он потерял шпагу, и шляпа с него свалилась.
- Откуда это? - сурово спросил Пётр.
- Не наше, государь… от твоих супостатов, чаю… издёвка, - несмело отвечал Ромодановский. - Не наша чекань.
- А как к тебе они попали?
- Подметом, государь… подмётные они… Воры неведомые и ко мне подмет учинили, и к тебе, в твой государев двор.
- А кто поднял?
- Мои, государь, ребята, сыщики.
- Но кто дерзнул подметывать? - спросил царь.
- Какой ни есть неведомый вор, а може, и не один… вот и ищу их, государь, - говорил смущённо Ромодановский.
Он не мог себе простить, что до сих пор не напал на след дерзких подметчиков. Это была первая его неудача в сыскном деле. Срам какой! Всевидящий и всеслышащий князь-кесарь нагло одурачен! Под самые его ворота подкинули! И как же он драл подворотного караульного!
- Под землёй сыщу и розыск учиню, - бормотал он.
- Это Карлово действо, его, его, - говорил царь.
- Больше некому, государь, - подтверждал князь-кесарь.
- За действо - действо; за Борькино Шереметево действо - Карлово действо… Это мне за Ливонию медаль, - говорил царь, все ещё рассматривая монеты, - заслуженная медаль.
В это время Павлуша Ягужинский, исполнив одно личное поручение царя, вошёл в комнату, где находился Пётр с Ромодановским.
- Справил дело, Павел? - спросил царь.
- Справил, государь.
Ягужинский держал что-то зажатое в кулаке. Увидав на столе подмётные медали, он с изумлением воскликнул:
- И у меня, государь, такая ж… Вот, - и он положил медаль на стол.
- Где взял? - спросил царь.
- Нашёл, государь.
- Где?
- Под Фроловскими воротами.
- Давно поднял? - подступил к нему Ромодановский.
- Вот сейчас, когда возвращался в Кремль.
Князь-кесарь побагровел от гнева.
- Так воры здесь, - почти крикнул он, - всё время были на Москве… Я боле недели их ищу… Того ради долго и не докладывал тебе, государь, про сию издёвку.
Царь посмотрел на Ягужинского.
- Ты разглядел все тут? - спросил он, взяв одну медаль.
- Разглядел, государь, - смущённо отвечал молоденький денщик.
- И уразумел силу сего измышления?
- Уразумел, государь, - с вспыхнувшими щеками отвечал юноша. - Сила, значит, не берет, так хоть комаром в ухо льву жужжат.
Царь встал и подошёл к висевшей на стене большой карте Швеции и Балтийских побережий.
- Изрядно, изрядно, Борька, хвалю, - проговорил он, проводя рукой от устья Невы до Рогервика, видимо, возбуждённый донесением Шереметева, - это теперь наше, Пётр «погреет ещё руки» на ливонском костре, а токмо про кого потом скажут: «И исшед вон, плакася горько»?
2
Перенесёмся же теперь на Балтийское побережье и познакомимся с молоденькой девушкой, которой суждено было вязать своё скромное имя с грядущими судьбами России. Под разорённым Везенбергом, который усердием «Борьки» Шереметева недавно был обращён в развалины, лагерем расположился, после взятия Мариенбурга, полк русского корпуса под командою полковника Балка.
Август 1702 года. Время стоит, сверх чаяния, жаркое. Полковые портомои, или прачки, между которыми были и ливонские женщины, выстирав офицерское и солдатское бельё, развешивают его на протянутых между кольями верёвках для просушки. Одна из прачек, молодая бабёнка с подоткнутым подолом и засученными рукавами, визгливым голосом тянет монотонную песню:
Ох-и-мой сердечный друг меня не любит,
Он поить-кормить меня, младешеньку, не хочет…
- Да и кому охота любить-та сороку бесхвостую, - ядовито подмигнул другим портомоям проходивший мимо солдатик.
- Ах ты, охальник! Шадровитая твоя рожа! - огрызнулась певунья.
Солдатик был сильно рябой, шадровитый. Однако его ядовитое замечание лишило бабу охоты тянуть свою песню.
- Как же ты, Марта, говоришь про себя, я и в толк не возьму? - обратилась она к развешивавшей рядом с нею бельё другой портомое, миловидной девушке лет семнадцати, с нежным румянцем на пухленьких щёчках. - Ты и не девка и не молодуха, и замужня-то ты и не замужня.
- Да так, как я сказала, - улыбнулась девушка, - ни жена, ни девка.
В произношении её был заметён нерусский акцент.
- Вот заганула загадку! - развела баба руками. - Хоть убей меня, не разганю… Да ты, може, тово, без венца?
- Нет, милая, я венчана в церкви, в кирке, по-нашему.
- Стало быть, ты мужня жена.
- Нет, милая, дело было так, - серьёзно молвила та, которую баба назвала Мартой, - был у меня жених, из наших же, и был он ратный, капрал. Когда настал день нашей свадьбы, мы поехали в церковь, как водится, и пастор обвенчал нас, по нашему закону. А едва мы вышли из кирки, как тут же, около кирки, выстроилась рота моего жениха.
