— Дорогой старина Петри! Я не устаю Бога благодарить, что он послал мне такого друга! Но вы же знаете, что из вас такой же актер, как из меня кормилица. Ежели бы вы начали изображать скорбь по утраченному другу, вам бы здесь, на пароходе, не поверила ни одна крыса. Единственное, что могло спасти наше дохлое предприятие, это моя изобретательность и ваша самая искренняя скорбь. Понимаете?! Искренняя!
Должно быть, лицо мое выражало такую сложную гамму чувств от гнева, грусти до полного счастья, что Смит, не переводя дыхания, продолжал объяснять, не давая мне слова вставить.
— Вот почему я выбрал своим доверенным лицом Стейси. Он мрачноват, сдержан, а главное, держится от пароходной публики на некотором расстоянии. А знаете, Петри, черт бы вас побрал! — я ведь раскусил нашего «епископа» в первую же ночь. Когда его тщательно разработанный трюк с радиограммой провалился и когда иллюминаторы начали задраивать. Помните, как он, скинув монашеское одеяние, заглядывал к вам в каюту, а вы изо всех сил притворялись спящим?! Но я тогда дал ему возможность уйти только потому, что хотел взять его с поличным.
— Интересно, откуда он…
— Откуда он взялся и кто такой? Скорее всего — еще одно творение покойного доктора, предназначенное специально для такого рода выездных операций. Человек, без сомнения, культурный. Возможно, в роду у него были бирманские сектанты-душители. А может, и самые прозаические разбойники. По-моему, я ранил его в плечо.
Но все равно он бежал быстрее зайца. Мы обыскали весь пароход, но без малейшего результата. Возможно, он прыгнул за борт, чтобы попытаться достичь берега вплавь…
Мы вышли на палубу, чтобы полюбоваться волшебным зрелищем — ночным Порт-Саидом. Пароход едва двигался по спокойной, как зеркало, воде. Смит взял меня за руку, и мы пошли на бак. Над нами во всем своем волшебном сиянии простирался небесный шатер. Под ним шумел, бурлил, звенел чистоганом расчетливый Ближний Восток.
— Как бы мне хотелось узнать, — прошептал Смит, — кто же на самом деле скрывался под личиной епископа из Дамаска.
Внезапно он замер, схватив меня за руку. В этот момент пароход бросил большой якорь, и сквозь звон цепи мы услышали несколько душераздирающих воплей. Якорь ушел на дно, и крики смолкли. Смит обернулся, и меня поразило горестное выражение его лица, освещенного светом дуговой лампы.
— Все, Петри, — пробормотал он. — Теперь мы никогда не узнаем, кто же это был на самом деле. Судя по всему, его разорвало в клочья. Нашел, идиот, куда спрятаться! В якорную камеру, прости ему, Боже!
Маленькая ручка стиснула мои пальцы. Я обернулся. Рядом стояла Карамани. Я обнял ее за плечи, прижал к себе. И — ругайте меня, стыдите — но все и вся, весь мир вокруг был в ту же секунду мной забыт ради этой девочки.
Все это время Найланд Смит не отрываясь следил за нами с самым серьезным видом, нисколько не обращая внимание на поднявшиеся вокруг грохот и суету. Потом он улыбнулся своей редкой улыбкой и сказал:
— Ну что ж, Петри, наверное, вы правы!
С этими словами он повернулся и пошел к себе на корму.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59