Она замахнулась кулаком и хотела ударить его в живот, но Эйрик схватил ее за запястье и больно сжал.
— Даже и не думай ударить меня. В теперешнем своем состоянии я не задумаюсь и дам тебе сдачи.
— Твоей матери надо было бы мазать мылом твой рот, когда ты был ребенком. Язык у тебя невероятно грязный.
— У меня не было матери.
— Тебя что, под камнем нашли?
Он еще крепче сжал ей запястье и пристально поглядел на нее, словно решая, сломать ей кость или нет. Наконец отбросил руку с недовольным ворчанием.
Слезы навернулись Идит на глаза, она моргнула, смахивая их, и потерла больное место.
— Почему ты так полон ненависти? Я ничего особенного не сделала, что могло бы тебя обидеть.
— Разве? Вспомни получше. Первая вещь, которую я потребовал от тебя перед подписанием брачного соглашения, была верность. Ха! Не успели высохнуть чернила, как ты уже раздвинула ляжки для другого. А ведь наш брак еще даже не был завершен.
Рука у Идит замерла, она вопросительно вскинула голову:
— Ты думаешь, что я легла с другим мужчиной?
— Да.
— С кем?
— С проклятым ублюдком — Стивеном. С кем же еще?
— Ты с ума сошел. Знаешь ведь, как я его ненавижу.
— Нет, я только сейчас понял, что совершенно тебя не знаю. Но ты во сто крат больше заплатишь за свое коварство, леди супруга, и я имею в виду не пчелиные укусы.
Смехотворные обвинения Эйрика почему-то глубоко ранили Идит, и боль эта вскоре переросла в гнев, от которого у нее вскипела кровь. Она повернулась и направилась к двери, почувствовав потребность побыть наедине с собой и обдумать обвинения, которые он выдвинул против нее. Может, Гирта могла бы ей что-нибудь объяснить. Однако Эйрик схватил ее за локоть и рывком вернул назад:
— Закончи работу, которую начала.
Она надменно вскинула подбородок.
— Ты можешь сам обработать шею и плечи. — Она ткнула в кусок полированного металла на стене.
— Нет. Ты сама должна вылечить укусы — все до одного. В конце концов, ведь это из-за тебя все получилось.
Идит открыла было рот для протеста, но потом заставила себя замолчать. Пока она не поймет, что случилось в ее отсутствие, откуда взял Эйрик это смехотворное обвинение насчет любовника, все протесты будут бесполезными.
Его глаза сверкнули голубым огнем, опалив яростью.
— Тогда садись, — ледяным тоном приказала она. — И закрой глаза. — Ей не хотелось, чтобы он с такого близкого расстояния смотрел ей в лицо.
Всего лишь несколько укусов остались на нежной коже шеи, она быстро их обработала. Сейчас ее ногти уже ловко попадали сразу в нужное место и извлекали жало. Затем она перешла к его лицу, которое он поднял ей навстречу.
Веселые морщинки, прежде окружавшие его глаза и губы, каким-то образом преобразились в приметы жестокости. Длинные ресницы Эйрика лежали шелковым черным веером на нижних веках, отбрасывая глубокие тени. «Вероятно, он еще и в эту ночь спал совсем немного, размышляя, как бы посильнее потерзать ее по возвращении», — с грустью подумалось ей.
Она осторожно повернула его упрямый подбородок, невольно отметив, как он сердито дернулся под ее пальцами. Одно жало она удалила совсем близко от правого глаза. К вечеру укус так распухнет, что закроет глаз. Откинула назад несколько прядей длинных, спутанных волос, добираясь до четырех укусов на лбу и попутно подумав, что ему пора бы подстричься. Прямые черные волосы свисали до плеч по моде саксов, но были все же слишком длинными.
Почти закончила. Слава Богу!
— У тебя несколько укусов в усах. Может, ты сбреешь их совсем, чтобы я могла добраться до жал?
— Почему у тебя кожа такая гладкая?
Понадобилось несколько мгновений, чтобы до нее дошли слова Эйрика. И тогда она поняла, что его глаза — ярко-голубые, как лед, — широко открыты и пристально смотрят на нее. С близкого расстояния.
Она нахмурилась и сгорбила плечи, но слишком поздно.
Эйрик крепко схватил ее за подбородок и повернул лицом к свету:
— Сегодня у твоей кожи нет обычного сероватого оттенка. Нет и морщин, и признаков старости.
Идит едва смогла удержать дрожь в губах под его пристальным взглядом.
— В твое отсутствие я много бывала на солнце. Загар придает здоровый вид коже, ты разве не знаешь?
Казалось, она его не убедила.
— Помимо того, у меня в семье у всех хорошая кожа. Говорят, у моей бабушки не было ни единой морщинки, когда она умерла в возрасте пятидесяти двух лет.
О Господи! Идит пришла в отчаяние. Сейчас представился удобный случай признаться в своем маскараде, однако, учитывая настроение Эйрика, она опасалась его реакции. При еще не завершенном браке он легко мог прогнать ее. Стоит ли ей сейчас пытаться поговорить с ним начистоту? Нет, лучше выждать еще немного, пока не прояснится недоразумение со Стивеном.
