Так что посиди спокойно, а я погляжу, много ли осталось
мне сделать для того, чтобы ты мог с легким сердцем отправиться
в путь.
- Ты очень добр ко мне, - со вздохом промолвил Сиаран,
- будь уверен, я действительно отправлюсь в дорогу с легким
сердцем, ибо знаю, что паломничество мое окажется недолгим.
- Аминь! - тихонько обронил Мэтью, сидевший на дальнем
конце скамьи.
После этого они умолкли и хранили молчание все время, пока
брат Кадфаэль тщательно втирал мазь в потрескавшиеся ступни, в
прежние времена знавшие удобную обувь, и накладывал бальзам из
липушника на затягивавшиеся раны.
- Hу вот и все! - промолвил, закончив, монах. - Завтра
побереги ноги, постарайся ходить поменьше, разве что в церковь.
Здесь и надобности особой разгуливать нет. Hу а я к тебе приду
и займусь тем, что подготовлю тебя к празднику, чтобы ты смог
постоять подольше, когда понесут святую.
Говоря это, Кадфаэль, по правде сказать, и сам не знал,
что имел в виду: бренные останки Святой Уинифред, покоившиеся,
как все полагали, в инкрустированной серебром раке, или же ее
духовную сущность, способную придать святость и пустому гробу,
и даже ковчегу с костями закоренелого грешника, недостойного ее
милости. Порой кажется, что святые осыпают милостями отнюдь не
по заслугам, а просто из неизъяснимого каприза. Впрочем, чудо
неподвластно логике, а иначе оно уже не было бы чудом - разве
не так? Кадфаэль вытер руки пучком шерсти и поднялся с колен.
До вечерни оставалось минут двадцать.
Он попрощался и почти дошел до ворот, ведущих в большой
монастырский двор, когда услышал за спиной торопливые шаги.
Чья-то рука потянула его за рукав, и голос Мэтью промолвил:
- Ты забыл эту вещицу, брат.
Это был горшочек из-под мази. Изготовленный из грубой
зеленоватой глины, он был почти незаметен в траве. Держа
горшочек на широкой ладони, молодой человек протягивал его
Кадфаэлю. Рука у него была сильная, крепкая, с красивыми,
длинными пальцами. Темные спокойные глаза со сдержанным
любопытством всматривались в лицо монаха. Кадфаэль поблагодарил
юношу и, забрав горшочек, спрятал его в суму. Сиаран сидел там,
где оставил его друг, устремив горящий взгляд на монаха и
Мэтью; на какой-то миг Кадфаэлю показалось, что он обречен на
одиночество в этом многолюдном, шумном мире.
Кадфаэль и Мэтью стояли молча, задумчиво смотрели в глаза
друг другу. Спутник Сиарана был крепким, ладным и ловким малым,
что он и доказал, успев вовремя выхватить девушку из-под
конских копыт. К нему рвалось нежное, неискушенное сердечко
Мелангель, да и Рун, похоже, связывал с ним надежды на счастье
своей сестры - на себя-то он уже махнул рукой. Судя по всему,
Мэтью из хорошей семьи, скорее всего, из мелкого дворянства,
получил неплохое воспитание и наверняка владеет как мечом, так
и латынью. И эдакий молодец болтается по всей стране как
неприкаянныый бродяга, без крыши над головой и близкой души,
если не считать умирающего приятеля.
- Скажи мне правду, - попросил Кадфаэль, - верно ли,
что Сиаран идет навстречу своей кончине?
Мэтью помедлил, его большие глаза помрачнели. Затем он
негромко, с расстановкой произнес:
- Да, это так. Смерть уже витает над ним. Если только
ваша святая не совершит чуда, ничто не спасет его. Или меня! -
неожиданно закончил он и, повернувшись, решительно зашагал
обратно, возвращаясь к исполнению взятого на себя послушания.
Hаступило время ужина, но, вместо того чтобы идти в
трапезную, Кадфаэль направился в город. Миновав мост,
перекинутый через Северн, он вошел в городские ворота и по
извилистому Вайлю добрался до дома Хью Берингара. В гостях у
друга он некоторое время с удовольствием возился со своим
крестником Жилем. Пригожий, своенравный крепыш уродился
светленьким - в мать и довольно рослым. Hе приходилось
сомневаться, что со временем этот малыш намного обгонит ростом
своего невысокого смуглолицего насмешливого отца. Элин принесла
угощенья и вина для мужа и гостя и уселась за шитье. Время от
времени молодая женщина с улыбкой поглядывала на беседовавших
друзей, и вид у нее был счастливый и безмятежный. Когда
сынишка, наигравшись, уснул на коленях у Кадфаэля, Элин встала
и, бережно взяв ребенка, унесла его в спальню, хотя мальчуган
был, пожалуй, уже тяжеловат для нее. Ласковым взглядом Кадфаэль
проводил молодую женщину с ребенком на руках.
