При чем тут расчет? С соперниками бывает и похуже… И все, однако, с рук сходит. А вот Олдвина убили… Нет, это не Конан, я уверен!
Жерар устремил взор на отца Элию — сухонького, с редкой седой растительностью вокруг тонзуры, который сидел, зорко поглядывая вокруг и вбирая в себя каждое слово.
— Мне давно ясно, — проговорил старенький пастырь, — что человек способен на любое злодеяние. Как и на любой добрый поступок, впрочем. А жизнь — она так хрупка, ее трудно поддерживать, но ничего не стоит разрушить. Достаточно одного дуновения! Вспышка гнева, лишний стакан вина или просто лошадь взбрыкнет: одно мгновение — и все кончено…
— Конану не следует скрывать, где он провел эти несколько часов, — сдержанно напомнил Джеван. — Возможно, кто-то встретил его, когда он направлялся на пастбище. Пусть назовет имена свидетелей, которые подтвердили бы его непричастность. Если на сей раз он не ограничится полуправдой, все завершится благополучно.
Напоследок осталось поговорить об Илэйве. Оскорбленный и раздосадованный, он внезапно встретил своего врага в роще, с глазу на глаз. Юноша был слишком раздражен, чтобы выслушивать его оправдания. Так судачили о нем в Шрусбери: развязка, по общему мнению, и не могла быть иной. Он еретик — он же и убийца. Весь день до вечера он разгуливал на свободе, а беднягу Олдвина уже никто не видел живым, с тех пор как тот вышел за городские ворота. До вечерни, когда Илэйва наконец взяли под стражу, оставалось два с половиной часа: достаточно времени, чтобы расправиться с врагом. Возражение, что Олдвина убили в спину, легко отметалось в сторону. Олдвин шел в аббатство, намереваясь покаяться. Вдруг из рощи с перекошенным от ярости лицом выскочил еретик. Олдвин испугался и бросился бежать, но преследователь догнал его и воткнул нож. в спину. Говорят, что в узле с пожитками, которые он оставил в странноприимном доме, нашли большой нож. Однако это ничего не доказывает: убийца мог взять с собой другой нож, который потом швырнул в реку. Вот почему нож так и не обнаружили…
— Отец, — вдруг сказала Фортуната, вставая из-за стола. — Открой, пожалуйста, сейчас мою шкатулку. Мне хочется узнать, каким состоянием я обладаю. А потом мы вернемся к Илэйву…
Маргарет достала из конторского шкафа шкатулку и поставила перед мужем на стол, предварительно протерев его. Жерар с изумлением приподнял кустистые броня и взял в руки шкатулку, не скрывая восторга.
— Шкатулка и сама по себе хороша! Ты могла бы за нее выручить пару лишних монет, если б имела в том нужду.
Жерар вставил в замок позолоченный ключик. Ключ повернулся легко и беззвучно. Жерар приподнял крышку: под ней была аккуратно вырезанная полоса войлока, которая прикрывала содержимое. Под нею лежали плотно прижатые друг к другу шесть войлочных мешочков. Жерар улыбнулся Фортунате, склонившейся над шкатулкой так, что лицо девушки оставалось в тени.
— Это все тебе! Открой один, — предложил он.
Фортуната вытащила один из мешочков, и серебро мягко зазвенело под ее пальцами. Шнурка не было: верх мешочка был просто загнут. Девушка вытряхнула содержимое на стол. И из мешочка полился поток серебряных пенсов… Столько денег сразу она и не видывала! И все же, как ни странно, Фортуната испытывала разочарование… Шкатулка была необыкновенной красоты — настоящее произведение искусства, а монетки, хоть и имели ценность, были столь обыденны! Заурядное средство торгового оборота. И все же они ей пригодятся: в случае опасности она обязательно их использует.
— Взгляни, малышка! — сказал Жерар, лучась от восторга. — Королевская монета, их тут около сотни… Ай да дядюшка Уильям! В каждом мешочке, думаю, около ста пенсов. Если хочешь, давай посчитаем.
На миг задумавшись, Фортуната кивнула. Взяв со стола горстку серебряных кружочков, она, пересчитывая, стала класть их обратно в мешочек. Набралось девяносто три монетки. Закрыв мешочек девушка положила его назад, в угол шкатулки. Жерар тем временем пересчитывал деньги из следующего мешочка.
Отец Элия слегка отстранился от стола и отвел глаза от нежданно явленного богатства со смешанным чувством алчбы и неприятия: за всю жизнь ему не доводилось держать в руках более десяти серебряных пенсов.
— Пойду-ка спрошу об Олдвине в церкви Святого Юлиана, — сказал он бесцветным голосом и тихо шагнул за порог. Только Маргарет заметила, что он уходит, и любезно проводила его на улицу.