- Мужа! - поправила её баба. - Коли под венцом с тобой стоял, так уж, стало быть, муж.
- Добро… В те поры, как нас венчали, ваши ратные люди осадили наш город, громили из пушек… Наши спешили отбивать ваших, и мой муж прямо из кирки попал в свою роту, и в ту же ночь его убило ядром.
- Ах, матиньки! И ноченьки с ним не проспала, сердешная! - всплеснула баба руками. - Уж и подлинно ни жена, ни вдова, ни девка.
- Вдовая девка, милая, вот кто я, - вздохнула Марта.
- Ну, у нас, Бог даст, выйдешь замуж за хорошего человека: вишь какая ты смазливая, - успокаивала её баба, - Да у меня есть на примете женишок про тебя: мой кум, полковой коновал.
- А что это такое, коновал? - спросила Марта.
- Лошадиный рудомет, руду лошадям пущает и холостит, - объяснила портомоя.
Но Марта всё-таки ничего не поняла.
В это время в лагерь полковника Балка вступил небольшой отряд преображенцев, прибывших из Вольмара.
Проходя мимо прачек, некоторые из преображенцев заговаривали и заигрывали с бабами. Портомои отшучивались.
- Эх, сколько тут баб и девок, вот лафа! - заметил весёлый Турин, запевала преображенцев. - Есть из кого выбирать невест. Тут мы и Тереньку женим.
Эти слова относились к тому богатырю Лобарю, который своей чугунной башкой опрокинул под Нарвой силача Гинтерсфельда вместе с конём на глазах у короля. Лобарю удалось на пути бежать из полона.
- Э! Да вот и Теренькина невеста, - указал Турин на Марту, - писаная красавица! Кабы я не был женат, сам бы женился на ней.
Марта, кончив развешивать бельё, молча удалилась с двумя полонянками, взятыми вместе с ней в Мариенбурге.
Никто, конечно, не знал, какая судьба ожидает эту девушку, с которой так смело разговаривали и заигрывали солдаты. Не знала и сама она, что по мановению её руки, теперь стирающей бельё, целые полки с их генералами пойдут на смерть во славу бывшей портомои. Да, удивительна судьба этой девушки, поистине нечто сказочное, поразительное и почти невероятное…
Произошло это совершенно случайно, как и многое очень важное совершается случайно не только в жизни отдельных людей, но и в жизни целых государств.
Царь, желая проверить донесения своих полководцев. Шереметева и Апраксина, об успехах русского оружия в Ливонии и Ингрии, отправил туда Меншикова, которому он доверял больше всех своих приближённых, и практический ум которого давно оценил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230
- Откуда это? - сурово спросил Пётр.
- Не наше, государь… от твоих супостатов, чаю… издёвка, - несмело отвечал Ромодановский. - Не наша чекань.
- А как к тебе они попали?
- Подметом, государь… подмётные они… Воры неведомые и ко мне подмет учинили, и к тебе, в твой государев двор.
- А кто поднял?
- Мои, государь, ребята, сыщики.
- Но кто дерзнул подметывать? - спросил царь.
- Какой ни есть неведомый вор, а може, и не один… вот и ищу их, государь, - говорил смущённо Ромодановский.
Он не мог себе простить, что до сих пор не напал на след дерзких подметчиков. Это была первая его неудача в сыскном деле. Срам какой! Всевидящий и всеслышащий князь-кесарь нагло одурачен! Под самые его ворота подкинули! И как же он драл подворотного караульного!
- Под землёй сыщу и розыск учиню, - бормотал он.
- Это Карлово действо, его, его, - говорил царь.
- Больше некому, государь, - подтверждал князь-кесарь.
- За действо - действо; за Борькино Шереметево действо - Карлово действо… Это мне за Ливонию медаль, - говорил царь, все ещё рассматривая монеты, - заслуженная медаль.
В это время Павлуша Ягужинский, исполнив одно личное поручение царя, вошёл в комнату, где находился Пётр с Ромодановским.
- Справил дело, Павел? - спросил царь.
- Справил, государь.
Ягужинский держал что-то зажатое в кулаке. Увидав на столе подмётные медали, он с изумлением воскликнул:
- И у меня, государь, такая ж… Вот, - и он положил медаль на стол.
- Где взял? - спросил царь.
- Нашёл, государь.
- Где?
- Под Фроловскими воротами.
- Давно поднял? - подступил к нему Ромодановский.
- Вот сейчас, когда возвращался в Кремль.
Князь-кесарь побагровел от гнева.
- Так воры здесь, - почти крикнул он, - всё время были на Москве… Я боле недели их ищу… Того ради долго и не докладывал тебе, государь, про сию издёвку.
Царь посмотрел на Ягужинского.
- Ты разглядел все тут? - спросил он, взяв одну медаль.
- Разглядел, государь, - смущённо отвечал молоденький денщик.
- И уразумел силу сего измышления?
- Уразумел, государь, - с вспыхнувшими щеками отвечал юноша. - Сила, значит, не берет, так хоть комаром в ухо льву жужжат.
Царь встал и подошёл к висевшей на стене большой карте Швеции и Балтийских побережий.
