Точно известно, что юноша вернулся в аббатство, когда колокол звонил к вечерне. Это, конечно, не служит доказательством его невиновности, однако ставит его причастность под сомнение. Как бы там ни было, юноша — сейчас в аббатстве, в целости и сохранности. — Аббат сумрачно усмехнулся. Он понимал двусмысленность своего утверждения: в крепко запертом карцере Илэйву можно было не опасаться за себя, но это было именно тюремное заключение. — Вы желаете поговорить с ним?
— В вашем присутствии, если возможно, — отвечал Хью. Проницательно взглянув на аббата, он добавил: — Присутствие свидетеля, который вне подозрений, не помешает. Вы не хуже меня разбираетесь в людях, а гораздо лучше.
— Что ж, — заключил аббат. — Сюда мы его не можем пригласить. Пойдемте к нему, пока вся братия в трапезной. Приор Роберт сейчас обхаживает каноника Герберта.
«Роберт и рад прислуживаться, » — с недобрым чувством подумал Кадфаэль. — » Приор не из тех, кто упустит случай угодить лицу, влиятельному при дворе архиепископа. Но на сей раз его склонность к важным персонам оказалась кстати».
— Брат Ансельм просил меня снабдить парня книгами для чтения, — продолжал аббат. — Он прав, мы должны обеспечить заблудшего добрым советом и направить его мысли в нужное русло. Не встанешь ли ты, Кадфаэль, на защиту Учения?
— Я для этого не гожусь, — грубовато ответил Кадфаэль, не желая выдавать своего сочувствия и обеспокоенности. — Боюсь, что ученик окажется впереди учителя. Моя забота — лечить его голову снаружи, а его буйным нравом пусть занимается более опытный наставник.
Илэйв сидел на соломенном матрасе в одной из комнат, которые редко бывали заняты. Кадфаэль перебинтовывал его раны и юноша по необходимости отвечал на краткие вопросы. Выглядел он довольно неважно, весь в синяках и ушибах — грумы каноника Герберта явно перестарались. Однако уныния не испытывал.
Поначалу старался держаться сдержанно, считая, что все представители власти — и церковные, и светские — относятся к нему с предубеждением и постараются придраться к каждому слову. Настроение это не вязалось с его обычной открытостью и дружелюбием, и Кадфаэлю было досадно, что оно овладело юношей, пусть даже на краткое время. Но убедившись, что посетители не испытывают к нему вражды, юноша оставил свой холодный тон, голос его потеплел и выражение лица перестало быть настороженным.
— Я дал вам слово не покидать аббатства, — решительно начал Илэйв, — пока меня не оправдают. И я не собирался нарушать его. Но вы мне сказали, милорд, что я могу уходить и приходить, если возникнет надобность. Так я и поступил, не замышляя ничего дурного. Я постарался догнать девушку, потому что знал: она огорчена из-за меня. Вы сами это видели, отец аббат. И я догнал ее у моста. Там я сказал ей, чтобы она не беспокоилась из-за того, что выступала как свидетельница, ведь она не причинила мне зла. Я убедил ее, что нельзя сожалеть о сказанных ею словах правды, к каким бы последствиям это ни привело. И еще, — с грустью признался Илэйв, — я поблагодарил ее за то, что она добра ко мне. Да, все так, и я этому рад.
— Когда вы расстались? — спросил Хью.
— Мы говорили совсем недолго, и я тут же собрался вернуться в аббатство. Но тут из ворот высыпали мужланы с дубьем и стали бегать по дороге и предместью. Я понял: это за мной выслали погоню. Тут же я свернул в рощу, чтобы переждать переполох. Я не желал, чтобы меня волокли в аббатство силой, — с возмущением заявил Илэйв. — Я намеревался войти сюда сам, по доброй воле. Но они оставили верзилу-грума на страже у ворот, он наверняка бы меня схватил. Тогда я решил, что дождусь вечерни и войду в храм вместе с прихожанами.
— Но ты не сидел где-то поблизости все это время, — заметил Хью. — Они, насколько мне известно, обрыскали рощу на полмили вглубь вдоль всей дороги. Где же ты прятался?
— Я отступил в глубь рощи, обогнул Гайю по течению реки и там надежно укрылся, дожидаясь вечера.
— И ты никого не видел, пока прятался? Никто тебя не заметил и не заговорил с тобой?
— Затем я и прятался, чтобы меня никто не нашел, — веско возразил Илэйв. — Я опасался каждого шороха. Нет, к счастью, никто на меня не наткнулся. Но зачем бы мне возвращаться, скажите, если бы я хотел бежать? Я был на полпути от границы. Что мешало мне тогда нарушить слово?
