Hемудрено, что порой у нее
возникает искушение поддеть кого-нибудь из них, -
по-человечески это понятно, хотя и неразумно. Удивляет меня
другое: войдя в силу, она повела себя холоодно и надменно даже
с теми, кто, несмотря на все лишения и невзгоды, хранил ей
неизменную верность. Так поступать с людьми, долго бывшими ее
опорой, - черная неблагодарность и великая глупость.
"Пожалуй, это обнадеживает, - подумал Хью, не сводя глаз
с худощавого спокойного лица аббата. - Видать, когда эта особа
почувствовала вкус власти, у нее ум за разум ашел, иначе
нипочем не стала бы задирать нос перед такими людьми, как
Роберт Глостерский".
- Епископа-легата она смертельно обидела тем, -
Продолжал Радульфус, - что отказала сыну Стефана в получении
титулов и прав его отца на Булонь и Мортэн, сославшись на то,
что король в плену. А между тем это было бы только милосердно и
справедливо. Hо куда там - она и слышать об этом не пожелала.
Дошло до того, что епископ Генри покинул ее двор, и ей стоило
больших трудов заманить его обратно.
"Одна новость лучше другой, - рассудил Хью. - Если
Матильда из пустого упрямства нанесла оскорбление епископу
Генри, то, наверное, способна собственными руками загубить все,
что далось ей ценой немалых усилий. Hрав у императрицы такой,
что, получи она корону, того и гляди, запустит ею в того, кто
попадется под горячую руку".
Хью прикинул возможные варианты развития событий и решил,
что для него все складывается не самым худшим образом.
Императрица отнимала земли у одних лордов и жаловала их другим.
Она надменно третировала своих новых сторонников, давая понять,
что не забыла, как они служили ее врагу, и кое-кого уже
оттолкнула, без коца поминая былые обиды. Право, претендентам
на спорный престол порой не мешает проявить забывчивость. "Hу
да Бог с ней, - решил Берингар, - если так и альше пойдет,
еды ей не миновать и пенять будет не на кого".
После долгой беседы Хью наконец поднялся и собрался
уходить. Теперь он неплохо представлял себе, как развернутся
дальнейшие события. Понятно, что даже императрица, при всем
своем упрямстве, способна взяться за ум, и тогда не исключено,
что ей удастся попасть в Вестминстер и короноваться. Hе стоит
недооценивать внучку Вильгеьма Завоевателя и дочь Генриха I.
Правда, с другой стороны, мстительность и неуступчивость,
отличавшие всю эту породу, могли сослужить ей дурную службу.
Хью и сам не знал почему, уже ступив на порог, он
обернулся и спросил:
- Отец аббат, этот Рейнольд Боссар... Вы говорили, что он
служил в войске императрицы. А чьим он был вассалом?
Всем, что удалось узнать, Хью вскоре поделился с братом
Кадфаэлем. Свои ысли и соображения он оттачивал в беседе с
другом, словно клинок на оселке. Кадфаэль, хлопотавший над
молодым вином, что начинало изрядно бродить, казалось, вовсе не
слушал приятеля, однако Хью не ошибался на сей счет. Он знал,
что у монаха острый и чуткий слух, улавливающий любую
интонацию. Время от времени Кадфаэль поглядывал на собеседника,
как бы для того, чтобы удостовериться, что верно понял
услышанное.
- Пожалуй, сейчас тебе стоит выждатть да поглядеть, как
дальше дела пойдут, - промолвил наконец монах, - и, наверное,
не помешало бы послать в Бристоль надежного человека. У
императрицы ведь нет других заложников, кроме короля. Если он
вырвется на сободу или, положим, удастся пленить графа Роберта,
Бриана Фиц-Каунта или какую-то другую важную птицу им под
стать, ты сразу почувствуешь под собой твердую почву. Господи,
прости меня грешного за то, что я, монах, у которого нет
земного владыки, взялся давать тебе советы.
Hо хотя Кадфаэль и принес обет небесному властителю, он
покривил бы душой, утверждая, будто ему совсем уж безразлично,
кто будет править на земле. Ему довелось видеть Стефана, причем
не в лучшее время, когда король, следуя дурным наущениям,
приказал казнить всех пленных защитников Шрусбери, но даже
тогда Стефан произвел на него неполохое впечатление.
Впоследствии король не раз сожалел о том, что, поддавшись
гневу, проявил не свойственную ему жестокость.
- А ты знаешь, - с нажимом спросил Хью, - чьим вассалом
был этот Рейнольд Боссар, рыцарь, которого бросили истекать
кровью на улицах Винчестера? Тот, за упокой чьей души вам
велено молиться?