Всего в шкатулке было пятьсот семьдесят серебряных пенсов, разложенных по шести войлочным мешочкам. Фортуната втиснула кошельки обратно в шкатулку и закрыла крышку.
— Запри ее и спрячь для меня, — попросила девушка. — Ведь это мои деньги, верно? Я могу их использовать как хочу.
Домашние обернулись к ней, и во взглядах их читались любовь и благосклонность, словно перед ними была все та же маленькая девочка, какой они привыкли ее видеть.
— Я хочу, чтобы вы все знали: как только Илэйв вернулся, я поняла, что люблю его. Это случилось еще до того, как он попал в беду. Я и раньше по-детски любила его, но сейчас я уже взрослая — и полюбила его совсем иначе. Деньги, что он принес, предназначены мне в приданое, но я не хочу другого мужа, кроме Илэйва. Если тому быть не суждено, по крайней мере, я использую эти деньги, чтобы выручить его из беды. Можно устроить побег, подкупить стражников… Я во что бы то ни стало попытаюсь его спасти!
— Девочка моя, — нежно и одновременно с твердостью ответил Жерар. — Не сама ли ты говорила мне, что предлагала ему бежать, пользуясь случаем? И однако, он отказался. И опять откажется: ты его не принудишь. И на мой взгляд, будет прав. Во-первых, он дал слово. Но главное, он считает себя правым и не хочет, чтобы его побег истолковали как признание вины. Ведь только виновный боится суда.
— Да, — согласилась Фортуната. — Он уверен, что и Церковь, и государство будут судить его по справедливости. Но я в этом сомневаюсь. И уж лучше я выкуплю его жизнь против его воли, чем буду смотреть, как ее отнимают.
— Как заставить бежать человека, который сам того не хочет? Ведь он уже отказал тебе однажды, — вслед за Жераром напомнил девушке Джеван.
— Это было до того, как убили Олдвина, — настаивала Фортуната. — Тогда его обвиняли только в ереси. А теперь на него еще пало обвинение в убийстве. Я убеждена, что это не он убил: он не может никого убить. Но они схватили и заперли его — раненого, беспомощного. Теперь его жизнь в опасности.
— На жизнь его пока еще никто не покушается, — грубовато заметил Жерар и, обняв девушку, прижал ее к своему толстому боку. — Хью Берингар — парень не промах, его на кривой не объедешь. Если Илэйв не виноват, он скоро выйдет из передряги целым и невредимым. Погоди! Наберись терпения — и мы скоро узнаем, что выявит следствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Жерар устремил взор на отца Элию — сухонького, с редкой седой растительностью вокруг тонзуры, который сидел, зорко поглядывая вокруг и вбирая в себя каждое слово.
— Мне давно ясно, — проговорил старенький пастырь, — что человек способен на любое злодеяние. Как и на любой добрый поступок, впрочем. А жизнь — она так хрупка, ее трудно поддерживать, но ничего не стоит разрушить. Достаточно одного дуновения! Вспышка гнева, лишний стакан вина или просто лошадь взбрыкнет: одно мгновение — и все кончено…
— Конану не следует скрывать, где он провел эти несколько часов, — сдержанно напомнил Джеван. — Возможно, кто-то встретил его, когда он направлялся на пастбище. Пусть назовет имена свидетелей, которые подтвердили бы его непричастность. Если на сей раз он не ограничится полуправдой, все завершится благополучно.
Напоследок осталось поговорить об Илэйве. Оскорбленный и раздосадованный, он внезапно встретил своего врага в роще, с глазу на глаз. Юноша был слишком раздражен, чтобы выслушивать его оправдания. Так судачили о нем в Шрусбери: развязка, по общему мнению, и не могла быть иной. Он еретик — он же и убийца. Весь день до вечера он разгуливал на свободе, а беднягу Олдвина уже никто не видел живым, с тех пор как тот вышел за городские ворота. До вечерни, когда Илэйва наконец взяли под стражу, оставалось два с половиной часа: достаточно времени, чтобы расправиться с врагом. Возражение, что Олдвина убили в спину, легко отметалось в сторону. Олдвин шел в аббатство, намереваясь покаяться. Вдруг из рощи с перекошенным от ярости лицом выскочил еретик. Олдвин испугался и бросился бежать, но преследователь догнал его и воткнул нож. в спину. Говорят, что в узле с пожитками, которые он оставил в странноприимном доме, нашли большой нож. Однако это ничего не доказывает: убийца мог взять с собой другой нож, который потом швырнул в реку. Вот почему нож так и не обнаружили…
— Отец, — вдруг сказала Фортуната, вставая из-за стола. — Открой, пожалуйста, сейчас мою шкатулку. Мне хочется узнать, каким состоянием я обладаю. А потом мы вернемся к Илэйву…
Маргарет достала из конторского шкафа шкатулку и поставила перед мужем на стол, предварительно протерев его. Жерар с изумлением приподнял кустистые броня и взял в руки шкатулку, не скрывая восторга.