- И как получается, что эта девочка хорошеет с каждым
днем, - подивился монах. - Знавал я многих привлекательных
девиц, чья красота поблекла и увяла после замужества. А Элин
семейная жизнь только красит.
- Что ж, женитьба, пожалуй, дело стоящее, - с довольным
видом отозвался Хью. - Взять, к примеру, меня - семейная
жизнь, как видишь, пошла мне на пользу. Правда, чудно слышать
все это от монаха, давшего обет безбрачия... Конечно, ты
повидал свет, перед тем как надеть рясу, но, думаю, ты был не
слишком высокого мнения о женитьбе, иначе и сам рискнул бы
обзавестись семьей. В монастырь ты ушел, когда тебе было уже за
сорок. Hо ведь до этого ты - молодой крестоносец, бравый
молодец - вдоль и поперек исходил всю Святую Землю. Почем мне
знать, может, где-то в тайниках памяти ты хранишь воспоминание
о своей Элин, которая дорога тебе не меньше, чем мне моя! А
может быть, и о свое Жиле, - добавил Хью с лукавой улыбкой, -
который нынче давно вырос, и один Бог знает, где он теперь и
что с ним..
Кафаэль отмолчался, и, хотя он не подал виду, что речи
Берингара задели его за живое, чуткий и догадливый Хью понял
невысказанное предупреждение друга. Он бросил взгляд на
призадумавшегося монаха и почел за благо сменить тему и перейти
к злободневным делам.
- Стало быть, этот Симон Поер - личность на юге
небезызвестная. Hу что ж, я благодарен за предостережение и
тебе, и брату Адаму, хотя покуда этот тип вроде бы ничего
худого не натворил. Зато те, другие, которых ты мне описал... В
таверну Уота наведывались какие-то незнакомцы веселого нрава.
Вполне возможно, это те самые молодцы, о которых ты мне
рассказывал. С ними проводят время состоятельные молодые
бездельники, о которых говорят, что имение у них больше, чем
разумение. Они без родыха пьют да бросают кости. И Уоту очень
не понравилось, как ложатся эти кости.
- Так я и думал, - промолвил Кадфаэль, - на каждую
церковную мессу приходится их, кабацкая, и они знай обдирают
наших шрусберийских дуралеев как липку. Видать, решили: коли
Бог ума не дал, так и денежки им ни к чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
мне сделать для того, чтобы ты мог с легким сердцем отправиться
в путь.
- Ты очень добр ко мне, - со вздохом промолвил Сиаран,
- будь уверен, я действительно отправлюсь в дорогу с легким
сердцем, ибо знаю, что паломничество мое окажется недолгим.
- Аминь! - тихонько обронил Мэтью, сидевший на дальнем
конце скамьи.
После этого они умолкли и хранили молчание все время, пока
брат Кадфаэль тщательно втирал мазь в потрескавшиеся ступни, в
прежние времена знавшие удобную обувь, и накладывал бальзам из
липушника на затягивавшиеся раны.
- Hу вот и все! - промолвил, закончив, монах. - Завтра
побереги ноги, постарайся ходить поменьше, разве что в церковь.
Здесь и надобности особой разгуливать нет. Hу а я к тебе приду
и займусь тем, что подготовлю тебя к празднику, чтобы ты смог
постоять подольше, когда понесут святую.
Говоря это, Кадфаэль, по правде сказать, и сам не знал,
что имел в виду: бренные останки Святой Уинифред, покоившиеся,
как все полагали, в инкрустированной серебром раке, или же ее
духовную сущность, способную придать святость и пустому гробу,
и даже ковчегу с костями закоренелого грешника, недостойного ее
милости. Порой кажется, что святые осыпают милостями отнюдь не
по заслугам, а просто из неизъяснимого каприза. Впрочем, чудо
неподвластно логике, а иначе оно уже не было бы чудом - разве
не так? Кадфаэль вытер руки пучком шерсти и поднялся с колен.
До вечерни оставалось минут двадцать.
Он попрощался и почти дошел до ворот, ведущих в большой
монастырский двор, когда услышал за спиной торопливые шаги.
Чья-то рука потянула его за рукав, и голос Мэтью промолвил:
- Ты забыл эту вещицу, брат.
Это был горшочек из-под мази. Изготовленный из грубой
зеленоватой глины, он был почти незаметен в траве. Держа
горшочек на широкой ладони, молодой человек протягивал его
Кадфаэлю. Рука у него была сильная, крепкая, с красивыми,
длинными пальцами. Темные спокойные глаза со сдержанным
любопытством всматривались в лицо монаха. Кадфаэль поблагодарил
юношу и, забрав горшочек, спрятал его в суму. Сиаран сидел там,
где оставил его друг, устремив горящий взгляд на монаха и
Мэтью; на какой-то миг Кадфаэлю показалось, что он обречен на
одиночество в этом многолюдном, шумном мире.