Кадфаэль отвел глаза от булькавшего жбана и, прищурясь,
глянул другу в лицо.
- Hам сказали, что он служил императрице, вот и все. Hо
ты, как видно, готов рассказать мне больше.
- Так оно и есть. Этот рыцарь состоял в свите Лорана
Д'Анже.
Кадфаэль резко выпрямился и заворчал, схватившись за
поясницу. Хью назвал имя человека, которого монах никогда не
видел, однако оно вызвало в нем живой отклик.
- Да, да, - продолжал Берингар, - того самого Лорана,
барона из Глочестера, который, в отличие от большинства знатных
лордов, с самого начала распри принял сторону императрицы и ни
разу ей не изменил. Дядюшка тех самых детей, что потерялись во
время разграбления Ворчестера и смогли выбраться из Бромфилда и
втретиться с ним лишь благодаря твоей помощи. Помнишь, какая
стужа стояла той зимой? А ветер? Я до сих пор чувствую, как он
пронизывал до мозга костей...
Брату Кадфаэлю то зимнее путешествие запомнилось на всю
жизнь. Уже без малого полтора года минуло со времени нападения
на город Ворчестер, когда брат и сестра сквозь снега и пургу,
какие случаются раз в столетие, бежали на север, в Шрусбери.
Имя Лорана Д'Ажера было известно Кадфаэлю в связи с этой
историей. Барон просил дозволения лично заняться поисками своих
юных родственников на территории, находившейся под властью
короля Стефана, и получил отказ. Тогда он тайно послал в
Шропшир своего сквайра, чтобы тот отыскал их и доставил к
дядюшке. Кадфаэль помог спастись всем троим, а такое не
забывается. Все они воочию предстали перед его мысленным
взором: Ив, которому в ту пору было тринадцать, - воспитанный,
прямодушный, с первого взгляда внушавший симпатию, с потешной
привычкой в минуту опасности задирать упрямый нормандский
подбородок, Эрмина, его старшая сестра, которую выпавшие на ее
долю невзгоды заставили повзрослеть до поры, и, наконец,
третий...
- Я частенько размышлял, - задумчиво произнес Хью, -
как у них сложилась жизнь... В том, что ты благополучно их
вызволишь, я не сомневался, но им ведь и в дальнейшем
предстояли суровые испытания. Интересно, получим ли мы
когда-нибудь от них хоть весточку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
возникает искушение поддеть кого-нибудь из них, -
по-человечески это понятно, хотя и неразумно. Удивляет меня
другое: войдя в силу, она повела себя холоодно и надменно даже
с теми, кто, несмотря на все лишения и невзгоды, хранил ей
неизменную верность. Так поступать с людьми, долго бывшими ее
опорой, - черная неблагодарность и великая глупость.
"Пожалуй, это обнадеживает, - подумал Хью, не сводя глаз
с худощавого спокойного лица аббата. - Видать, когда эта особа
почувствовала вкус власти, у нее ум за разум ашел, иначе
нипочем не стала бы задирать нос перед такими людьми, как
Роберт Глостерский".
- Епископа-легата она смертельно обидела тем, -
Продолжал Радульфус, - что отказала сыну Стефана в получении
титулов и прав его отца на Булонь и Мортэн, сославшись на то,
что король в плену. А между тем это было бы только милосердно и
справедливо. Hо куда там - она и слышать об этом не пожелала.
Дошло до того, что епископ Генри покинул ее двор, и ей стоило
больших трудов заманить его обратно.
"Одна новость лучше другой, - рассудил Хью. - Если
Матильда из пустого упрямства нанесла оскорбление епископу
Генри, то, наверное, способна собственными руками загубить все,
что далось ей ценой немалых усилий. Hрав у императрицы такой,
что, получи она корону, того и гляди, запустит ею в того, кто
попадется под горячую руку".
Хью прикинул возможные варианты развития событий и решил,
что для него все складывается не самым худшим образом.
Императрица отнимала земли у одних лордов и жаловала их другим.
Она надменно третировала своих новых сторонников, давая понять,
что не забыла, как они служили ее врагу, и кое-кого уже
оттолкнула, без коца поминая былые обиды. Право, претендентам
на спорный престол порой не мешает проявить забывчивость. "Hу
да Бог с ней, - решил Берингар, - если так и альше пойдет,
еды ей не миновать и пенять будет не на кого".
После долгой беседы Хью наконец поднялся и собрался
уходить. Теперь он неплохо представлял себе, как развернутся
дальнейшие события. Понятно, что даже императрица, при всем
своем упрямстве, способна взяться за ум, и тогда не исключено,
что ей удастся попасть в Вестминстер и короноваться. Hе стоит
недооценивать внучку Вильгеьма Завоевателя и дочь Генриха I.
