– Но-но, не опрокинь мне чай. Ну, так мы уже идём на работу. Выпей, пока он горячий; посмотри-ка, как ты вспотел!
На дворе складов их ожидал генерал Гавриил Михайлович Чередников со своим штабом фельдфебелей, распоряжавшихся работами, и снова обратился к ним с речью. Он говорил, что от усердия пленных, от их совести и заботливости зависит победа русской армии, чем они должны гордиться; тот, кто бы отверг эту честь помогать русской армии, во-первых, прежде всего получит по двадцати пяти горячих, во-вторых, будет расстрелян, и, в-третьих, что даже и для пленного солдата позорно, – будет повешен.
Под страшным впечатлением этой угрозы пленные вошли в склады, где хранилось богатство русской армии.
КРАСТЬ И НЕ БОЯТЬСЯ
Я думаю, что всеобщее нарушение правила о неприкосновенности военного имущества объясняется тем, что люди на войне видели, как это имущество уничтожается, не принося никому ни пользы, ни удовольствия. Все, что солдаты брали в руки, все предназначалось к уничтожению, при котором люди вдобавок ещё мучились и страдали. Отсюда появилось стремление уничтожать это богатство, извлекая при этом максимум личного удовольствия. Все знали, что государство относится к этому товару-материалу безразлично, что оно стремится к его уничтожению, поэтому было абсолютно безразлично, изорвёт ли солдат свои сапоги на позиции, или сожжёт их на костре в тылу; будет ли сахар брошен куда-нибудь в реку, или его польют керосином и зажгут, или кто-либо возьмёт его себе, продаст, напьётся, поспит с женщиной и таким образом испытает маленькое удовольствие.
Способность красть – это врождённое свойство людей; люди крадут все, что возможно. В поле воруют хлеб, в лесу – лес, в банке – деньги. Ещё ни разу не случилось, чтобы кассир был пойман в поле ночью в тот момент, когда он уносит сноп, точно так же не уличали никогда дровосека в фальшивых записях в книгах. Большинство людей честны только потому, что им не представлялась возможность испытать свою честность и не было тех сумм, которые можно было бы безнаказанно украсть. Человек всегда зависит от различных условий, и ничто так быстро не меняется, как человеческая мораль, которая через каждый километр иная. В Младой Болеславе солдат считал бы бесчестным украсть коробку спичек; но через двадцать часов он же, когда поезд проходил мимо Пардубице, украл почтовую посылку с детским бельём, которую затем выбросил из окна.
А поэтому я думаю: воровали во время войны и после войны. Кроме того, падение нравов объяснялось тем, что всегда приятнее вещь, предназначенную к уничтожению, украсть для себя, чем позволить украсть её другому.
Работа на складе, которую должны были исполнять Швейк, Горжин и пискун, была не сложна: к складам подходил поезд, содержимое его складывали в отдельные пакгаузы, после чего вагоны нагружали вновь уже определённым количеством того или другого материала и поезд уходил на фронт.
Таким образом, все, что привозилось на эти склады, предназначалось к уничтожению, и уже в первый день партия, грузившая сахар, не сочла за грех прорезать мешок и набить карманы сахаром. То же самое делала и партия, грузившая консервы, складывавшая бельё и т. п. Вечером в бараках начался настоящий торг, а те, кто был поотважнее, направились с наворованными рубашками в еврейский квартал.
Аппетит разыгрывался. У евреев в погребах кроме скверного вина и ужасной водки было спрятано и пиво, крепкое, чёрное, хорошее пиво, Бог знает как сваренное. За рубашку давали бутылку такого пива. Поэтому те, кто хотел прожить хотя бы один день богато, должен был воровать рубашки и кальсоны целыми дюжинами. Вообще воровали взапуски.
Патриотические речи генерала Чередникова способствовали этому, как пламя пожару. Подозрительный капитан Бойков завёл просмотры у дверей склада, при которых старый фельдфебель ощупывал каждого, и если он находил что-либо, то бил украденным по носу. Одно время казалось, что этот способ проверки честности освежит пленных и предупредит катастрофу.
Но нашлось несколько предприимчивых ребят, которые приходили на работу совершенно голыми, только в одной шинели, а в полдень возвращались одетыми; после обеда они опять шли на работу в одних шинелях и к вечеру возвращались в новой паре белья и в мундире. Этот способ подвергся усовершенствованию, и многие, особенно люди небольшого роста, надевали в складах на себя по две, по три смены белья и по два мундира и благополучно проходили мимо ощупывающего их фельдфебеля.
Эпидемия этого воровства захватила также и Швейка, который ходил на работу одетым налегке, чтобы в складах надеть на себя три-четыре пары белья, которое он впоследствии менял на пиво. Посещать публичные дома, как это делали многие, Швейк воздерживался.
Старая пословица говорит: «Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить». Голова витебского кувшина сломалась через несколько дней. Капитан Бойков заметил, что на складе не хватает гораздо больше, чем он сам украл, и, сейчас же заподозрив в этом пленных, он принял более строгие меры к их обыску. Так, однажды партию, складывавшую продукты, он пропустил не осматривая, а партию, складывавшую обмундировку, приказал ввести в коридор. Затем лаконически отдал распоряжение русским солдатам:
– Дайте сюда три лавки!
Принесли лавки. Капитан, улыбаясь, сказал фельдфебелю:
– У тебя в канцелярии есть трости, принеси-ка их сюда.
Фельдфебель побежал и воротился со связкой свежих прутьев. Капитан развязал связку, положил на лавку по пруту и затем, не переставая улыбаться, повернулся к недоумевающим пленным.
– Ну-ка, голубчики, раздевайтесь. Порядочный солдат носит только один мундир и одну смену белья. Этого вполне достаточно, чтобы вшам было удобно его жрать. А тот, у кого на себе больше одной смены белья, тот, значит, её украл, и за это ему влетит пятьдесят горячих, чтобы лучше помнились приказы начальства.
Люди раздевались неохотно, стягивая с себя рубашку за рубашкой; и только одному-двоим удалось стянуть с себя сразу три рубашки. Но капитан Бойков смотрел за всеми зорко; затем с большим удовольствием он скомандовал:
– А ну-ка, теперь снимай сапоги, штаны вниз, снимайте кальсоны. – И, идя от одного к другому, он ощупывал, сколько на ком было надето нижнего белья.
– Да ты снимай, холодно не будет! – понукал он.
Через некоторое время тридцать Адамов тряслись от холода и страха. Капитан шепнул что-то фельдфебелю, тот выбежал и привёл с собою восемь здоровых солдат, которые принесли ещё одну лавку.
– По два человека на одну лавку! Ну, скорее, дети, нужно спешить к обеду!
– скомандовал капитан вновь.
– Ну, идём, ребятушки, идём, – говорили русские солдаты пленным, перегибая их через лавку по одному на каждый конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99