— Шкатулка и сама по себе хороша! Ты могла бы за нее выручить пару лишних монет, если б имела в том нужду.
Жерар вставил в замок позолоченный ключик. Ключ повернулся легко и беззвучно. Жерар приподнял крышку: под ней была аккуратно вырезанная полоса войлока, которая прикрывала содержимое. Под нею лежали плотно прижатые друг к другу шесть войлочных мешочков. Жерар улыбнулся Фортунате, склонившейся над шкатулкой так, что лицо девушки оставалось в тени.
— Это все тебе! Открой один, — предложил он.
Фортуната вытащила один из мешочков, и серебро мягко зазвенело под ее пальцами. Шнурка не было: верх мешочка был просто загнут. Девушка вытряхнула содержимое на стол. И из мешочка полился поток серебряных пенсов… Столько денег сразу она и не видывала! И все же, как ни странно, Фортуната испытывала разочарование… Шкатулка была необыкновенной красоты — настоящее произведение искусства, а монетки, хоть и имели ценность, были столь обыденны! Заурядное средство торгового оборота. И все же они ей пригодятся: в случае опасности она обязательно их использует.
— Взгляни, малышка! — сказал Жерар, лучась от восторга. — Королевская монета, их тут около сотни… Ай да дядюшка Уильям! В каждом мешочке, думаю, около ста пенсов. Если хочешь, давай посчитаем.
На миг задумавшись, Фортуната кивнула. Взяв со стола горстку серебряных кружочков, она, пересчитывая, стала класть их обратно в мешочек. Набралось девяносто три монетки. Закрыв мешочек девушка положила его назад, в угол шкатулки. Жерар тем временем пересчитывал деньги из следующего мешочка.
Отец Элия слегка отстранился от стола и отвел глаза от нежданно явленного богатства со смешанным чувством алчбы и неприятия: за всю жизнь ему не доводилось держать в руках более десяти серебряных пенсов.
— Пойду-ка спрошу об Олдвине в церкви Святого Юлиана, — сказал он бесцветным голосом и тихо шагнул за порог. Только Маргарет заметила, что он уходит, и любезно проводила его на улицу.
Всего в шкатулке было пятьсот семьдесят серебряных пенсов, разложенных по шести войлочным мешочкам. Фортуната втиснула кошельки обратно в шкатулку и закрыла крышку.
— Запри ее и спрячь для меня, — попросила девушка. — Ведь это мои деньги, верно? Я могу их использовать как хочу.
Домашние обернулись к ней, и во взглядах их читались любовь и благосклонность, словно перед ними была все та же маленькая девочка, какой они привыкли ее видеть.
— Я хочу, чтобы вы все знали: как только Илэйв вернулся, я поняла, что люблю его. Это случилось еще до того, как он попал в беду. Я и раньше по-детски любила его, но сейчас я уже взрослая — и полюбила его совсем иначе. Деньги, что он принес, предназначены мне в приданое, но я не хочу другого мужа, кроме Илэйва. Если тому быть не суждено, по крайней мере, я использую эти деньги, чтобы выручить его из беды. Можно устроить побег, подкупить стражников… Я во что бы то ни стало попытаюсь его спасти!
— Девочка моя, — нежно и одновременно с твердостью ответил Жерар. — Не сама ли ты говорила мне, что предлагала ему бежать, пользуясь случаем? И однако, он отказался. И опять откажется: ты его не принудишь. И на мой взгляд, будет прав. Во-первых, он дал слово. Но главное, он считает себя правым и не хочет, чтобы его побег истолковали как признание вины. Ведь только виновный боится суда.
— Да, — согласилась Фортуната. — Он уверен, что и Церковь, и государство будут судить его по справедливости. Но я в этом сомневаюсь. И уж лучше я выкуплю его жизнь против его воли, чем буду смотреть, как ее отнимают.
— Как заставить бежать человека, который сам того не хочет? Ведь он уже отказал тебе однажды, — вслед за Жераром напомнил девушке Джеван.
— Это было до того, как убили Олдвина, — настаивала Фортуната. — Тогда его обвиняли только в ереси. А теперь на него еще пало обвинение в убийстве. Я убеждена, что это не он убил: он не может никого убить. Но они схватили и заперли его — раненого, беспомощного. Теперь его жизнь в опасности.
— На жизнь его пока еще никто не покушается, — грубовато заметил Жерар и, обняв девушку, прижал ее к своему толстому боку. — Хью Берингар — парень не промах, его на кривой не объедешь. Если Илэйв не виноват, он скоро выйдет из передряги целым и невредимым. Погоди! Наберись терпения — и мы скоро узнаем, что выявит следствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63