Сторти и Ферфакс вынуждены были изображать такой же энтузиазм, иначе бы им несдобровать.
– Чтобы выполнить свою задачу, мы должны быть сильными. Чтобы быть сильными, нам нужны сплочение и дисциплина. Объединяйтесь в десятки во главе с декурионами и сотни под командованием центурионов. После митинга мы произведем регистрацию и промаршируем по городу стройными колоннами. Пусть все видят, что честные и мужественные граждане Вероны не позволят больше над собой измываться. К нам присоединится каждый порядочный человек.
– Не только Вероны, но и всего Гермеса! – раздался выкрик.
– Правильно. Убежден, что примеру веронцев последуют истинные патриоты кланизма на всей планете.
И последнее. Нас будут обвинять в том, что мы якобы против общения между кланами. Не поддавайтесь демагогии. Мы не хотим размывания кланов, это верно. Мы не против их сотрудничества. Чем крепче будет каждый клан, тем охотней он пойдет на развитие взаимовыгодных связей с другими, не опасаясь лишиться своей самостоятельности и самобытности. И лучшим опровержением клеветы по нашему адресу служит тот факт, что здесь собрались люди всех профессий. Собрались, чтобы сообща отстоять профессиональный кланизм.
– Ура! – рявкнула воодушевленная толпа.
– Теперь, друзья, я хочу передать трибуну прекрасной агрянке, которая явилась одним из зачинателей нашего движения. Розалинда Маккьявели – символ того, что гермеситские женщины готовы в этот решающий момент стать бок о бок со своими мужьями, отцами и братьями.
Звонкий голос Розалинды, усиленный микрофонами, разнесся далеко по прилегающим к месту митинга улицам города.
– Мы выслушали замечательную речь, уверена: то, что говорил профессор Чейз, отзывалось в сердце каждого из нас. Гнев честных граждан копился давно. Преступная любовная связь агра и маты стала последней каплей, переполнившей чашу. Я призываю всех женщин подняться на защиту своих очагов, будущего своих детей, которому угрожают универы.
– Бей их! – раздались истерические женские вопли.
– Придет час, они не уйдут от возмездия, – пообещала Розалинда. – А теперь нам нужно избрать вождя, который поведет кланистов к победе.
– Чейза! – выкрикнули разом сотни глоток.
– Глас народа – глас божий, – сказала Розалинда. – Ведите нас, профессор.
– Благодарю за доверие и обещаю быть достойным той чести, которую вы мне оказали. Не будем терять драгоценное время. Приступайте к оформлению наших рядов.
Под шумные аплодисменты Чейз в сопровождении своих спутников удалился с балкона и через несколько секунд вышел на улицу. Его окружили воспламененные кланисты. По рукам пошли заранее заготовленные бланки для записи добровольцев. Синьора Петра была немедленно зачислена в женскую десятку, Ферфакса оставили в покое, когда он заявил, что берется сформировать центурию у себя в Мантуе. В суматохе приятелям удалось выбраться из толпы.
– Ну и заварили вы кашу, – сказал Ферфакс.
– Мы не заварили кашу, а переполнили чашу, – сострил Сторти. – Боюсь, что мне придется теперь на всю жизнь остаться синьорой Петрой.
– Так тебе и надо.
– Что будем делать?
– У нас назначено свидание.
Тропинин с Дезаром, углубившиеся в беседу, не заметили появления в баре адвоката с дамой. Подойдя к их столику, Ферфакс сказал:
– Добрый вечер, Дезар. Позвольте представить вам синьору Петру.
– Мое почтение, синьора. Познакомьтесь с землянином.
– Мы знакомы. Я, право, не знаю, легат, чем я смогу отблагодарить вас за услугу.
– Но я не имею чести знать вас, – смутился Тропинин.
– Ах вы, шалунишка, – игриво сказала Петра.
Однако Ферфакс не дал Сторти порезвиться.
– Кончай валять дурака! – сказал он сердито, срывая с него парик. – Не до этого.
Тропинин искренне порадовался освобождению наставника. Усевшись, тот потребовал ячменки для себя и своего мантуанского друга. Он красочно изобразил, как им удалось надуть веронскую полицию, и передал слово Ферфаксу, который подробно рассказал о событиях у дома Чейза. Дезар присвистнул.
– Обыкновенный фашизм, – заметил Тропинин.
– Ну, легат, не обыкновенный, а клановый.
– Не вижу разницы.
– Что такое фашизм? – поинтересовался Ферфакс.
– Объясню на обратной дороге, – сказал философ. – Сейчас надо думать, что делать.
– А что тут поделаешь? С такой силищей не сладить.
– Обратиться к властям, – предложил Ферфакс.
– К кому обращаться, дурья голова, если я сам преступник, которого они разыскивают? Да и у тебя репутация не слишком.
– Не в этом дело, – вставил Дезар. – Власти предпочтут не связываться с разбушевавшимися кланистами. Тут надо рассчитывать на самих себя. Есть же у вас, в Вероне, порядочные люди.
– С десяток наберется, – скептически сказал Сторти. – И те предпочтут остаться в сторонке.
– Надо убедить их, что если сейчас не остановить безумия, будет поздно, кланисты никого не пощадят.
– К сожалению, – начал Тропинин, – мое положение не позволяет…
– Мы понимаем и, будьте покойны, не имеем к вам никаких претензий. Это – дело гермеситов.
– Я покину вас на несколько минут, – сказал Сторти и пошел звонить по телефону.
– Во всяком случае, попробую поговорить с Великим математиком. В какой-то мере ваши правители вынуждены со мной считаться.
– И на том спасибо. Хотя, признаться, я не очень верю, что они что-нибудь предпримут. Там ведь до черта своих клановых фанатиков, и неизвестно еще, как они себя поведут в нынешней ситуации. Следует готовиться к худшему.
Сторти вернулся побледневший.
– Плохие вести? – спросил Дезар.
Наставник кивнул.
– Моя юная парочка не усидела в своем гнезде и явилась в Верону.
– Только и всего? – сказал Ферфакс.
– Сторти имеет основания тревожиться. Здесь они станут первой целью Чейза и помогут ему еще больше раздуть пламя ненависти. Надо уговорить их немедленно уехать.
– Бесполезно, Дезар. Ром уперся, как мул. Парня можно понять. Он не хочет отсиживаться, когда здесь такое творится и над его близкими нависла угроза.
– Тогда соберите верных людей и укрепите дом Монтекки. К утру я подброшу вам оружие и несколько добровольцев. Возможно, кланисты не полезут на рожон. Эти горластые погромщики поостынут, убедившись, что им готовы дать достойный отпор. Кроме того, постараемся поднять на ноги универов, у них есть свои люди повсюду, особенно среди журналистской братии.
Тропинин слушал Дезара с возрастающим интересом. Вот оно, реальное сопротивление. Спокойный пожилой философ, любящий порассуждать на отвлеченные темы, оказался человеком действия. Складывалось впечатление, что он и его друзья давно готовились к такому повороту событий. Любовь Улы и Рома по странному стечению обстоятельств послужила толчком к тому, чтобы конфликт, давно назревавший в недрах гермеситского общества, приобрел отчетливые очертания, подспудная борьба борющихся партий переросла в открытое столкновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80