Он провожал глазами се фигуру, пока она не поднялась по лестнице на второй этаж.
Несколько часов спустя Эйрик вошел в темную спальню, зажег свечу и, взглянув на кровать, громко рассмеялся. Его несговорчивая жена лежала, утопая в ворохе простыней и одежд и, несомненно, мучилась от майской жары. Примостившись на краю кровати, она делала вид, что спит.
Эйрик удовлетворенно хмыкнул.
Для начала он шумно помочился в ночной горшок, стоявший за ширмой в углу комнаты, уверенный, что эта интимная сторона супружеской жизни вызовет раздражение у его щепетильной жены. Помыв лицо и руки в тазу с водой, он снял все с себя и скользнул голый на огромную, стоявшую посреди комнаты, кровать.
Он подвинул ногу на ту сторону кровати, где лежала Идит, и погладил ей большим пальцем лодыжку. Она дернулась и едва не упала с края. Он улыбнулся себе под нос, затем воскликнул:
— Скажи на милость, Идит! Зачем на тебе столько одежды?
— Я озябла, — ответил из-под простыни, которую она теперь натянула по самую макушку, ее слабый, приглушенный голос.
— Покажи мне свои ноги, — раздался еще один приглушенный голос, чуточку более пронзительный, чем ее, из угла, где на клетку был наброшен кусок темной ткани. И мгновение спустя: — Покажи мне свой зад.
Идит застонала и что-то невразумительно посулила попугаю.
Эйрик потряс головой, удивляясь, какую комическую окраску приобрела его жизнь в последнее время. Затем насупился, вспомнив, что самой комичной фигурой в этом маскараде, затеянном его женой, был он сам.
— Сними свой проклятый балахон, Идит. А то мне слишком жарко лежать рядом с твоим перегретым телом.
Она что-то еле слышно проворчала, и Эйрик мог поклясться, что Абдул откликнулся тихим хихиканьем.
— По крайней мере, задуй свечу. Это нескромно, — пронзительным голосом потребовала она. Не дождавшись должной поспешности в исполнении своей просьбы, она недовольно повернулась к нему, вне всяких сомнений намереваясь отвесить от всей души затрещину. И издала прерывистый вздох, когда увидела его обнаженное тело, лениво развалившееся рядом. Потерявшись, она поскорее отвернула лицо.
— Да-да, сейчас. Ну что ж, вполне понятная робость женщины рядом с новым супругом, — произнес он с подчеркнутой хрипотцой желания, прежде чем подняться и выполнить ее просьбу. Когда комната погрузилась в полнейшую темноту, он вернулся в постель и понял, что Идит сняла с себя все единым махом и теперь лежит под простыней голая.
«Ох, Идит, ты горько ошибаешься, если думаешь, что можешь спрятаться от меня. Ты заплатишь за свой обман. В свое время. Так, как я сочту нужным».
Она лежала спиной к нему, прямая, как холодная кочерга. Он медленно подвинул к ней ногу, проверяя ее реакцию. От легкого прикосновения мохнатой ноги к ее гладкой лодыжке она вздрогнула. Эйрик тоже вздрогнул, но только от неистового желания, выстрелившего вверх по ноге и рикошетом отозвавшегося во всех чувствительнейших местах тела — особенно в ноющем органе любви.
Вдруг он пожалел, что задул свечу. Ему захотелось получше разглядеть свою новую жену. И те длинные кудрявые волосы, которые он мельком видел днем. Как они выглядят, разметавшись на белом постельном белье?
Эйрик на ощупь протянул руку к подушке, но не почувствовал шелковистых прядей. Пощупав получше, он нашел ее голову, однако вредная ведьма заплела волосы в косу и уложила в тугую корону вокруг головы. И, что хуже того, коса была покрыта густым слоем жира. Он понюхал пальцы. «Свиной жир. Так вот почему серебристая блондинка казалась седой от старости. Женщина шла на немалые хлопоты, чтобы обмануть меня. Зачем?»
Внезапно Идит оттолкнула его руку прочь с недовольным возгласом и села в кровати, не забыв натянуть простыню повыше, чтобы закрыть груди от его пристального взгляда. Как будто он что-то мог разглядеть в темноте.
— Послушай, я не люблю оттягивать неизбежное, каким бы оно ни было отвратительным. Завтра у меня много дел. Пора качать мед из некоторых ульев. Мы с Бертой хотим расфасовать его по горшкам для рынка. Так что давай не будем тянуть… с этим занятием… чтобы я могла хоть немного поспать.
— Что?
— Начинай… это.
«Боже мой! Эта язва думает, что может „перетерпеть“ совокупление мужа и жены».
Он услышал шорох ткани и подвинулся поближе, чтобы посмотреть, что она делает. При лунном свете, проходящем через два стрельчатых проема в ближайшей стене, он ясно увидел, что его исполненная чувства долга супруга лежит на спине, прижав руки к бокам, крепко закрыв глаза и широко раскинув ноги, словно готовая к самопожертвованию героиня. Лежит абсолютно голая!
