- Поддай, поддай жару, Гуря!
Гурин поддавал с высвистом:
Стали оне девицу спрашивати -
Спрашивати, разговаривати:
«Что же ты, девица, не весела сидишь…»
- Бояре, бояре едут! Как бы не тово, - и семеновец убежал к своим.
Это ехали осматривать работы князь Яков Фёдорович Долгорукий, имеретинский царевич Александр и Автаном Михайлович Головин.
Вдруг среди работавших послышались голоса:
- Государь едет, государь едет!
Пётр возвращался с морского берега радостный, возбуждённый.
- Государь в духе, море видел, - улыбнулся Яков Долгорукий.
- Он хоть поглядит на море, и уж сыт по горло, - заметил Головин.
- Ну, не говори, Автаном Михалыч, - сказал царевич Александр своим слегка гортанным говором, - от гляденья на море государь пуще распаляется; он бы все моря, кажись, выпил.
Царь увидел князей и направился к ним.
11
На Москве тем временем князь-кесарь продолжал своё застеночное дело.
Одним из наиболее крупных зверей, уловленных князем-кесарем, оказался друг Талицкого, тоже из учёных светил школы знаменитого протопопа Аввакума, иконник Ивашка Савин. У него при обыске были найдены и подлинные сочинения Талицкого.
Привели Ивашку пред светлые очи князя-кесаря. Сухое лицо иконника, напоминавшее старинный закоптелый образ, и остановившийся взгляд выдавали упорство фанатика.
- С вором Гришкой Талицким в знаемости был ли? - спросил Ромодановский.
- Был, не отрекаюсь, вместе Богу служили, - отвечал иконник.
- И с оным Гришкою в единомыслии был же?
- Был и в единомыслии.
Ромодановский глянул на иконника таким взглядом, какого в Преображенском приказе никто не выдерживал. Иконник Ивашка выдержал.
- И слышал от Гришки воровские его на великого государя с поношением хульные слова?
- Слышал, - не запирался допрашиваемый.
Ромодановского поразила смелость иконника.
- И воровские его, Гришкины, тетрати чел?
- Чел.
- И усмотря в воровских его тетратях государю многие укорительные слова, государя и святейшего патриарха не известил?
- Точно, не известил.
Князь-кесарь начал терять терпение.
- И ты его, Гришку, поймав, ко мне не привёл по «слову и делу»?
- Не привёл… И то я учинил для того, чтоб он, Григорий, от меня не заплакал, и в том я перед государем виноват.
Ромодановский порывисто встал:
- С ним, я вижу, всухомятку негоже разговаривать, - обратился он к сидевшему за одним с ним столом Никите Зотову.
- Что ж, можно и маслицем сухомятку сдобрить, - улыбнулся циник Зотов.
- Все записал? - спросил князь-кесарь приказного.
- Все до единой литеры, - отвечал приказный, кладя перо за ухо.
- В исповедальню! - кивнул Ромодановский приставам на свою жертву.
Иконника увели в застенок.
- Подвесить, - сказал князь-кесарь, входя в свой «рабочий кабинет».
Заплечные мастера тотчас подняли несчастного на дыбу. Тот молчал. Палачи подтянули ещё свою жертву. Руки несчастного сразу были вывихнуты из суставов, и хилое тело его опустилось.
- Винишься в своих воровских помыслах? - спросил Ромодановский.
- Не винюсь. Оный Григорий дал мне те написанные столбцы о пришествии в мир антихриста и о летах от создания мира до скончания света для ведомства ради того что «любы Божия всему веру емлет», и он, Григорий, в тех письмах писал все правду от книг Божественного писания и не своим вымыслом, а от которых книг, и то в тех письмах написано именно.
Ромодановский презрительно пожал плечами.
- Вишь, богослов какой выискался! И про великого государя в тех книгах Божественного писания сказано именно?
- Сказано, точно.
- Так и сказано, государь-де, царь Пётр Алексеевич всея Руси?
- Нет, сказано не так, а сказано: восьмой царь и будет антихрист, а он и есть восьмой царь.
- Ну, придётся, видно, «коптить» тебя.
- Ради мученического венца и «копчение» претерплю - Христос и не то терпел.
- Добро, приравнивай себя ко Христу, - пробормотал князь-кесарь.
Далее в «розыскном деле» Преображенского приказа по делу Талицкого в «расспросных речах» записано:
«Он же, Ивашка-иконник, в расспросе и с третьей пытки говорил: кроме-де Гришки Талицкого и пономаря Артемошки Иванова иных единомышленников никого нет, и тех писем, которые у него взяты, никому он не показывал и на список за деньги и без денег никому он не давал и у иных ни у кого в доме таких писем не видывал».
Привели в застенок пономаря Артемошку. Снова в ход пошли кнут и дыба…
И приказный строчит в «расспросных речах»:
«Артемошка в расспросе и с пыток говорил:
- Про письма, которые взяты у Ивашки Савина, я ведал и в совете с Гришкою и с Ивашкою Савиным был, и разговоры у нас об антихристе бывали.
После третьей пытки пономарь Артемошка молвил:
- Он, Гришка, со мною, Артемошкою, и с Ивашкой-иконником бывал у тамбовского архиепископа (иногда он записан «епископом»), и Гришка ему, архиепископу, книги писал, и как он, Гришка, ту книгу об антихристе к нему, архиепископу, принёс, а архиепископ, приняв ту книгу, говорил: «Бог-де весть, правда ль то письмо».
Мало трех пыток! Повели к четвёртой…
Записано:
«Артемошка с четвёртой пытки говорил:
- В тех воровских письмах советников нас было трое: Гришка Талицкой, я, Артемошка, и Ивашка-иконник, и те письма толковали мы вместе, а пуще у нас в том деле, в толковании, был Гришка Талицкой, и я, по тем его словам, в том ему верю…»
- Веришь! - даже вскрикнул Ромодановский. - Веришь, что великий государь, царь Пётр Алексеевич всея Руси антихрист! Веришь!
- Верю: антихрист.
Ромодановский вышел из застенка в приказ, просмотрел допросы других привлечённых к делу и снова вернулся в застенок.
Пытаемый продолжал висеть на дыбе с вывихнутыми руками.
- Кто был твоим духовным отцом? - спросил князь-кесарь.
- Варлаамьевской церкви поп Лука, - был ответ.
- И он ведал про твоё воровство?
- Ведал… на духу я ему про антихриста исповедовал.
- И что же он?
- Он сказал: времена-де и лета положил Бог своею властию, и тебе-де и Гришке про те лета почему знать?
- А ты ему что ж на то?
- Времена и лета, говорю, исчислены в книгах.
- В каких?
- В Апокалипсисе, у Ефрема Сирина, и Талицкий все сие на свет вывел.
12
В дело об антихристе, кроме тамбовского архиепископа (или епископа) Игнатия, была замешана ещё одна видная по своему общественному положению, родовитая личность.
Это «боярин, князь Иван, княж Иванов сын, Хованской», как он записан в деле об антихристе.
Князь Иван Хованский, знаменитый Тараруй, кровавым метеором пронёсся над Москвою во время малолетства будущего творца новой России, стоя во главе стрелецких смут. Стрельцы намеревались даже возвести его на престол!
Голову этого Хованского, которая мечтала о царском венце, в последний раз Москва видела на плахе, откуда она скатилась на помост эшафота…
Теперь сын этого Хованского сидел в отдельном каземате Преображенского приказа, ожидая своей очереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230