- Уж и не придумаю… Царь он над всею землёй, и выше его один токмо Бог… К небу возопиет обида сия храмам Божиим… Тебе ведом, я чаю, его нрав жестокий: суздальского Покровского монастыря архимандрита и священников били кнутом в Преображенском приказе за то, что убоялись незаконного деяния - постричь насильно царицу Евдокию, жену его, голубицу невинную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230