Несмотря на отсутствие чувственности в мученической позе Идит, сердце у Эйрика учащенно забилось. Кончики его пальцев до боли жаждали проверить все таинственные места, которые жена так долго скрывала. Губам до боли хотелось прильнуть в поцелуе к ее тонко очерченным губам. Язык жаждал проникнуть в ее рот, ощутить вкус ее нежной кожи и, о Боже, даже нектар между ее ног.
А его орудие! Твердое как скала, оно ничего так не хотело, как погрузиться в ее девственное тело и познать ласку недр ее женского естества.
Эйрик сделал глубокий вдох, чтобы попридержать неистовый огонь, грозивший поглотить его целиком, затем встал на колени между ее ногами. Единственными звуками в комнате было его тяжелое дыхание, да порой трепет крыльев Абдула, когда он ворочался во сне. Идит же, казалось, вовсе перестала дышать.
Положив руки на каждую из широко раскинутых лодыжек, Эйрик медленно провел кончиками пальцев вверх по икрам, пытаясь определить очертания и упругость ее тела на ощупь, в почти полной темноте.
Он не намеревался осуществить брак в эту ночь, пока не узнает наверняка мотивов ее обмана. Однако ему нравилось дразнить ее, хотя он начинал подозревать, что, может, ему и не удастся выйти без ущерба из ночной игры.
Когда его любопытные пальцы ощупали изгибы красивых коленей и двинулись выше по упругим контурам бедер, Идит издала приглушенный звук протеста, но потом зажала себе рукой рот.
Его руки двинулись еще выше, туда, где начинаются бедра. И ему снова захотелось, чтобы горела свеча и чтобы он мог увидеть, блестит ли между ними влага. Не похоже! Скорее, там висят сосульки. В следующий раз он позаботится об освещении. Наполнит комнату дюжинами ее драгоценных восковых свечей, и пошла она прочь, эта ее дурацкая скромность.
Когда кончики его пальцев едва коснулись шелковых волосков, Идит простонала:
— Перестань.
— Что? — поинтересовался он невинным тоном.
— Трогать меня.
— Почему?
— Мне не нравится, когда меня трогают.
— Ты нервничаешь от этого?
В ответ она издала тихий, растерянный возглас:
— Да!.. Я хочу сказать, нет… Ох, ради Божьей любви, приступай поскорей, чтобы я могла поспать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Несколько часов спустя Эйрик вошел в темную спальню, зажег свечу и, взглянув на кровать, громко рассмеялся. Его несговорчивая жена лежала, утопая в ворохе простыней и одежд и, несомненно, мучилась от майской жары. Примостившись на краю кровати, она делала вид, что спит.
Эйрик удовлетворенно хмыкнул.
Для начала он шумно помочился в ночной горшок, стоявший за ширмой в углу комнаты, уверенный, что эта интимная сторона супружеской жизни вызовет раздражение у его щепетильной жены. Помыв лицо и руки в тазу с водой, он снял все с себя и скользнул голый на огромную, стоявшую посреди комнаты, кровать.
Он подвинул ногу на ту сторону кровати, где лежала Идит, и погладил ей большим пальцем лодыжку. Она дернулась и едва не упала с края. Он улыбнулся себе под нос, затем воскликнул:
— Скажи на милость, Идит! Зачем на тебе столько одежды?
— Я озябла, — ответил из-под простыни, которую она теперь натянула по самую макушку, ее слабый, приглушенный голос.
— Покажи мне свои ноги, — раздался еще один приглушенный голос, чуточку более пронзительный, чем ее, из угла, где на клетку был наброшен кусок темной ткани. И мгновение спустя: — Покажи мне свой зад.
Идит застонала и что-то невразумительно посулила попугаю.
Эйрик потряс головой, удивляясь, какую комическую окраску приобрела его жизнь в последнее время. Затем насупился, вспомнив, что самой комичной фигурой в этом маскараде, затеянном его женой, был он сам.
— Сними свой проклятый балахон, Идит. А то мне слишком жарко лежать рядом с твоим перегретым телом.
Она что-то еле слышно проворчала, и Эйрик мог поклясться, что Абдул откликнулся тихим хихиканьем.
— По крайней мере, задуй свечу. Это нескромно, — пронзительным голосом потребовала она. Не дождавшись должной поспешности в исполнении своей просьбы, она недовольно повернулась к нему, вне всяких сомнений намереваясь отвесить от всей души затрещину. И издала прерывистый вздох, когда увидела его обнаженное тело, лениво развалившееся рядом. Потерявшись, она поскорее отвернула лицо.
— Да-да, сейчас. Ну что ж, вполне понятная робость женщины рядом с новым супругом, — произнес он с подчеркнутой хрипотцой желания, прежде чем подняться и выполнить ее просьбу. Когда комната погрузилась в полнейшую темноту, он вернулся в постель и понял, что Идит сняла с себя все единым махом и теперь лежит под простыней голая.
