— А вот Анион помнит. Он неразговорчив, но известно, что он затаил в душе обиду. Надо сказать, что в нем достаточно валлийской крови, чтобы считать месть своим священным долгом и отомстить, как только представится случай.
— Ну и что такое с ним теперь? — Хью внимательно вглядывался в лицо друга, предчувствуя, что сейчас последует. — Ты хочешь сказать, что, когда шерифа привезли в аббатство, этот Анион тоже там был?
— Вот именно. И лишь приоткрытая дверь отделяла Аниона от его врага, если только он считал шерифа врагом. Правда, не один он затаил зло на Прескота. Но сегодня вечером произошло еще кое-что, и это говорит не в пользу Аниона. Он не явился на ужин, и с самого обеда его никто не видел. Эдмунд искал его повсюду, но того и след пропал. На конюшне нашли костыль, которым он пользовался скорее по привычке, чем по необходимости. В побеге Аниона есть и моя вина, — честно признался Кадфаэль. — Мы с Эдмундом опрашивали всех в лазарете, не заметили ли они что-нибудь необычное и не заходил ли кто-нибудь к шерифу. Нынче утром на конюшне то же самое я спросил у Аниона, причем беседовал с ним осторожнее, чем с другими. Но все-таки я его спугнул.
— Он испугался и сбежал, но это еще не доказывает его вину, — резонно заметил Хью. — Когда что-нибудь случается, простые люди боятся, что их обвинят в первую очередь. А он точно сбежал? Со сломанной ногой, которая только что зажила? Он уехал верхом на муле или на лошади? Что-нибудь пропало?
— Ничего. Но я хочу рассказать еще кое-что. Брат Рис, который лежит у самой двери в коридор, напротив комнаты шерифа, слышал, как дверь дважды скрипнула. В первый раз, по его словам, кто-то вошел или, по крайней мере, открыл дверь, и этот человек был с палкой. А во второй раз, видимо, к шерифу заходил валлийский парень. Рис не уверен насчет времени, он спал до и после, но оба этих человека приходили, когда на дворе было затишье, так как братья находились в трапезной. Вот так обстоят дела, а теперь Анион еще и сбежал. Даже Эдмунд ни минуты не сомневается, что тот убийца. К утру весь город будет кричать, что преступление совершил он.
— Но ты в этом не вполне уверен, — усмехнулся Хью, проницательно глядя на Кадфаэля.
— Несомненно, на уме у него что-то было, и это что-то он считал виной или не сомневался, что так будут считать другие, иначе он бы не сбежал. Но убийца… Хью, у меня в коробочке для пилюль хранятся шерстинки и золотая нитка из ткани, которую использовали для убийства. Это явные улики, тогда как бегство еще ничего не доказывает. Мы с тобой знаем, что ни в комнате, ни в лазарете, ни вообще в аббатстве нет ткани подобной расцветки. Убийца принес ее с собой. Откуда у Аниона могла взяться такая дорогая вещь? Да он никогда в жизни не держал в руках ничего, кроме домотканой одежды. Это ставит под сомнение его вину, хотя не исключает ее полностью. Вот почему я не особенно на него нажимал. Или мне казалось, что не нажимал! — горестно добавил Кадфаэль.
— Но все-таки завтра на рассвете мне придется послать своих людей, чтобы они обыскали все дороги на Уэльс. Наверняка он отправился туда. Лишь перейдя границу, он почувствует себя в безопасности. Если удастся его схватить, мы вытянем из него все. Хромой человек далеко не уйдет.
— Хью, не забывай про ткань. Эти нитки не лгут, в отличие от людей, виновны они или нет. Орудие убийства — вот что нам нужно найти.
На рассвете дозорные отряды Хью Берингара стали прочесывать леса, следуя по дорогам на Уэльс. Но с наступлением сумерек они вернулись с пустыми руками. Хромал Анион или нет, ему удалось бесследно исчезнуть за каких-нибудь полдня.
Новость уже облетела весь город, и в каждой лавке, в каждой пивной ее с жаром обсуждали, причем, по общему мнению, Хью Берингару больше не надо было ломать голову, кто же убийца. Ведь этот угрюмый скотник, имевший зуб на шерифа, заходил к нему в комнату. Что может быть проще?
В тот день Жильбера Прескота погребли в церкви аббатства под надгробием, которое он себе приготовил. Половина знати со всего графства собралась, чтобы отдать шерифу последний долг. Тут был Хью Берингар с офицерами, провост Джеффри Корвизер со своим сыном Филипом и невесткой Эммой и все наиболее влиятельные купцы из городской гильдии. Вдова шерифа в глубоком трауре держала за руку маленького сына, который испуганно озирался. Торжественная церемония, музыка, высокие своды церкви, свечи и факелы зачаровали ребенка, и во время службы он вел себя безукоризненно.
Каких бы врагов ни нажил Жильбер Прескот, он был справедливым шерифом, и в графстве ему верили. Все купцы знали, что им повезло с шерифом, благодаря которому они жили в относительной безопасности.
Таким образом, после смерти Жильбеpу Прескоту было отдано должное, и от жителей графства он удостоился весомого и заслуженного заступничества перед Богом.
— Пока что ничего, — сказал Кадфаэлю Хью, ожидавший, покуда братья выйдут из церкви после вечерни. — Твой Анион словно испарился. Я расставил стражу вдоль границы на случай, если он где-нибудь залег и ждет, когда закончится охота, но думаю, что он уже за границей. Уж и не знаю, радоваться этому или нет. В моем собственном маноре живут валлийцы, Кадфаэль, и я их понимаю. Я знаю закон, который оправдывает их, тогда как наш осуждает. Всю жизнь я прожил в пограничной полосе и разрывался пополам.
— Ты должен поступать по закону, — сочувственно произнес Кадфаэль. — У тебя нет выбора.
— Какой уж тут выбор. Жильбер являлся моим начальником, и я соблюдал лояльность по отношению к нему. У нас было мало общего, и, пожалуй, не особенно он мне и нравился. Но мы с уважением относились друг к другу. Сегодня вечером его вдова возвращается в крепость, я провожу ее туда. Ее падчерица уже отбыла вместе с сестрой Магдалиной и дочерью торговца тканями к Броду Годрика. Мальчик будет скучать по сестре, — сочувственно добавил Хью.
— И тот, другой, тоже, — сказал Кадфаэль, — когда узнает, что она уехала. А новости о побеге Аниона не заставили ее изменить решение?
— Нет, она непоколебима и знать его не хочет. Можешь меня ругать, — ухмыльнулся Хью, — но я постарался довести до сведения Элиса, что она собирается постричься в монахини. Пусть немножко помучается. Я позволил ему и его двоюродному брату ходить по крепости, так как они поклялись, что не сбегут.
— Ни минуты не сомневаюсь, что твоя стража у ворот и на крепостных стенах зорко следит, чтобы эти двое не сбежали.
— Мне было бы стыдно перед своими подчиненными, если бы я этого не сделал, — искренне сознался Хью.
— А им известно, что незаконнорожденный валлийский скотник, служащий в аббатстве, отбросил костыль и убежал?
— Да, известно. И знаешь, что они говорят? Кадфаэль, они в один голос заявляют, что такой робкий человек, у которого в Англии нет ни кола, ни двора, да еще и валлиец в придачу, непременно должен был сбежать от страха, что его тут же обвинят в преступлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52