— Да, ты остался верен слову, — подтвердил аббат Радульфус. — И знай, что я не причастен к этой постыдной ловле, я бы никогда ее не одобрил. Все это от излишнего рвения, которое только вносит путаницу. Я сожалею, что ты оказался жертвой насилия, но теперь все убеждены: ты не имел намерения убегать. Слово твое крепко, ты это доказал.
Илэйв, сведя брови, почти закрытые бинтами, с недоумением переводил взгляд с одного посетителя на другого.
— Тогда к чему все эти расспросы? Не все ли равно, где я был, если уже вернулся? — Юноша пристально поглядел на Хью, который являлся полномочным представителем закона и не мог быть причастным к делам, связанным с обвинением в ереси. — Наверное, что-нибудь случилось? Я тут сижу и ничего не знаю. Что произошло?
Все смотрели на юношу испытующе и молчали. Действительно ли он ничего не знает или искусно притворяется, этот самый юноша, такой открытый с виду, которому аббат столь безоговорочно поверил на слово? К какому бы выводу они ни пришли, о нем следовало молчать. Хью заговорил осторожно:
— Во-первых, мы должны сообщить тебе, что рассказали нам Фортуната и ее семья. Ты расстался с девушкой у моста, это она подтверждает, затем она отправилась домой. Дома она застала и в присутствии всей семьи осыпала упреками Олдвина за то, что он выступил против тебя обвинителем. Выяснилось следующее: старый конторщик боялся, что ты намереваешься занять его место, и потому постарался от тебя избавиться.
— Но у меня и в мыслях такого не было, — с изумлением произнес Илэйв. — Я при первой же встрече сказал об этом хозяйке. И госпожа Маргарет, в свою очередь, сказала мне, что они не могут прогнать Олдвина. Так что ему нечего было бояться.
— Но он-то этого не знал! Впервые для него все прояснилось после упреков Фортунаты. И когда он это услышал, то решил — так утверждают все четверо, в том числе и их пастух, — догнать тебя и попросить прощения (он знал от Фортунаты, что только что вы расстались с ней у моста). Или даже отправиться вместе с тобой в аббатство, признать свой злой умысел и тем самым облегчить по возможности твою участь.
Илэйв с недоумением покачал головой:
— Я его не видел. Прежде чем идти к реке, я минут пять или десять наблюдал за дорогой. Я бы заметил его, если бы он появился. Наверное, он испугался, когда увидел, как они рыщут по всему предместью, и не отважился каяться. — Сказано это было без язвительности и даже с усмешкой сожаления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— В вашем присутствии, если возможно, — отвечал Хью. Проницательно взглянув на аббата, он добавил: — Присутствие свидетеля, который вне подозрений, не помешает. Вы не хуже меня разбираетесь в людях, а гораздо лучше.
— Что ж, — заключил аббат. — Сюда мы его не можем пригласить. Пойдемте к нему, пока вся братия в трапезной. Приор Роберт сейчас обхаживает каноника Герберта.
«Роберт и рад прислуживаться, » — с недобрым чувством подумал Кадфаэль. — » Приор не из тех, кто упустит случай угодить лицу, влиятельному при дворе архиепископа. Но на сей раз его склонность к важным персонам оказалась кстати».
— Брат Ансельм просил меня снабдить парня книгами для чтения, — продолжал аббат. — Он прав, мы должны обеспечить заблудшего добрым советом и направить его мысли в нужное русло. Не встанешь ли ты, Кадфаэль, на защиту Учения?
— Я для этого не гожусь, — грубовато ответил Кадфаэль, не желая выдавать своего сочувствия и обеспокоенности. — Боюсь, что ученик окажется впереди учителя. Моя забота — лечить его голову снаружи, а его буйным нравом пусть занимается более опытный наставник.
Илэйв сидел на соломенном матрасе в одной из комнат, которые редко бывали заняты. Кадфаэль перебинтовывал его раны и юноша по необходимости отвечал на краткие вопросы. Выглядел он довольно неважно, весь в синяках и ушибах — грумы каноника Герберта явно перестарались. Однако уныния не испытывал.
Поначалу старался держаться сдержанно, считая, что все представители власти — и церковные, и светские — относятся к нему с предубеждением и постараются придраться к каждому слову. Настроение это не вязалось с его обычной открытостью и дружелюбием, и Кадфаэлю было досадно, что оно овладело юношей, пусть даже на краткое время. Но убедившись, что посетители не испытывают к нему вражды, юноша оставил свой холодный тон, голос его потеплел и выражение лица перестало быть настороженным.