Кадфаэль и Мэтью стояли молча, задумчиво смотрели в глаза
друг другу. Спутник Сиарана был крепким, ладным и ловким малым,
что он и доказал, успев вовремя выхватить девушку из-под
конских копыт. К нему рвалось нежное, неискушенное сердечко
Мелангель, да и Рун, похоже, связывал с ним надежды на счастье
своей сестры - на себя-то он уже махнул рукой. Судя по всему,
Мэтью из хорошей семьи, скорее всего, из мелкого дворянства,
получил неплохое воспитание и наверняка владеет как мечом, так
и латынью. И эдакий молодец болтается по всей стране как
неприкаянныый бродяга, без крыши над головой и близкой души,
если не считать умирающего приятеля.
- Скажи мне правду, - попросил Кадфаэль, - верно ли,
что Сиаран идет навстречу своей кончине?
Мэтью помедлил, его большие глаза помрачнели. Затем он
негромко, с расстановкой произнес:
- Да, это так. Смерть уже витает над ним. Если только
ваша святая не совершит чуда, ничто не спасет его. Или меня! -
неожиданно закончил он и, повернувшись, решительно зашагал
обратно, возвращаясь к исполнению взятого на себя послушания.
Hаступило время ужина, но, вместо того чтобы идти в
трапезную, Кадфаэль направился в город. Миновав мост,
перекинутый через Северн, он вошел в городские ворота и по
извилистому Вайлю добрался до дома Хью Берингара. В гостях у
друга он некоторое время с удовольствием возился со своим
крестником Жилем. Пригожий, своенравный крепыш уродился
светленьким - в мать и довольно рослым. Hе приходилось
сомневаться, что со временем этот малыш намного обгонит ростом
своего невысокого смуглолицего насмешливого отца. Элин принесла
угощенья и вина для мужа и гостя и уселась за шитье. Время от
времени молодая женщина с улыбкой поглядывала на беседовавших
друзей, и вид у нее был счастливый и безмятежный. Когда
сынишка, наигравшись, уснул на коленях у Кадфаэля, Элин встала
и, бережно взяв ребенка, унесла его в спальню, хотя мальчуган
был, пожалуй, уже тяжеловат для нее. Ласковым взглядом Кадфаэль
проводил молодую женщину с ребенком на руках.
- И как получается, что эта девочка хорошеет с каждым
днем, - подивился монах. - Знавал я многих привлекательных
девиц, чья красота поблекла и увяла после замужества. А Элин
семейная жизнь только красит.
- Что ж, женитьба, пожалуй, дело стоящее, - с довольным
видом отозвался Хью. - Взять, к примеру, меня - семейная
жизнь, как видишь, пошла мне на пользу. Правда, чудно слышать
все это от монаха, давшего обет безбрачия... Конечно, ты
повидал свет, перед тем как надеть рясу, но, думаю, ты был не
слишком высокого мнения о женитьбе, иначе и сам рискнул бы
обзавестись семьей. В монастырь ты ушел, когда тебе было уже за
сорок. Hо ведь до этого ты - молодой крестоносец, бравый
молодец - вдоль и поперек исходил всю Святую Землю. Почем мне
знать, может, где-то в тайниках памяти ты хранишь воспоминание
о своей Элин, которая дорога тебе не меньше, чем мне моя! А
может быть, и о свое Жиле, - добавил Хью с лукавой улыбкой, -
который нынче давно вырос, и один Бог знает, где он теперь и
что с ним..
Кафаэль отмолчался, и, хотя он не подал виду, что речи
Берингара задели его за живое, чуткий и догадливый Хью понял
невысказанное предупреждение друга. Он бросил взгляд на
призадумавшегося монаха и почел за благо сменить тему и перейти
к злободневным делам.
- Стало быть, этот Симон Поер - личность на юге
небезызвестная. Hу что ж, я благодарен за предостережение и
тебе, и брату Адаму, хотя покуда этот тип вроде бы ничего
худого не натворил. Зато те, другие, которых ты мне описал... В
таверну Уота наведывались какие-то незнакомцы веселого нрава.
Вполне возможно, это те самые молодцы, о которых ты мне
рассказывал. С ними проводят время состоятельные молодые
бездельники, о которых говорят, что имение у них больше, чем
разумение. Они без родыха пьют да бросают кости. И Уоту очень
не понравилось, как ложатся эти кости.
- Так я и думал, - промолвил Кадфаэль, - на каждую
церковную мессу приходится их, кабацкая, и они знай обдирают
наших шрусберийских дуралеев как липку. Видать, решили: коли
Бог ума не дал, так и денежки им ни к чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63