Детей у них было с десяток, не меньше. Я не думаю…
— Никогда! — взвизгнула Идит и перекатилась на бок, подальше от несносного мерзавца. Конечно же он лжет. Женщины не делают подобных вещей. Идит просто была уверена, что не делают.
«А вдруг?»
К ее глубокому возмущению, Эйрик снова перевернулся на спину и перестал обращать на нее внимание. Не то что ей хотелось, чтобы у Эйрика появилось к ней желание. Может, так-то оно и лучше, уговаривала она себя.
Тогда почему она чувствует себя странно обделенной?
На следующее утро она проснулась и услышала, что Абдул бушует во всю мочь. Эйрик стоял перед птичьей клеткой полностью одетый, в черных штанах, башмаках и в нижней рубахе из толстой материи, вероятно намереваясь отправиться вместе со своими людьми на ристалище. Он держал перед голодной птицей кусочек хлеба.
— Противный чурбан! Авк! — скрипела птица голосом, сильно напоминавшим голос Идит. — Надоедливый ублюдок! Безмозглый негодяй! Лорд Дубина! Авк!
Эйрик оглянулся на нее и оскорбленно поднял бровь.
— Может, у тебя слишком много времени, Идит?
— Поцелуй меня в зад.
— Я не учила его этому, — заверила его Идит, когда он снова насмешливо поднял брови.
— Вялая лилия. Вялая лилия. Вялая лилия.
Глаза у Эйрика прищурились, в них сверкнула угроза, ведь птица повторила слова Идит, прозвучавшие в прошедшую ночь.
Идит почувствовала, как щеки ее вспыхнули от смущения.
— Хммм. Может, тебе нужен урок, моя леди супруга? — произнес Эйрик шелковым голосом, протянул руку к клетке и подобрал длинное зеленое перо, которое обронила птица. Задумчиво покосившись на Идит, он подошел к кровати, присел на краю, и сквозь укрывавшую ее простыню она ощутила своим боком тепло его бедра.
Коснувшись кончиком пера родинки, он хрипло произнес:
— Когда-нибудь… когда-нибудь, Идит, мы восхитительно позабавимся при помощи этого перышка.
Она уставилась на него, завороженная учащенным пульсом, забившимся у него на шее, пылкой чувственностью в светлых глазах, полнотой великолепных губ. И как только мог этот мужчина переходить от полного отсутствия интереса к пламенной страсти в течение нескольких мгновений? А Идит совершенно не сомневалась, что в этот миг он желал ее — так, как только мужчина может желать женщину. И могла бы поклясться, что сейчас в его тесных штанах нет никаких проблем с готовностью к любви.
Пристально глядя ей в глаза, он начал водить перышком по ее губам, по линии подбородка, по обнаженному плечу и, о Пресвятая Мария, по кончикам прикрытых простыней грудей. Через тонкую ткань они оба увидели, как ее соски затвердели.
У Эйрика вырвался резкий вздох.
У Идит по телу пронеслось новое, восхитительное ощущение, и она с нежным стоном закрыла глаза.
Однако глаза ее тут же широко распахнулись, когда она ощутила, что перышко провело нежную линию между грудей, миновало талию, живот и подошло к впадине между бедрами. Ткань простыни не защищала от щекочущего прикосновения. Драгоценное самообладание Идит грозило рухнуть, ей отчаянно хотелось раздвинуть ноги и выгнуться навстречу этим нежным ласкам. Ей потребовалась вся ее воля, чтобы удержаться.
«Ох, я становлюсь бесстыдной развратницей, — отругала себя Идит. — И самое ужасное, мне это нравится».
Ее кожа начинала пылать повсюду, куда бы он ни касался, — на коленях, лодыжках, щиколотках. Кровь гудела в ушах, а дыхание вырывалось неровное и шумное. Все тело тосковало по чему-то неясному, но уж точно грешному. Не успела она понять, что он затеял, как Эйрик откинул край простыни и пощекотал шелковым пером ее ступни.
Она громко застонала в настоящем, как ей подумалось, экстазе от этой его пытки. Или это была пытка его собственным экстазом? Ее смятенный разум ничего не мог понять.
Эйрик поднялся с мрачным удовлетворением на лице — как раз тогда, когда между ними начали возникать, подобно летней молнии, разряды страсти. Казалось, он слегка заколебался, затем нехотя повернулся и направился к двери.
— Ты оставляешь меня здесь в таком… состоянии?
Он остановился и медленно оглянулся, сверкнув на нее такой улыбкой, что сердце у нее зашлось. По всему было видно, что чувства бушевали в нем не менее сильно, чем в ней. Тихим голосом он поинтересовался:
— В каком состоянии?
— Честно говоря, и сама не знаю, но уверена, что это знаешь ты. Останови это, говорю я тебе.
— Остановить что?
Идит поняла, что такое ее состояние забавляет его.
— Эти твои игры со мной.