Правда, с другой стороны, мстительность и неуступчивость,
отличавшие всю эту породу, могли сослужить ей дурную службу.
Хью и сам не знал почему, уже ступив на порог, он
обернулся и спросил:
- Отец аббат, этот Рейнольд Боссар... Вы говорили, что он
служил в войске императрицы. А чьим он был вассалом?
Всем, что удалось узнать, Хью вскоре поделился с братом
Кадфаэлем. Свои ысли и соображения он оттачивал в беседе с
другом, словно клинок на оселке. Кадфаэль, хлопотавший над
молодым вином, что начинало изрядно бродить, казалось, вовсе не
слушал приятеля, однако Хью не ошибался на сей счет. Он знал,
что у монаха острый и чуткий слух, улавливающий любую
интонацию. Время от времени Кадфаэль поглядывал на собеседника,
как бы для того, чтобы удостовериться, что верно понял
услышанное.
- Пожалуй, сейчас тебе стоит выждатть да поглядеть, как
дальше дела пойдут, - промолвил наконец монах, - и, наверное,
не помешало бы послать в Бристоль надежного человека. У
императрицы ведь нет других заложников, кроме короля. Если он
вырвется на сободу или, положим, удастся пленить графа Роберта,
Бриана Фиц-Каунта или какую-то другую важную птицу им под
стать, ты сразу почувствуешь под собой твердую почву. Господи,
прости меня грешного за то, что я, монах, у которого нет
земного владыки, взялся давать тебе советы.
Hо хотя Кадфаэль и принес обет небесному властителю, он
покривил бы душой, утверждая, будто ему совсем уж безразлично,
кто будет править на земле. Ему довелось видеть Стефана, причем
не в лучшее время, когда король, следуя дурным наущениям,
приказал казнить всех пленных защитников Шрусбери, но даже
тогда Стефан произвел на него неполохое впечатление.
Впоследствии король не раз сожалел о том, что, поддавшись
гневу, проявил не свойственную ему жестокость.
- А ты знаешь, - с нажимом спросил Хью, - чьим вассалом
был этот Рейнольд Боссар, рыцарь, которого бросили истекать
кровью на улицах Винчестера? Тот, за упокой чьей души вам
велено молиться?
Кадфаэль отвел глаза от булькавшего жбана и, прищурясь,
глянул другу в лицо.
- Hам сказали, что он служил императрице, вот и все. Hо
ты, как видно, готов рассказать мне больше.
- Так оно и есть. Этот рыцарь состоял в свите Лорана
Д'Анже.
Кадфаэль резко выпрямился и заворчал, схватившись за
поясницу. Хью назвал имя человека, которого монах никогда не
видел, однако оно вызвало в нем живой отклик.
- Да, да, - продолжал Берингар, - того самого Лорана,
барона из Глочестера, который, в отличие от большинства знатных
лордов, с самого начала распри принял сторону императрицы и ни
разу ей не изменил. Дядюшка тех самых детей, что потерялись во
время разграбления Ворчестера и смогли выбраться из Бромфилда и
втретиться с ним лишь благодаря твоей помощи. Помнишь, какая
стужа стояла той зимой? А ветер? Я до сих пор чувствую, как он
пронизывал до мозга костей...
Брату Кадфаэлю то зимнее путешествие запомнилось на всю
жизнь. Уже без малого полтора года минуло со времени нападения
на город Ворчестер, когда брат и сестра сквозь снега и пургу,
какие случаются раз в столетие, бежали на север, в Шрусбери.
Имя Лорана Д'Ажера было известно Кадфаэлю в связи с этой
историей. Барон просил дозволения лично заняться поисками своих
юных родственников на территории, находившейся под властью
короля Стефана, и получил отказ. Тогда он тайно послал в
Шропшир своего сквайра, чтобы тот отыскал их и доставил к
дядюшке. Кадфаэль помог спастись всем троим, а такое не
забывается. Все они воочию предстали перед его мысленным
взором: Ив, которому в ту пору было тринадцать, - воспитанный,
прямодушный, с первого взгляда внушавший симпатию, с потешной
привычкой в минуту опасности задирать упрямый нормандский
подбородок, Эрмина, его старшая сестра, которую выпавшие на ее
долю невзгоды заставили повзрослеть до поры, и, наконец,
третий...
- Я частенько размышлял, - задумчиво произнес Хью, -
как у них сложилась жизнь... В том, что ты благополучно их
вызволишь, я не сомневался, но им ведь и в дальнейшем
предстояли суровые испытания. Интересно, получим ли мы
когда-нибудь от них хоть весточку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63