Но нужно как-то отвлечь его внимание.
— Ну, если ты отказываешься сбривать усы, тогда закрой, по крайней мере, снова глаза, чтобы я могла копаться среди волосков.
Эйрик что-то пробурчал, однако слова прозвучали неразборчиво, поскольку ее левая рука зажимала ему рот. Жесткие волоски щекотали ей пальцы, и Идит невольно вспомнила, как они щекотали во время того страстного, умопомрачительного поцелуя в этой самой комнате.
Казалось, Эйрик вспомнил про это тоже. Голос его прозвучал хрипло, когда она отступила назад и он спросил:
— Ты закончила?
— Да, повернись еще раз. Мне нужно приложить к ранам что-нибудь успокаивающее, чтобы укусы не распухли.
Пока она оказывала помощь, слуги принесли в комнату лохань, полную горячей, судя по пару, воды, а также соль и луковицы, как она и велела. Она высыпала всю соль из горшка в воду, затем повернулась к столу, где все еще лежал нож. Разрезала пополам большую луковицу и начала натирать ею спину Эйрика быстрыми движениями.
— Ааах! Как приятно.
— Я знаю, так и должно быть. Теперь встань, чтобы я могла натереть ноги.
Она опустилась на колени и вдруг почувствовала, как ноги Эйрика напряглись.
— Что это за безбожный запах?
— Лук.
С руганью он протянул руки и поставил ее на ноги. Сначала недоверчиво уставился на белое полушарие в ее руке, затем на слезы от лукового сока, струившиеся по ее лицу.
— Святые мощи! Как ты смеешь покрывать мое тело этой вонючей дрянью! Ты издеваешься над моим телом, пользуясь моим бедственным положением?
— Нет, всем известно, что луковый сок — первейшее средство от пчелиных укусов.
— Ну так пусть эти все и отправляются ко всем чертям. — Он схватил ее за руку, потащил к лохани и, сунув ей тряпку и кусок мыла, приказал: — Сейчас ты смоешь с моей кожи каждую каплю этой дряни, иначе я забью тебе все луковицы в глотку, так что у тебя из ушей потечет сок.
Он залез в горячую воду, но тут же вскочил на ноги:
— Ох! Жжет как адское пламя. Что в воде?
— Соль.
Выбравшись из лохани, он схватил ее за локти и оторвал от пола, так что они оказались нос к носу, глаза к глазам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Даже и не думай ударить меня. В теперешнем своем состоянии я не задумаюсь и дам тебе сдачи.
— Твоей матери надо было бы мазать мылом твой рот, когда ты был ребенком. Язык у тебя невероятно грязный.
— У меня не было матери.
— Тебя что, под камнем нашли?
Он еще крепче сжал ей запястье и пристально поглядел на нее, словно решая, сломать ей кость или нет. Наконец отбросил руку с недовольным ворчанием.
Слезы навернулись Идит на глаза, она моргнула, смахивая их, и потерла больное место.
— Почему ты так полон ненависти? Я ничего особенного не сделала, что могло бы тебя обидеть.
— Разве? Вспомни получше. Первая вещь, которую я потребовал от тебя перед подписанием брачного соглашения, была верность. Ха! Не успели высохнуть чернила, как ты уже раздвинула ляжки для другого. А ведь наш брак еще даже не был завершен.
Рука у Идит замерла, она вопросительно вскинула голову:
— Ты думаешь, что я легла с другим мужчиной?
— Да.
— С кем?
— С проклятым ублюдком — Стивеном. С кем же еще?
— Ты с ума сошел. Знаешь ведь, как я его ненавижу.
— Нет, я только сейчас понял, что совершенно тебя не знаю. Но ты во сто крат больше заплатишь за свое коварство, леди супруга, и я имею в виду не пчелиные укусы.
Смехотворные обвинения Эйрика почему-то глубоко ранили Идит, и боль эта вскоре переросла в гнев, от которого у нее вскипела кровь. Она повернулась и направилась к двери, почувствовав потребность побыть наедине с собой и обдумать обвинения, которые он выдвинул против нее. Может, Гирта могла бы ей что-нибудь объяснить. Однако Эйрик схватил ее за локоть и рывком вернул назад:
— Закончи работу, которую начала.
Она надменно вскинула подбородок.
— Ты можешь сам обработать шею и плечи. — Она ткнула в кусок полированного металла на стене.
— Нет. Ты сама должна вылечить укусы — все до одного. В конце концов, ведь это из-за тебя все получилось.
Идит открыла было рот для протеста, но потом заставила себя замолчать. Пока она не поймет, что случилось в ее отсутствие, откуда взял Эйрик это смехотворное обвинение насчет любовника, все протесты будут бесполезными.
Его глаза сверкнули голубым огнем, опалив яростью.