— Игры? Нет, жена, в игры играю не я. — Он засунул перышко в прорезь пряжки-дракона на плече и похлопал по нему. — Я приберегу перо для другого раза, Идит. И обещаю, что мы доведем эту игру до конца.
— Какую игру? — крикнула она вслед, но он уже ушел.
А ее тело изнемогало от голода, который он пробудил в ней к… перьям.
Да, этот мужчина сводит ее с ума.
Идит сводила его с ума.
В тот день Эйрик выжал на ристалище из своего тела, как и из тел своих людей, все силы, до последней капли, однако же не сумел стереть из памяти образ жены, лежавшей в то утро в его постели, с телом, изнемогавшим от потребности погасить вспыхнувшую страсть. Потребности, которую он разделял с ней наравне.
Итак, он ошибался не только в отношении внешности своей жены. Не была она и холодной мужененавистницей, какой он считал ее. Холодной? Ха! Будь она хоть чуточку погорячей, он уже сгорел бы.
Как бы там ни было, но что ему делать с собой, здоровым мужчиной со здоровым мужским аппетитом? Он пробыл без женщины уже с самого обручения, десять недель. И понимал, что не сможет еще одну ночь противиться искушению в покое и единении своей спальни. Но нечего и думать о том, чтобы пойти на риск и заронить в нее семя, не будучи до сих пор убежденным в ее верности.
Нет, нужно каким-то образом поставить между ними барьер до возвращения Сигурда со своим шпионским заданием. Но как ему это сделать, да поскорей, иначе он вот-вот уступит? Значит, надобно начать с Идит. Он должен сделать что-нибудь такое, отчего жена возненавидит его на какое-то время; разозлить ее настолько, чтобы пресечь этот ее бессознательный зов к нему. Он должен так ее разозлить, чтобы она превратилась в холодный камень.
Задача, судя по всему, не будет слишком трудной.
Эйрик вытер рукой потный лоб и рассеянно поглядел на край площадки, где один из его новых воинов, Аарон, обнял молодую жену, прекрасную мавританку со стройной фигурой, оливковой кожей и глазами газели. Засмеявшись от внезапного озарения, Эйрик подошел к молодой чете с быстро возникшим планом. Поначалу они не соглашались, с недоверием встретив его необычное предложение, однако вскоре, когда несколько монет согрели им ладони, согласились помочь. «Идит будет в истерике», — с усмешкой подумал Эйрик. Оставалось лишь надеяться, что этого случая окажется достаточным до возвращения Сигурда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Никогда! — взвизгнула Идит и перекатилась на бок, подальше от несносного мерзавца. Конечно же он лжет. Женщины не делают подобных вещей. Идит просто была уверена, что не делают.
«А вдруг?»
К ее глубокому возмущению, Эйрик снова перевернулся на спину и перестал обращать на нее внимание. Не то что ей хотелось, чтобы у Эйрика появилось к ней желание. Может, так-то оно и лучше, уговаривала она себя.
Тогда почему она чувствует себя странно обделенной?
На следующее утро она проснулась и услышала, что Абдул бушует во всю мочь. Эйрик стоял перед птичьей клеткой полностью одетый, в черных штанах, башмаках и в нижней рубахе из толстой материи, вероятно намереваясь отправиться вместе со своими людьми на ристалище. Он держал перед голодной птицей кусочек хлеба.
— Противный чурбан! Авк! — скрипела птица голосом, сильно напоминавшим голос Идит. — Надоедливый ублюдок! Безмозглый негодяй! Лорд Дубина! Авк!
Эйрик оглянулся на нее и оскорбленно поднял бровь.
— Может, у тебя слишком много времени, Идит?
— Поцелуй меня в зад.
— Я не учила его этому, — заверила его Идит, когда он снова насмешливо поднял брови.
— Вялая лилия. Вялая лилия. Вялая лилия.
Глаза у Эйрика прищурились, в них сверкнула угроза, ведь птица повторила слова Идит, прозвучавшие в прошедшую ночь.
Идит почувствовала, как щеки ее вспыхнули от смущения.
— Хммм. Может, тебе нужен урок, моя леди супруга? — произнес Эйрик шелковым голосом, протянул руку к клетке и подобрал длинное зеленое перо, которое обронила птица. Задумчиво покосившись на Идит, он подошел к кровати, присел на краю, и сквозь укрывавшую ее простыню она ощутила своим боком тепло его бедра.
Коснувшись кончиком пера родинки, он хрипло произнес:
— Когда-нибудь… когда-нибудь, Идит, мы восхитительно позабавимся при помощи этого перышка.
Она уставилась на него, завороженная учащенным пульсом, забившимся у него на шее, пылкой чувственностью в светлых глазах, полнотой великолепных губ. И как только мог этот мужчина переходить от полного отсутствия интереса к пламенной страсти в течение нескольких мгновений? А Идит совершенно не сомневалась, что в этот миг он желал ее — так, как только мужчина может желать женщину. И могла бы поклясться, что сейчас в его тесных штанах нет никаких проблем с готовностью к любви.