- Изрядно, изрядно, Борька, хвалю, - проговорил он, проводя рукой от устья Невы до Рогервика, видимо, возбуждённый донесением Шереметева, - это теперь наше, Пётр «погреет ещё руки» на ливонском костре, а токмо про кого потом скажут: «И исшед вон, плакася горько»?
2
Перенесёмся же теперь на Балтийское побережье и познакомимся с молоденькой девушкой, которой суждено было вязать своё скромное имя с грядущими судьбами России. Под разорённым Везенбергом, который усердием «Борьки» Шереметева недавно был обращён в развалины, лагерем расположился, после взятия Мариенбурга, полк русского корпуса под командою полковника Балка.
Август 1702 года. Время стоит, сверх чаяния, жаркое. Полковые портомои, или прачки, между которыми были и ливонские женщины, выстирав офицерское и солдатское бельё, развешивают его на протянутых между кольями верёвках для просушки. Одна из прачек, молодая бабёнка с подоткнутым подолом и засученными рукавами, визгливым голосом тянет монотонную песню:
Ох-и-мой сердечный друг меня не любит,
Он поить-кормить меня, младешеньку, не хочет…
- Да и кому охота любить-та сороку бесхвостую, - ядовито подмигнул другим портомоям проходивший мимо солдатик.
- Ах ты, охальник! Шадровитая твоя рожа! - огрызнулась певунья.
Солдатик был сильно рябой, шадровитый. Однако его ядовитое замечание лишило бабу охоты тянуть свою песню.
- Как же ты, Марта, говоришь про себя, я и в толк не возьму? - обратилась она к развешивавшей рядом с нею бельё другой портомое, миловидной девушке лет семнадцати, с нежным румянцем на пухленьких щёчках. - Ты и не девка и не молодуха, и замужня-то ты и не замужня.
- Да так, как я сказала, - улыбнулась девушка, - ни жена, ни девка.
В произношении её был заметён нерусский акцент.
- Вот заганула загадку! - развела баба руками. - Хоть убей меня, не разганю… Да ты, може, тово, без венца?
- Нет, милая, я венчана в церкви, в кирке, по-нашему.
- Стало быть, ты мужня жена.
- Нет, милая, дело было так, - серьёзно молвила та, которую баба назвала Мартой, - был у меня жених, из наших же, и был он ратный, капрал. Когда настал день нашей свадьбы, мы поехали в церковь, как водится, и пастор обвенчал нас, по нашему закону. А едва мы вышли из кирки, как тут же, около кирки, выстроилась рота моего жениха.
- Мужа! - поправила её баба. - Коли под венцом с тобой стоял, так уж, стало быть, муж.
- Добро… В те поры, как нас венчали, ваши ратные люди осадили наш город, громили из пушек… Наши спешили отбивать ваших, и мой муж прямо из кирки попал в свою роту, и в ту же ночь его убило ядром.
- Ах, матиньки! И ноченьки с ним не проспала, сердешная! - всплеснула баба руками. - Уж и подлинно ни жена, ни вдова, ни девка.
- Вдовая девка, милая, вот кто я, - вздохнула Марта.
- Ну, у нас, Бог даст, выйдешь замуж за хорошего человека: вишь какая ты смазливая, - успокаивала её баба, - Да у меня есть на примете женишок про тебя: мой кум, полковой коновал.
- А что это такое, коновал? - спросила Марта.
- Лошадиный рудомет, руду лошадям пущает и холостит, - объяснила портомоя.
Но Марта всё-таки ничего не поняла.
В это время в лагерь полковника Балка вступил небольшой отряд преображенцев, прибывших из Вольмара.
Проходя мимо прачек, некоторые из преображенцев заговаривали и заигрывали с бабами. Портомои отшучивались.
- Эх, сколько тут баб и девок, вот лафа! - заметил весёлый Турин, запевала преображенцев. - Есть из кого выбирать невест. Тут мы и Тереньку женим.
Эти слова относились к тому богатырю Лобарю, который своей чугунной башкой опрокинул под Нарвой силача Гинтерсфельда вместе с конём на глазах у короля. Лобарю удалось на пути бежать из полона.
- Э! Да вот и Теренькина невеста, - указал Турин на Марту, - писаная красавица! Кабы я не был женат, сам бы женился на ней.
Марта, кончив развешивать бельё, молча удалилась с двумя полонянками, взятыми вместе с ней в Мариенбурге.
Никто, конечно, не знал, какая судьба ожидает эту девушку, с которой так смело разговаривали и заигрывали солдаты. Не знала и сама она, что по мановению её руки, теперь стирающей бельё, целые полки с их генералами пойдут на смерть во славу бывшей портомои. Да, удивительна судьба этой девушки, поистине нечто сказочное, поразительное и почти невероятное…
Произошло это совершенно случайно, как и многое очень важное совершается случайно не только в жизни отдельных людей, но и в жизни целых государств.
Царь, желая проверить донесения своих полководцев. Шереметева и Апраксина, об успехах русского оружия в Ливонии и Ингрии, отправил туда Меншикова, которому он доверял больше всех своих приближённых, и практический ум которого давно оценил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230