— Я дал вам слово не покидать аббатства, — решительно начал Илэйв, — пока меня не оправдают. И я не собирался нарушать его. Но вы мне сказали, милорд, что я могу уходить и приходить, если возникнет надобность. Так я и поступил, не замышляя ничего дурного. Я постарался догнать девушку, потому что знал: она огорчена из-за меня. Вы сами это видели, отец аббат. И я догнал ее у моста. Там я сказал ей, чтобы она не беспокоилась из-за того, что выступала как свидетельница, ведь она не причинила мне зла. Я убедил ее, что нельзя сожалеть о сказанных ею словах правды, к каким бы последствиям это ни привело. И еще, — с грустью признался Илэйв, — я поблагодарил ее за то, что она добра ко мне. Да, все так, и я этому рад.
— Когда вы расстались? — спросил Хью.
— Мы говорили совсем недолго, и я тут же собрался вернуться в аббатство. Но тут из ворот высыпали мужланы с дубьем и стали бегать по дороге и предместью. Я понял: это за мной выслали погоню. Тут же я свернул в рощу, чтобы переждать переполох. Я не желал, чтобы меня волокли в аббатство силой, — с возмущением заявил Илэйв. — Я намеревался войти сюда сам, по доброй воле. Но они оставили верзилу-грума на страже у ворот, он наверняка бы меня схватил. Тогда я решил, что дождусь вечерни и войду в храм вместе с прихожанами.
— Но ты не сидел где-то поблизости все это время, — заметил Хью. — Они, насколько мне известно, обрыскали рощу на полмили вглубь вдоль всей дороги. Где же ты прятался?
— Я отступил в глубь рощи, обогнул Гайю по течению реки и там надежно укрылся, дожидаясь вечера.
— И ты никого не видел, пока прятался? Никто тебя не заметил и не заговорил с тобой?
— Затем я и прятался, чтобы меня никто не нашел, — веско возразил Илэйв. — Я опасался каждого шороха. Нет, к счастью, никто на меня не наткнулся. Но зачем бы мне возвращаться, скажите, если бы я хотел бежать? Я был на полпути от границы. Что мешало мне тогда нарушить слово?
— Да, ты остался верен слову, — подтвердил аббат Радульфус. — И знай, что я не причастен к этой постыдной ловле, я бы никогда ее не одобрил. Все это от излишнего рвения, которое только вносит путаницу. Я сожалею, что ты оказался жертвой насилия, но теперь все убеждены: ты не имел намерения убегать. Слово твое крепко, ты это доказал.
Илэйв, сведя брови, почти закрытые бинтами, с недоумением переводил взгляд с одного посетителя на другого.
— Тогда к чему все эти расспросы? Не все ли равно, где я был, если уже вернулся? — Юноша пристально поглядел на Хью, который являлся полномочным представителем закона и не мог быть причастным к делам, связанным с обвинением в ереси. — Наверное, что-нибудь случилось? Я тут сижу и ничего не знаю. Что произошло?
Все смотрели на юношу испытующе и молчали. Действительно ли он ничего не знает или искусно притворяется, этот самый юноша, такой открытый с виду, которому аббат столь безоговорочно поверил на слово? К какому бы выводу они ни пришли, о нем следовало молчать. Хью заговорил осторожно:
— Во-первых, мы должны сообщить тебе, что рассказали нам Фортуната и ее семья. Ты расстался с девушкой у моста, это она подтверждает, затем она отправилась домой. Дома она застала и в присутствии всей семьи осыпала упреками Олдвина за то, что он выступил против тебя обвинителем. Выяснилось следующее: старый конторщик боялся, что ты намереваешься занять его место, и потому постарался от тебя избавиться.
— Но у меня и в мыслях такого не было, — с изумлением произнес Илэйв. — Я при первой же встрече сказал об этом хозяйке. И госпожа Маргарет, в свою очередь, сказала мне, что они не могут прогнать Олдвина. Так что ему нечего было бояться.
— Но он-то этого не знал! Впервые для него все прояснилось после упреков Фортунаты. И когда он это услышал, то решил — так утверждают все четверо, в том числе и их пастух, — догнать тебя и попросить прощения (он знал от Фортунаты, что только что вы расстались с ней у моста). Или даже отправиться вместе с тобой в аббатство, признать свой злой умысел и тем самым облегчить по возможности твою участь.
Илэйв с недоумением покачал головой:
— Я его не видел. Прежде чем идти к реке, я минут пять или десять наблюдал за дорогой. Я бы заметил его, если бы он появился. Наверное, он испугался, когда увидел, как они рыщут по всему предместью, и не отважился каяться. — Сказано это было без язвительности и даже с усмешкой сожаления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63