Пристально глядя ей в глаза, он начал водить перышком по ее губам, по линии подбородка, по обнаженному плечу и, о Пресвятая Мария, по кончикам прикрытых простыней грудей. Через тонкую ткань они оба увидели, как ее соски затвердели.
У Эйрика вырвался резкий вздох.
У Идит по телу пронеслось новое, восхитительное ощущение, и она с нежным стоном закрыла глаза.
Однако глаза ее тут же широко распахнулись, когда она ощутила, что перышко провело нежную линию между грудей, миновало талию, живот и подошло к впадине между бедрами. Ткань простыни не защищала от щекочущего прикосновения. Драгоценное самообладание Идит грозило рухнуть, ей отчаянно хотелось раздвинуть ноги и выгнуться навстречу этим нежным ласкам. Ей потребовалась вся ее воля, чтобы удержаться.
«Ох, я становлюсь бесстыдной развратницей, — отругала себя Идит. — И самое ужасное, мне это нравится».
Ее кожа начинала пылать повсюду, куда бы он ни касался, — на коленях, лодыжках, щиколотках. Кровь гудела в ушах, а дыхание вырывалось неровное и шумное. Все тело тосковало по чему-то неясному, но уж точно грешному. Не успела она понять, что он затеял, как Эйрик откинул край простыни и пощекотал шелковым пером ее ступни.
Она громко застонала в настоящем, как ей подумалось, экстазе от этой его пытки. Или это была пытка его собственным экстазом? Ее смятенный разум ничего не мог понять.
Эйрик поднялся с мрачным удовлетворением на лице — как раз тогда, когда между ними начали возникать, подобно летней молнии, разряды страсти. Казалось, он слегка заколебался, затем нехотя повернулся и направился к двери.
— Ты оставляешь меня здесь в таком… состоянии?
Он остановился и медленно оглянулся, сверкнув на нее такой улыбкой, что сердце у нее зашлось. По всему было видно, что чувства бушевали в нем не менее сильно, чем в ней. Тихим голосом он поинтересовался:
— В каком состоянии?
— Честно говоря, и сама не знаю, но уверена, что это знаешь ты. Останови это, говорю я тебе.
— Остановить что?
Идит поняла, что такое ее состояние забавляет его.
— Эти твои игры со мной.
— Игры? Нет, жена, в игры играю не я. — Он засунул перышко в прорезь пряжки-дракона на плече и похлопал по нему. — Я приберегу перо для другого раза, Идит. И обещаю, что мы доведем эту игру до конца.
— Какую игру? — крикнула она вслед, но он уже ушел.
А ее тело изнемогало от голода, который он пробудил в ней к… перьям.
Да, этот мужчина сводит ее с ума.
Идит сводила его с ума.
В тот день Эйрик выжал на ристалище из своего тела, как и из тел своих людей, все силы, до последней капли, однако же не сумел стереть из памяти образ жены, лежавшей в то утро в его постели, с телом, изнемогавшим от потребности погасить вспыхнувшую страсть. Потребности, которую он разделял с ней наравне.
Итак, он ошибался не только в отношении внешности своей жены. Не была она и холодной мужененавистницей, какой он считал ее. Холодной? Ха! Будь она хоть чуточку погорячей, он уже сгорел бы.
Как бы там ни было, но что ему делать с собой, здоровым мужчиной со здоровым мужским аппетитом? Он пробыл без женщины уже с самого обручения, десять недель. И понимал, что не сможет еще одну ночь противиться искушению в покое и единении своей спальни. Но нечего и думать о том, чтобы пойти на риск и заронить в нее семя, не будучи до сих пор убежденным в ее верности.
Нет, нужно каким-то образом поставить между ними барьер до возвращения Сигурда со своим шпионским заданием. Но как ему это сделать, да поскорей, иначе он вот-вот уступит? Значит, надобно начать с Идит. Он должен сделать что-нибудь такое, отчего жена возненавидит его на какое-то время; разозлить ее настолько, чтобы пресечь этот ее бессознательный зов к нему. Он должен так ее разозлить, чтобы она превратилась в холодный камень.
Задача, судя по всему, не будет слишком трудной.
Эйрик вытер рукой потный лоб и рассеянно поглядел на край площадки, где один из его новых воинов, Аарон, обнял молодую жену, прекрасную мавританку со стройной фигурой, оливковой кожей и глазами газели. Засмеявшись от внезапного озарения, Эйрик подошел к молодой чете с быстро возникшим планом. Поначалу они не соглашались, с недоверием встретив его необычное предложение, однако вскоре, когда несколько монет согрели им ладони, согласились помочь. «Идит будет в истерике», — с усмешкой подумал Эйрик. Оставалось лишь надеяться, что этого случая окажется достаточным до возвращения Сигурда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102