«Ох, Идит, ты горько ошибаешься, если думаешь, что можешь спрятаться от меня. Ты заплатишь за свой обман. В свое время. Так, как я сочту нужным».
Она лежала спиной к нему, прямая, как холодная кочерга. Он медленно подвинул к ней ногу, проверяя ее реакцию. От легкого прикосновения мохнатой ноги к ее гладкой лодыжке она вздрогнула. Эйрик тоже вздрогнул, но только от неистового желания, выстрелившего вверх по ноге и рикошетом отозвавшегося во всех чувствительнейших местах тела — особенно в ноющем органе любви.
Вдруг он пожалел, что задул свечу. Ему захотелось получше разглядеть свою новую жену. И те длинные кудрявые волосы, которые он мельком видел днем. Как они выглядят, разметавшись на белом постельном белье?
Эйрик на ощупь протянул руку к подушке, но не почувствовал шелковистых прядей. Пощупав получше, он нашел ее голову, однако вредная ведьма заплела волосы в косу и уложила в тугую корону вокруг головы. И, что хуже того, коса была покрыта густым слоем жира. Он понюхал пальцы. «Свиной жир. Так вот почему серебристая блондинка казалась седой от старости. Женщина шла на немалые хлопоты, чтобы обмануть меня. Зачем?»
Внезапно Идит оттолкнула его руку прочь с недовольным возгласом и села в кровати, не забыв натянуть простыню повыше, чтобы закрыть груди от его пристального взгляда. Как будто он что-то мог разглядеть в темноте.
— Послушай, я не люблю оттягивать неизбежное, каким бы оно ни было отвратительным. Завтра у меня много дел. Пора качать мед из некоторых ульев. Мы с Бертой хотим расфасовать его по горшкам для рынка. Так что давай не будем тянуть… с этим занятием… чтобы я могла хоть немного поспать.
— Что?
— Начинай… это.
«Боже мой! Эта язва думает, что может „перетерпеть“ совокупление мужа и жены».
Он услышал шорох ткани и подвинулся поближе, чтобы посмотреть, что она делает. При лунном свете, проходящем через два стрельчатых проема в ближайшей стене, он ясно увидел, что его исполненная чувства долга супруга лежит на спине, прижав руки к бокам, крепко закрыв глаза и широко раскинув ноги, словно готовая к самопожертвованию героиня. Лежит абсолютно голая!
Несмотря на отсутствие чувственности в мученической позе Идит, сердце у Эйрика учащенно забилось. Кончики его пальцев до боли жаждали проверить все таинственные места, которые жена так долго скрывала. Губам до боли хотелось прильнуть в поцелуе к ее тонко очерченным губам. Язык жаждал проникнуть в ее рот, ощутить вкус ее нежной кожи и, о Боже, даже нектар между ее ног.
А его орудие! Твердое как скала, оно ничего так не хотело, как погрузиться в ее девственное тело и познать ласку недр ее женского естества.
Эйрик сделал глубокий вдох, чтобы попридержать неистовый огонь, грозивший поглотить его целиком, затем встал на колени между ее ногами. Единственными звуками в комнате было его тяжелое дыхание, да порой трепет крыльев Абдула, когда он ворочался во сне. Идит же, казалось, вовсе перестала дышать.
Положив руки на каждую из широко раскинутых лодыжек, Эйрик медленно провел кончиками пальцев вверх по икрам, пытаясь определить очертания и упругость ее тела на ощупь, в почти полной темноте.
Он не намеревался осуществить брак в эту ночь, пока не узнает наверняка мотивов ее обмана. Однако ему нравилось дразнить ее, хотя он начинал подозревать, что, может, ему и не удастся выйти без ущерба из ночной игры.
Когда его любопытные пальцы ощупали изгибы красивых коленей и двинулись выше по упругим контурам бедер, Идит издала приглушенный звук протеста, но потом зажала себе рукой рот.
Его руки двинулись еще выше, туда, где начинаются бедра. И ему снова захотелось, чтобы горела свеча и чтобы он мог увидеть, блестит ли между ними влага. Не похоже! Скорее, там висят сосульки. В следующий раз он позаботится об освещении. Наполнит комнату дюжинами ее драгоценных восковых свечей, и пошла она прочь, эта ее дурацкая скромность.
Когда кончики его пальцев едва коснулись шелковых волосков, Идит простонала:
— Перестань.
— Что? — поинтересовался он невинным тоном.
— Трогать меня.
— Почему?
— Мне не нравится, когда меня трогают.
— Ты нервничаешь от этого?
В ответ она издала тихий, растерянный возглас:
— Да!.. Я хочу сказать, нет… Ох, ради Божьей любви, приступай поскорей, чтобы я могла поспать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102