Хью Берингар прибыл на следующий день, в мрачном молчании выслушал рассказ Элиуда, который терпеливо повторил его еще раз (он уже поведал свою историю старому священнику, который приехал к сестрам, чтобы отслужить мессу) Кадфаэль заметил, что, хотя душа Элиуда уже приготовилась покинуть этот мир, тело его понемногу стало исцеляться. Раны были чистые, а молодой здоровый организм боролся за жизнь.
— Ну что же, я слушаю, — устало произнес Хью, шагая рядом с Кадфаэлем по берегу ручья. — Говори, что собирался.
Никогда еще Кадфаэль не видел его таким угрюмым.
— Он добровольно сделал полное признание, когда почувствовал, что может умереть, — начал монах. — Тогда еще никто его ни в чем не обвинял. Он отчаянно спешил, желая оправдать всех, кто был под подозрением, а не одного только Элиса. Ты знаешь меня, а я знаю тебя. Я действительно собирался ему сказать, что знаю, кто убийца. Клянусь тебе, он просто опередил меня. Он хотел исповеди, искупления, отпущения грехов. А больше всего он хотел отвести подозрение от Элиса и всех остальных.
— Я нисколько не сомневаюсь в твоих словах, — заверил Хью. — Да, он признался. Но достаточно ли этого? Это не убийство в пылу ссоры, перед ним лежал израненный и больной старик, спавший в своей постели.
— И все же это убийство не было предумышленным. Элиуд пришел за плащом Эйнона аб Ителя. Я уверен, что это правда. И если ты полагаешь, что он совершил убийство хладнокровно, то глубоко заблуждаешься! Юноша обезумел от безнадежной любви. И лишь тонкая ниточка жизни, которую он берег, повинуясь долгу, отделяла его от столь необходимой отсрочки. Да простит ему Бог, он надеялся, что Жильбер умрет! Он в этом честно сознался. Случай показал ему, что эта ниточка так тонка, что порвется, стоит только дунуть на нее. И не успев подумать, он дунул! Он говорит, что с той минуты постоянно раскаивается в содеянном, и я ему верю. А разве ты, Хью, повинуясь порыву, никогда не совершал ничего такого, в чем бы тебе приходилось раскаиваться впоследствии?
— Но я не совершал ничего подобного убийству больного старика, — безжалостно заявил Хью.
— Да, конечно! — сказал Кадфаэль, глубоко вздохнув, — Прости меня, Хью! Я валлиец, а ты англичанин. У нас в Уэльсе есть градации преступлений. Самым страшным преступлением у нас является кража без смягчающих обстоятельств. Но есть кража, когда что-то отняли силой, кража по неведению, кража, когда что-то взяли без разрешения, кража, совершенная, чтобы спасти собственную жизнь, если, скажем, нищий голодал три дня. За это в Уэльсе не вешают. Так же есть градации, когда дело касается убийства, и даже за такое тяжкое преступление иногда можно заплатить меньшую цену, чем смерть через повешение.
— Я бы тоже мог руководствоваться таким принципом, — задумчиво произнес Хью, глядя на безмятежно текущий ручей. — Но речь идет о моем командире, место которого я теперь занял, поскольку король в плену. Жильбер не являлся моим близким другом, но он всегда был ко мне справедлив и выслушивал меня, если я не соглашался с его подчас слишком суровыми решениями. Он был честным человеком и выполнял долг перед графством, как умел. Его смерть обязывает меня действовать.
Кадфаэль молча выслушал Хью. Он уважал его точку зрения. Теперь он был далек от всего этого, но когда-то его тоже связывала клятва на верность, и он понимал своего друга.
— Боже меня упаси, — сказал Хью, — чтобы я отправил на тот свет человека, который не безнадежно порочен. А Элиуд — вовсе не такое чудовище. Одна роковая ошибка, один низкий поступок — и человек, которому едва минуло… Сколько ему лет? Двадцать один? К тому же его прижало, а с кем из нас такого не бывает? И все-таки его будут судить, и я сделаю то, что должен, — твердо сказал Хью. — Но как бы я хотел, чтобы мне не пришлось этим заниматься!
Глава пятнадцатая.
Перед тем, как уехать в тот вечер, Хью объявил свою волю.
— Овейну, возможно, скоро будет нелегко, если Ранульф снова выступит, и тогда принцу понадобятся его люди. Я послал в Шрусбери сообщить, что все, кто теперь чист перед законом, могут послезавтра уехать. У меня в Шрусбери шесть славных воинов Овейна. Они свободны, и я обеспечу их всем необходимым на дорогу. Послезавтра, с рассветом, они заедут за Элисом ап Синаном и заберут его с собой в Трегейриог.
— Это невозможно, — решительно возразил Кадфаэль. — Он не может ехать верхом. У него вывихнуто колено и сломано ребро, к тому же рана на руке. Правда, он быстро поправляется. Он не сможет ездить верхом еще недели три-четыре, а сражаться и подавно.
— Ему и не придется, — кратко ответил Хью. — Ты забыл, что у нас есть лошади, которых мы одолжили у Тудура ап Риса. Они уже отдохнули и теперь готовы к работе. Элиса вполне можно уложить на носилки, ведь Жильбера перевезли таким образом, причем в куда худшем состоянии. Я хочу, чтобы все валлийцы из Гуинедда уехали отсюда, прежде чем я выступлю против людей из Повиса. Давай покончим с одной неприятностью, покуда на нас не свалилась другая.
Итак, все было решено. Кадфаэль ожидал, что Элис будет возражать против такого приказа из-за себя и из-за Элиуда, но, горестно вздохнув, юноша задумался. Затем, ничего не говоря о своем отъезде, он принялся расспрашивать Кадфаэля, нет ли какой-нибудь возможности для Элиуда избежать суда и смертного приговора. Как ни трудно было Элису смириться с этим, в конце концов он понял, что надежды нет. Странное спокойствие овладело влюбленными, они переглядывались с таким видом, словно слова им были не нужны, и они обменивались фразами на каком-то им одним понятном языке. Впрочем, возможно, этот язык понимала и сестра Магдалина. Она была какая-то задумчивая и молчаливая и время от времени пристально посматривала на юную пару.
— Значит, послезавтра рано утром меня заберут, — сказал Элис. Они обменялись с Мелисент быстрыми взглядами. — Ну что же, я по всей форме попрошу руки Мелисент и сделаю это открыто и честно. К тому же мне нужно кое-что уладить в Трегейриоге, перед тем как я освобожусь. — Он ни слова не сказал о Кристине, но мысль о ней угнетала их обоих. Кристина одержала победу в своей битве, но победа ее превратилась в пепел. — Я очень крепко сплю, — печально улыбнулся Элис, — так что, если они явятся слишком рано, меня можно закатать в одеяла и вынести, а я себе буду храпеть. — Но закончил он серьезным тоном: — Спроси у Хью Берингара, нельзя ли перенести мою кровать в келью к Элиуду, чтобы я провел там две последние ночи. Я прошу не так уж много.
— Непременно спрошу, — пообещал Кадфаэль после краткого раздумья.
Интересно, куда клонит Элис? Его слова можно было истолковать по-разному.
Кадфаэль сразу же отправился выполнять просьбу Элиса. Хью уже собирался вскочить на коня и отправиться в путь, и сестра Магдалина вышла во двор проводить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52