— Тогда садись, — ледяным тоном приказала она. — И закрой глаза. — Ей не хотелось, чтобы он с такого близкого расстояния смотрел ей в лицо.
Всего лишь несколько укусов остались на нежной коже шеи, она быстро их обработала. Сейчас ее ногти уже ловко попадали сразу в нужное место и извлекали жало. Затем она перешла к его лицу, которое он поднял ей навстречу.
Веселые морщинки, прежде окружавшие его глаза и губы, каким-то образом преобразились в приметы жестокости. Длинные ресницы Эйрика лежали шелковым черным веером на нижних веках, отбрасывая глубокие тени. «Вероятно, он еще и в эту ночь спал совсем немного, размышляя, как бы посильнее потерзать ее по возвращении», — с грустью подумалось ей.
Она осторожно повернула его упрямый подбородок, невольно отметив, как он сердито дернулся под ее пальцами. Одно жало она удалила совсем близко от правого глаза. К вечеру укус так распухнет, что закроет глаз. Откинула назад несколько прядей длинных, спутанных волос, добираясь до четырех укусов на лбу и попутно подумав, что ему пора бы подстричься. Прямые черные волосы свисали до плеч по моде саксов, но были все же слишком длинными.
Почти закончила. Слава Богу!
— У тебя несколько укусов в усах. Может, ты сбреешь их совсем, чтобы я могла добраться до жал?
— Почему у тебя кожа такая гладкая?
Понадобилось несколько мгновений, чтобы до нее дошли слова Эйрика. И тогда она поняла, что его глаза — ярко-голубые, как лед, — широко открыты и пристально смотрят на нее. С близкого расстояния.
Она нахмурилась и сгорбила плечи, но слишком поздно.
Эйрик крепко схватил ее за подбородок и повернул лицом к свету:
— Сегодня у твоей кожи нет обычного сероватого оттенка. Нет и морщин, и признаков старости.
Идит едва смогла удержать дрожь в губах под его пристальным взглядом.
— В твое отсутствие я много бывала на солнце. Загар придает здоровый вид коже, ты разве не знаешь?
Казалось, она его не убедила.
— Помимо того, у меня в семье у всех хорошая кожа. Говорят, у моей бабушки не было ни единой морщинки, когда она умерла в возрасте пятидесяти двух лет.
О Господи! Идит пришла в отчаяние. Сейчас представился удобный случай признаться в своем маскараде, однако, учитывая настроение Эйрика, она опасалась его реакции. При еще не завершенном браке он легко мог прогнать ее. Стоит ли ей сейчас пытаться поговорить с ним начистоту? Нет, лучше выждать еще немного, пока не прояснится недоразумение со Стивеном.
Но нужно как-то отвлечь его внимание.
— Ну, если ты отказываешься сбривать усы, тогда закрой, по крайней мере, снова глаза, чтобы я могла копаться среди волосков.
Эйрик что-то пробурчал, однако слова прозвучали неразборчиво, поскольку ее левая рука зажимала ему рот. Жесткие волоски щекотали ей пальцы, и Идит невольно вспомнила, как они щекотали во время того страстного, умопомрачительного поцелуя в этой самой комнате.
Казалось, Эйрик вспомнил про это тоже. Голос его прозвучал хрипло, когда она отступила назад и он спросил:
— Ты закончила?
— Да, повернись еще раз. Мне нужно приложить к ранам что-нибудь успокаивающее, чтобы укусы не распухли.
Пока она оказывала помощь, слуги принесли в комнату лохань, полную горячей, судя по пару, воды, а также соль и луковицы, как она и велела. Она высыпала всю соль из горшка в воду, затем повернулась к столу, где все еще лежал нож. Разрезала пополам большую луковицу и начала натирать ею спину Эйрика быстрыми движениями.
— Ааах! Как приятно.
— Я знаю, так и должно быть. Теперь встань, чтобы я могла натереть ноги.
Она опустилась на колени и вдруг почувствовала, как ноги Эйрика напряглись.
— Что это за безбожный запах?
— Лук.
С руганью он протянул руки и поставил ее на ноги. Сначала недоверчиво уставился на белое полушарие в ее руке, затем на слезы от лукового сока, струившиеся по ее лицу.
— Святые мощи! Как ты смеешь покрывать мое тело этой вонючей дрянью! Ты издеваешься над моим телом, пользуясь моим бедственным положением?
— Нет, всем известно, что луковый сок — первейшее средство от пчелиных укусов.
— Ну так пусть эти все и отправляются ко всем чертям. — Он схватил ее за руку, потащил к лохани и, сунув ей тряпку и кусок мыла, приказал: — Сейчас ты смоешь с моей кожи каждую каплю этой дряни, иначе я забью тебе все луковицы в глотку, так что у тебя из ушей потечет сок.
Он залез в горячую воду, но тут же вскочил на ноги:
— Ох! Жжет как адское пламя. Что в воде?
— Соль.
Выбравшись из лохани, он схватил ее за локти и оторвал от пола, так что они оказались нос к носу, глаза к глазам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102