ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Смех!
Взял пилу, нашел лопату, вырубил себе дубок и выстругал палку. Дубок рос на обочине у просеки, у глубокой колеи его бы сломало, смяло гусеницами и хвостами. А так память мне о «Чонкине», Миловицах и Божьем Даре.
23 июля 1993 г. Пятница. Молитва, зарядка, душ, завтрак
Звонки из Москвы — осада продолжается. Перепуганные кассирши печатают свои отчеты у Глаголина.
Районный прокурор: «Это не в моей компетенции». Шацкая комиссарит в театре — проводила Сашу до 307-й, но пачки вынести не дала, «Золотухин скажет, что его обокрали». Смехов в «МК» заявляет, что творчества на «Таганке» нет, есть кастрюли, в которые друг другу плюют. Веня! Есть спектакли и история театра!! Ладно-ладно...
Все мысли, эмоции, желудочные переживания связаны со словом «Губенко». Что же будет дальше?
25 июля 1993 г. Воскресенье. Молитва, зарядка, душ
Всю ночь опять дрелью выпиливал замки, в новое здание пробиваясь, там и сям случалась драка, чудилась мне живая цепь — «возьмемся за руки, друзья!» — перед входом в театр из зрителей и артистов, не пускающих Губенко. Черт-те что!
И опять, и опять я склоняюсь к решению, что 27 августа надо не затевать свару, а порепетировать «Живаго» на старой сцене, распеться, восстановить танцы. Весь штурм по вышибанию начать, когда театр официально вернется из отпуска. И рад бы не думать об этом, но не получается — держусь еще за счет своих старых, но спасительных призывов: молитва, терпение, форма. Форма, чтобы хорошо играть «Живаго» и «Павла I». Для того, чтобы заработать в достаточном количестве немецкие марки, издать книжку, поменять машину и отвезти достаточное количество тысяч на храм. Форма для того, чтобы продвигался «21-й км», он же «Покаяние».
Устал я еще вчера от того, что долго длился день, что не оправдались моя ожидания и мои надежды на тронную речь Килина, что снято это для меня невыгодно и преступно для русской картины о войне. Это событие превращено черт знает во что! Актер придумывает краску, что он засыпает за столом, перед народом, и режиссер радуется этой находке. Что же нам скажут русские люди? «Над чем смеетесь?» Нет, над собой можно и нужно смеяться, но не до такого же маразма.
Прогулка на два половиной часа в Нунбург на велосипеде за 18 крон. А если честно — Бог послал мне «Чонкина». Какое резкое переключение скорости в крови, в моче, во всем! И такая работа — легкая и хорошо оплачиваемая. 2 миллиона рублей!! За что?!
Эпизод из спектакля «Холостяки» с Менцелем — просто гениально по технике! Откуда такая пластика, такая трюковая спортивно-салютная подготовка, вот это школа! Мне с опереточной подготовкой делать там нечего, это цирковая силовая школа. Блеск! И кино хорошее! Простое, хорошее кино, которое снял он, когда ему было 27 лет. Да, это их звезда.
Володю я вспоминаю в связи с оценивающим мой внешний вид действующим лицом № 1 из повести «21 км» — «Покаяние». Володя говорил, что мне хватит прикидываться колхозником, пора следить за собой и своей одеждой: — Ты уже давно не тот, что был, каким приехал и на чем выехал. Ты известный артист, тебя узнают, на тебя смотрят. «Что, пропивает все и у него не на что купить себе приличный костюм? Или до такой степени жадный?» Не смешно это уж все... не потешно.
27 июля 1993 г. Вторник. Молитва, зарядка, душ, кофе
«Реформа» — такое слово было в немецких известиях о наших событиях. И опять Хасбулатов с коротким заявлением. Во неймется! В самом деле, ведь какие-то меры с этими бумажками надо принимать. Я понимаю, что население отчасти пострадает. От какой реформы денежной не страдало население, и кто когда об этом населении думал, и надо ли думать о нем, об этом населении самом, которое так плохо работает и не верит ни в Бога, ни в Ельцина?
17 августа 1993 г. Вторник
Всю ночь плакал о Денисе, оставив его за решеткой ворот Лавры, одинокого — Господи, прости! — одинокого в своей кровати на сетке, в келье на 20 человек. Он снова «в армии».
Пишу — плачу...
И вторая тема плача — Герострат Николаевич Губенко. То, что я увидел вчера в театре, врагу не пожелаешь. Это же надо так расправиться с Любимовым, с историей театра.
Я долго боялся идти. Не хотелось видеть, встречаться с бывшими коллегами. А потом думаю — да чего я боюсь, чего я испугался? Подъехал к бывшему подъезду, с волнением неуемным подхожу к стеклянным дверям. В дверях мальчик, за ним Шацкая, машет руками:
— Не пускать!
Я также жестом подзываю ее к себе.
— Мне в 307-ю, там мои вещи...
— Все опечатано, и твой шкаф тоже. Надо спросить Токарева.
Уходит. Долго никого нет. Идет дождь. Бежит Габец, с видом «как можно не пускать Золотухина?».
— Спасибо, Лена.
— Посиди здесь, Валера.
Сажусь.
Сайко:
— Привет!
— Привет.
Втроем они, Щацкая, Лена Габец и Лена-уборщица, сопровождают меня к моей гримерной. Габец дает мне ключ.
Шацкая:
— Открой сама!
— Зачем? Это его гримерная.
Открываю. Они садятся, две Лены, к столу писать акт — чтоя возьму. Достаю афишки с просьбой помочь храму. Шацкая внимательно прочитывает всю листовку.
— Сколько здесь штук? Посчитай...
— Нина, что за глупости — весь тираж.
Все пишут «понятые», и я расписываюсь в получении. Делаю все молча, наблюдаю. Жду, когда Шацкая спросит, как Денис. Ничего подобного. Какие-то глупые реплики, но очень деловые. Паноптикум. Закрываю сам дверь. Отдаю ключ. Благодарю. Ухожу. Внизу опять Сайко, Шацкая — охраняют от меня театр. У них сегодня праздник — у Губенко день рождения. В журнале «Столица» статья Горелова — гнуснее не придумаешь. В той же «Столице» год назад подобная, только очень талантливая статья Минкина о Губенко. Такая вот история. И ни слова о Денисе. Во что может превратиться мама! Бабка — лучший, единственно близкий и нужный Денису человек. Вот о чем еще я плакал.
Я оставил его за огромной решеткой ворот. Уходя, я два-три раза оглянулся — Денис махал мне рукой.
20 августа 1993 г. Пятница, молитва, зарядка
«Денис!
Я вижу, что творится с тобой, в душе твоей; я вижу и чувствую твой страх и твою растерянность после всего того, что осталось позади, и тебе объявили, что ты принят. Втайне ты еще надеялся, что тебя отринут и ты опять будешь предоставлен самому себе, своим вольным занятиям и в общем-то праздной жизни. Но Богу было угодно призвать все-таки тебя и к себе приблизить, и ты понял, что это уже серьезно и с каждом часом пространство, отделяющее тебя от нас, сужается.
Выбор сделан, и дальше — жизнь, скудная утехами и развлечениями. И ты снова загрустил, как тогда, когда ты сидел на средней лавочке и ел мороженое у пруда с лебедями, и в отчаянии и смятении душевном пошел звонить бабушке, единственно близкой тебе душе и верно любящей тебя всякого. Так вот. Не грусти. Все пути, которыми ты шел до сих пор, на которых топтался невнятно и безответственно, эти пути так или иначе были тебе навязаны и подсказаны кем-то, обстоятельствами ли, людьми ли, семейными условиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179